Кьюскай покачал головой.
– Я опросил всех сержантов. Никто ничего не видел и не слышал. Из-за этого, что ли, мы…
– Ступай и исполняй приказ.
Кьюскай ссутулил плечи и отошел. Вернулся отряд, отвечавший за поджог Верхнего города. Темрай подключил их к обыску повозок.
– И смотрите насчет воровства, – добавил он. – Если найдете награбленное, нужны имена виновных. Мы отсюда ничего не берем; надо, чтобы все это хорошенько поняли.
Солдаты не выказали восторга от этой идеи, но возражать не посмели. Поиски продолжались, и чем дальше, тем сильнее сердце Темрая сжимала какая-то жестокая рука. Почему-то он полагал раньше, что все будет так просто… Первое же, что он встретит в захваченном и разоренном городе, – это полковник Бардас Лордан, возможно, стоящий посреди Главного проспекта с мечом в руках, вызывающий вождя Темрая на смертный бой…
«А может быть, он сбежал».
Темрай закрыл глаза. Если Лордан в самом деле сбежал, тогда какое, во имя богов, может быть оправдание всему этому – тысячам сожженных заживо людей, бессмысленному, ужасному разрушению? Этого довольно, что бы свести с ума кого угодно: сжечь целый город, уничтожить целый народ с целью убить одного-единственного человека, только чтобы обнаружить, что этот единственный – сбежал…
Он немедленно выбросил эту мысль из головы, отбивая атаку на цитадель своего разума. Боги, отдавшие ему Перимадею, не поступят с ним так.
Он нагнулся и заглянул под ближайший вагон – и встретил неподвижный взгляд, глаза в глаза. Это был мальчик лет одиннадцати-двенадцати, прятавший свои по-подростковому переросшие члены за колесами. Лицо его было сведено ужасом, так хорошо знакомым Темраю. В глазах его Темрай видел пламя пожара и кошмары разрушения – образы, виденные им самим много лет назад, как если бы он смотрел в собственное страшное прошлое.
«Ты видел, как горела твоя мать? Как корчились в огне братья и сестры, пока не сгорела вся кожа и плоть и остались только черные кости, такие же черные, как руины города?»
Внутри его шевельнулась жалость, как кошка, царапающая полог, как старая белая кошка, которую так любила его мать, кошка, быстрее пламени носившаяся внутри горящего шатра, покуда не кончились пути к отступлению.
Он подумал о мальчике, обреченном носить этот огонь внутри себя всю оставшуюся жизнь, видящем пламя всякий раз, закрывая глаза… Он подумал обо всем этом, и содрогнулся от жалости, и наложил стрелу на тетиву своего лука.
«Я стал очень жестоким, – подумал он, – но все же не настолько. Хотя бы от этого я его избавлю».
Он натянул тетиву и прицелился. Тетива впилась в пальцы, и в этот миг кто-то позвал его сзади Темрай, оглянись! – и страшная боль отдалась в спине и в затылке, как от тяжелого удара. Стрела выпала у него из рук, он упал вперед бесформенной кучей. Это был голос Кьюская; вождь поднял голову и увидел Кьюская, и между Кьюскаем и собой – спину человека, такого знакомого…
Полковника Бардаса Лордана.
Тот взмахнул мечом, держа его обеими руками, пока Кьюскай поднимал пику, чтобы защититься. Темрай уже видел, что Кьюскай ошибся, но было поздно; меч Лордана ударил его в челюсть справа и вошел в плоть с толстым мясным звуком – так мясники разделывают тушу оленя, добытого на охоте, – и вышел с другой стороны. Голова Кьюская соскочила с плеч и повисла на полоске кожи с левого плеча; тело содрогнулось, прежде чем упасть, и Лордан развернулся к Темраю.
Как в том самом сне, что приходил время от времени. Во сне человек, который был Бардасом Лорданом, видел мальчика, прячущегося под повозкой, сходил с коня и направлялся к нему, и наклонялся, протягивая руку, длинную руку, которая, казалось, тянется целую вечность, настигая мальчика везде, куда бы он ни пытался отползти… рука хватала его за предплечье, или за локоть, или за кисть, и тянула, покуда сустав не выходил из паза, и кость не отрывалась, после чего рука хватала его за второй локоть, или за ногу, или за шею, пока весь он не оказывался разорван на кусочки – так дети медленно отрывают лепестки у цветка, и от него не оставалось совсем ничего, кроме той части, что смотрела сон; и рука протягивалась снова, и он просыпался… Говорят же, что если вовремя понять, что это сон, и получить над ним власть, его конец можно изменить, сделать другим, счастливым? Не это ли он пытался сделать…
– Вставай, – сказал Лордан.
Темрай попытался откатиться назад, под повозку; он уже видел людей за спиной Лордана, бегущих к нему на помощь, но, как часто бывает во сне, они были слишком далеко, они не могли успеть. Рука Лордана схватила его за волосы, рука, ужасная, как огонь. Лордан рванул – и он оказался на ногах, развернутым, с заломленной за спину рукой, так, что Темрай не мог шелохнуться, боясь, что она оторвется. Под подбородок ему ткнулось что-то холодное и острое.
– Назад, или я перережу ему глотку! – кричал Лордан тем, кто бежал на помощь. – Эй, ты, сделай раз в жизни что-то полезное и прикажи им убираться.
Темрай хотел подчиниться, но смог выдавить из горла только хрип. Никогда еще ему не было так страшно. Это был худший момент в его жизни.
– Ты, – снова заорал Лордан, – там, под телегой! Вылезай, пойдешь со мной. Если его кто-нибудь тронет – я убью вашего вождя.
Темрай заметил движение краем глаза; мальчик, в которого он целился, желая избавить его от мук выкарабкался из грязи и распрямился, перепуганный до безумия, не понимающий, что теперь делать.
– Обойди меня, – продолжал Лордан. – Возьми нож у меня на поясе и уткни этому ублюдку под мышку – да осторожней, ради богов, это предосторожность – на случай, если они расстараются и подстрелят меня, их вожак все равно умрет.
Боги, как он спокойно говорит, как потрясающе умело делает все; какой глупостью, понял Темрай, было даже пытаться помериться с ним силой, с этим человеком, который был сама Смерть. Все эти годы вождь мечтал о великой битве – о схватке один на один с ним, подобно перимадейским судебным поединкам, где твою руку направляет Правосудие и подтверждает твою правоту… Как глупо…
– Спокойно, – выдохнул Лордан ему в ухо. – Делай как я скажу, и все будет в порядке. Сейчас мы пойдем вперед, прогуляемся до моста. Понял меня? Пошел.
Легкого поворота заломленной руки было достаточно, чтобы Темрай завизжал от боли – если бы не потерял голос. Потом Лордан двинул его вперед – прижимая его колено к своему, двигаясь по шагу, целиком держа Темрая под контролем. Он знал, что Лордан может сломать его пополам, или отрезать ему голову, или оторвать один за другим все члены, и он ничего не сможет поделать с этим. Темрай ужасно не хотел умирать. По крайней мере хотя бы не так, не от рук полковника Бардаса Лордана, как если бы смерть от его руки была стократ хуже, больнее, бесповоротней, чем любая другая. Лордан мог раздавить его, оторвать ему голову, выпить кровь и съесть душу; он был Смертью, и дьяволом, и всем страхом, который он, Темрай Покоритель Городов, Темрай Смертоносный, принес в этот мир…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
