танцевала пелена, виднелась только дорога и чернеющий родной дом. Люди замертво валились прямо на детей, что те кое-как увёртывали. Чувствовалось, что руки и лицо царапают и врезаются осколки, но кожа так онемела и заледенела, что боли совершенно не чувствовалось. Был только запах крови, слепота и заставляющий корчиться от режущего уши шума.
Наконец вырвавшись из пучины жестокости и крови, брат с сестрой, глотая воздух, словно не дышали несколько дней, заставили ноги мчаться ещё быстрее. Хотя уже казалось, что ступни вот-вот раскрошатся в костные осколки. Знакомое крыльцо появилось в туманном поле зрения. И только Хантер открыл рот, чтоб из последних сил закричать: «Мама! Папа!», резко остановился. Когда он тщательней рассмотрел крыльцо, ему пришлось подавить рвотный рефлекс от страха и паники и прижать Зои к себе, чтобы она не смотрела.
Окна были выбиты. Это уже о многом говорило. Крыльцо полностью развалилось в щепки. Тёмный туман негатива немного прозрачными клубками парил над землёй и окутывал опустевший дом. Земля медленно впитывала кровь и остатки жизни холодного тела, лежащего под обломками крыльца.
Мама как будто спала. Как и в тот день, когда ей наконец дали выходной. Спокойное лицо уродовали только красные шрамы, глубокие и плачущие кровью.
А не так далеко лежал папа. Он частенько любил ложиться на траву в лесу после поимки добычи. До конца оставался и прощался с омертвелым животным, чтобы его душа спокойно могла отправиться на тот свет. А теперь добычей стал он. Такой же поникший, испачканный алым от смертельной раны. Но никто с ним не остался, чтобы проститься.
Папа как-то говорил Хантеру: «Чтобы понять, насколько тебе важна семья, есть способ — потерять кого-нибудь из неё. Но это будет слишком горьким уроком, так что ищи другие пути познания этой простой истины».
Не нашёл. А продолжать поиски уже поздно.
— Хантер… Где они?
Зои обратила на брата невинные глаза, из которых потекли кристальные ручейки.
Она не хотела верить, что это её родители лежат, приданные земле.
— Где они, Хантер? — повторила она дрожащим голосом.
Рефлексы, или простое желание до конца исполнять долг помогло Хантеру не заплакать, мальчик не знал. На самом деле, плевать на это. Он даже не заплакав выглядит слабым. А дальнейшим действием лишь докажет эту слабость.
Он сжал руку сестры.
— Бежим.
Это всё, что он мог прошептать. И теперь они, уже не чувствуя боли в ногах и груди, бежали куда-то прочь.
Долгое время. Минута за минутой. Они бежали по вымершему месту западной части — поредевший лес. Бежали, пока лёгкие ещё не сгорели от воздуха. Не думая, не говоря, не оглядываясь, просто держали руки друг друга. Родные дома, что теперь прогнившими досками валились на окровавленную землю, удалялись и удалялись, пока совсем не скрылись за тонкими старыми деревьями и вечерним туманом.
Оба споткнулись о выбившийся корень и ничком расползлись по земле. И оба не захотели вставать. Зои свернулась калачиком и, уткнувшись в жухлую траву, слабо, но протяжно закричала, снова и снова роняя слёзы. Даже дождь вряд ли так омоет землю, как Зои своими слезами. Хантер закусил губу, чтобы не поддаться желанию заплакать, опёрся на дерево и уложил сестру себе на плечо. Нужно стать её щитом, магнитом, вытягивающим негатив и принимающим боль на себя. Зои не приняла этого. Она крепко обняла брата и закричала ещё сильнее.
Словно просила Хантера перестать подавлять горечь.
Но как же долг…
Да кто ему теперь про это напомнит?
Хоть кто-то наконец попросил не сдерживать слёз. Они слишком ядовитые.
Теперь все мысли исчезли. Осталась только боль.
Мальчик инстинктивно опять попытался утихомирить всхлипы. Но на этот раз бой со слезами проигран. Хантер уткнулся в макушку трясущейся Зои и позволил себе заплакать.
. .
В слезах и хриплых криках прошёл весь вечер и половина ночи. Брат с сестрой были не в состоянии сказать что-либо, сделать что-либо. Продолжать бесцельный путь не было сил. И мыслей об этом тоже не было. Все эти часы между ними плелась только боль, крепкая родственная нить, а вместе с нитью оглушающая мысль: лишь бы не потерять друг друга.
Единственное, что не давало умереть от отчаяния — объятия друг друга. Такие неразрывные, ведь теперь от этих объятий зависит их жизнь. Это их утешение. Медленно, капля за каплей, слёзы кончались, вытягивая последние силы. И брат с сестрой синхронно провалились в неспокойный сон.
Когда Хантер проснулся, было утро. Или день. Если честно, на время было уже плевать. Когда разум наконец продрался сквозь тенёта эмоций и мучений, в голове начали возникать мысли.
Что делать дальше? Как жить? А стоит ли? Мальчик уже слишком ослаб от несправедливости жизни. Есть ли смысл продолжать существовать и разочаровываться?
Смысл есть. Зои. Долг Хантера — защищать её. Только хочет ли этого сама Зои? Не устала ли она сама? Сперва, от полностью ограниченной свободы. В то время, когда брату было разрешено практически всё, сестре не позволяли делать очень и очень многое. Теперь на это всё равно, у неё появилась свобода, взамен жизнь забрала родителей. Разве после их потери у Зои ещё будет смысл жить?
Только они остались друг у друга. Но что с того? Им не выжить, это очевидно. Стоит ли ждать визита смерти, страдая от голода и отчаяния, когда можно вместе покончить с этим и навстречу долгожданному покою идти в иной мир прямо сейчас? Море шумит неподалёку, отдать себя волнам, первый и последний раз глянув на взволнованное качание воды, будто она кого-то убаюкивает, кажется таким заманчивым.
Хантеру вдруг так захотелось пробить кулаком землю от нахлынувшей злости, но сил хватило только на то, чтобы укусить собственное ледяное запястье. Почему он, четырнадцатилетний ребёнок, всерьёз задумывается о смерти, которой хочет покориться вместе с сестрой? В чём вообще был смысл его жизни? Помучиться в гнилой дыре все эти четырнадцать лет и сдохнуть? Случалось ли в его чёртовом существовании хоть какое-то счастье, не окончившееся горем? Если Древний Свет существует, и в ином мире Хантер его встретит, мальчик будет рад плюнуть ему в лицо.
В этой жизни вообще есть справедливость?
Может невиданный дух подхватил его мысли и пронёс по миру, а может жизнь услышала Хантера, но в ту же секунду послышалось шуршание. Кто-то легко, но важно шагал по опавшим листьям. Мальчик даже не стал поворачивать голову. Ему неинтересно, кто там может идти. Лишь когда глаза уловили вставшую перед ним фигуру, он позволил себе присмотреться.
Что тут забыла бледненькая
