– Жаль.
Очень немногие из заметивших приближающуюся лодку созерцали ее неподвижно; большинство бросились в воду и старались добраться до нее вплавь. За спиной Алексия тоже была давка, и толпа столкнула их в воду, избавляя от проблемы выбора – но повергая в другую неприятность.
Вода сомкнулась у Патриарха над головой.
«Ну что же, – подумал он, – попробовать все равно стоило, я полагаю. Но я знал, что добра из этого не получится»
Тут что-то твердое сомкнулось у него на предплечье. Патриарх двигался в сторону лодки – вернее, его тащили, все еще погруженного в воду. Хотя с тех пор, как он скончался, ему уже не о чем было волноваться…
…пока первая порция соленой воды не рванулась ему в легкие, и Алексий запаниковал – как раз в тот самый момент, как голова его показалась над поверхностью. множество рук подхватило его и потянуло наверх, потом тело его тяжело осело на дощатый пол лодки, и кто-то давил ему на грудь – пытаясь убить? Нет, кажется, освободить его легкие от воды. Все это было довольно неприятно, и Алексий не сильно пожалел, когда в глазах у него потемнело и сознание покинуло его.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Префект вытер кровь, заливавшую глаза, и взглянул вниз, на стену, ведущую к главной башне над мостом. А потом – вверх, где был бастион Лордана. С обеих сторон он видел множество врагов, и каждый вражеский отряд превосходил числом войско, с помощью которого должен был удерживать шестнадцатую башню.
При других обстоятельствах префект решил бы, что сделал уже достаточно, – и был бы в своем праве. Четыре атаки подряд, сразу с обеих сторон, были отбиты с минимальными потерями для защитников. Потери врага оказались куда тяжелее, хотя это имело мало значения какая разница, скольких удалось убить, если они все прибывают?
Оценив ситуацию и приняв все возможные приготовления, префект постарался оценить свое собственное состояние, весьма и весьма скверное. Он получил хороший удар топором по шлему, и хотя шлем не был прорублен, на нем осталась вмятина, сильно поранившая голову. Теперь кровь из раны на лбу заливала глаза и мешала смотреть. В префекта попала стрела – с очень близкого расстояния, и хотя кольчуга не порвалась, удар сломал ребро – а может, даже два, что сильно затрудняло дыхание. Еще он подвернул ногу и растянул сухожилие в плече, отражая удар человека, намного превосходившего его по силе. На сколько префект понял, ни один из его собственных защитных выпадов не принес большого вреда врагам, но, на худой конец, он хотя бы был еще жив.
Последние полчаса он знал, что собирается умереть. Поражение – действие, растянутое во времени, и имеет разные стадии. На первой стадии кажется, что дела могли бы идти и получше; эта мысль перерастает в следующую – обстоятельства неблагоприятны, нужно что-то срочно предпринять, чтобы восстановить преимущество. Потом постепенно мысль «они в более выгодном положении» превращается в «мы все еще можем победить, если сдёлаем что-то неожиданное». Так одна за другой возможности спасения сходят на нет, пока не наступает миг полной уверенности, что, как ни крутись, исход уже предрешен. После этого мало значения имеет, дерется ли проигравшая сторона изо всех сил, или опускает руки и дает себя перерезать. Если дерется – то из мести (или из ярости, все равно) или из-за инстинктивной уверенности, что пасть в битве более почетно, каким-то образом это лучше для самого себя, чем сидеть в углу в ждать, пока враги перережут тебе глотку, оттянув голову за волосы. Сердце все еще бьется, легкие вбирают воздух, и это значит, что ты еще жив.
Враг ударил в пятый раз, и когда префект выкрикивал приказ держать строй, голос его был слабым. До этой ночи он не представлял, что возможно чувствовать усталость, пока битва еще не кончилась; вдохновение боя и яростный гнев не дают заметить боли в руках и коленях, служат воздаянием за частое, прерывистое дыхание, за жжение ран. Так оно обстоит первые четыре раза, а на пятый и последний – нет. Возможно, тело отказывается стараться, когда исход битвы столь очевиден.
Почему они не выпустили лучников, недоумевал он. Конечно, было темно, и невозможно хорошо прицелиться – но строй, где люди плотно примыкают друг к другу, мог бы послужить отличной мишенью даже для слепого. Объяснение могло быть любым – или лучники нужны сейчас где-то еще, или у дикарей нехватка стрел, а может, командующий не изобретателен – или он маньяк, обожающий рукопашную. Ничего странного.
Когда показался враг – отряды кочевников уже не бежали, а шли, придавая происходящему оттенок неестественного спокойствия, почти безмятежности, – префект крепче стиснул рукоять меча и обещал себе сражаться как можно лучше, ведь это последняя возможность. Всю свою сознательную жизнь он имел дело с честью и долгом – как с частью профессиональных обязанностей. Подобным образом винодел знает вина, а меховщик – меха. В его устах эти термины имели узкое политическое значение, он давно перестал думать, что же они значат на самом деле. И вот теперь, к несчастью, с опозданием, префект был вознагражден небольшим проблеском понимания: долг – это то, что держит тебя в строю, хотя никто не стал бы останавливать тебя, реши ты броситься прочь. А честь – это то, что остается, когда все остальные стоящие доводы стоять здесь и принять удар на себя давно уже испарились.
Ну вот, началось. Из темноты появился человек – темная фигура в кожаном шлеме, рука сжимает алебарду. Префект отбил удар, но слишком поздно догадался, что это финт. Он упал на парапет, все еще живой, но внезапно потерявший силы хоть что-то предпринять. Воин перешагнул через него, готовясь напасть на следующего врага, заступившего ему путь; префекта он больше не принимал во внимание, как будто тот перестал существовать.
«Не думаю, что в этот раз все обойдется.
Интересно, неужели я…
Я…»
Все пройдет успешно…
Оно было так близко. Еще каких-нибудь десять минут – и враг запер бы их, как овец в загоне. Но контратака людей Кьюская, которые наконец полностью завладели стеной, иначе бы их здесь не было, пришла как раз вовремя – если не в последний момент, то около того. Теперь враг отброшен. Горожане потеряли меньше бойцов и нанесли противнику огромный урон, но самое главное – их вынудили отступить. Это означало, что они больше не могут держать оборону материковой части Нижнего города. Что в свою очередь значит, что, если люди Кьюская овладели стеной, все выходы из города, кроме гавани, перекрыты. Число горожан, которые могут бежать морским путем, ограничено количеством кораблей и мест на них. А остальным ничего не останется, кроме как бежать вверх. Все должно пройти успешно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
