всегда, всегда были Семом и Иммером! Мне даже казалось, что я слишком легко позволил старому имени отдалиться от меня, как будто хотел от него избавиться. Вот бы взять его за шиворот и сказать ему всё, что я о нём думаю, а потом зашвырнуть подальше в лес, куда ворон костей не носил, чтобы оно никогда больше не показывалось мне на глаза. И теперь с ним покончено. Я подошёл к кровати и осторожно потряс Иммера за плечо:
— Просыпайся!
Иммер зевнул и сел.
— Что, уже утро?
— И давно, — сказал я. — Давай играть.
Тут с Иммера слетели остатки сна. Он живо вылез из кровати, и ему, конечно, тоже хотелось поиграть. Мы подбежали к шкафу с игрушками и выложили кое-что на пол. И если вчера я ещё немного стеснялся, то теперь запросто освоился. Мы опробовали пару волчков и лошадок на палке, а потом взялись переодевать кукол. Роясь в корзине с кукольными одёжками, я думал о словах Чернокрыса: что все игрушки здесь старые. Да и по кукле, сидевшей у меня на коленях, было видно, что с ней уже кто-то играл. Половина волос была выдрана расчёской, а швы вышитого ротика распустились, как будто чьи-то пальчики ковыряли их, пока они не порвались.
Толкнув задом дверь и наступая на подол, вошла Брунхильда с подносом.
— Встали, сони? Я вам завтрак принесла.
Она поставила между нами поднос, на котором стояли кувшин молока и тарелка с медовыми бутербродами. На мёд налипла барсучья шерсть, но я просто убрал пальцем самые длинные и толстые шерстинки и вонзил зубы в сладкий хлеб.
— А кто раньше играл в эти игрушки? — спросил я с набитым ртом.
Брунхильда взяла кочергу и поворошила пепел в камине. Под пеплом оказался уголёк, который за ночь не погас.
— Кто именно играл — этого я, конечно, не знаю, — начала она, подкладывая в камин поленья. Когда огонь разгорелся, Брунхильда села погреть лапы. Она была такая милая: чёрно-белая полосатая морда, в чёрных глазках отражается огонь. — Когда Индра поселилась в этом замке, здесь всё уже было — и игрушки, и горшки, и котлы, и мебель. Все эти вещички сохранились с прежних времён. Кроме, разумеется, луков и стрел, их мы сожгли.
— Зачем? — Я снова откусил от бутерброда.
— Таков был приказ её милости. — Брунхильда печально покачала головой. — Её милость не выносит вида луков, они её пугают. Ничто её так не пугает, как луки.
Иммер с жадностью поглощал свою порцию. Рыжему Хвосту удалось вчера вечером справиться с пижамами — красной для Иммера и зелёной для меня, — и теперь Иммер изо всех сил старался не закапать свою.
— Как странно, — пробормотал он.
— Ничего странного, — сказал кто-то от двери. Мы обернулись и увидели Индру. — Если бы вы знали, сколько зла могут принести луки и стрелы. Хорошо спалось?
Да, нам спалось хорошо.
Индра, медленно извиваясь, вползла в детскую и со счастливым видом осмотрелась. Наверняка её радовало, что в детской снова поселились жизнь и тепло.
— А ты видела, — спросил я, — сколько зла могут принести луки?
Индра указала на отметину на шкуре: у основания руки тянулся шрам. Королева осторожно провела по нему пальцем.
— Я видела… я видела страшное. Видела вещи, о которых вашим маленьким ушкам лучше не слышать.
Иммер во все глаза смотрел на шрам, и вид у него был одновременно испуганный и любопытный.
— Ты всё-таки расскажи! — попросил он.
— Может быть, — согласилась Индра, — может быть, вам и полезно будет узнать, как я сделалась владелицей этого старого каменного замка. Поди сюда, — и она протянула руку Иммеру, — посиди со мной.
Индра сложила хвост кольцами, и Иммер взобрался на её большое белое туловище. Я думал, что Индра и меня позовёт присесть, но она, кажется, решила, что двоим места не хватит. Она погладила Иммера по голове и начала:
— Наш замок окружают обширные густые леса. В прежние времена в этих лесах обитало множество линдвормов. Как вы уже поняли, линдвормы — существа особого рода. Подобно другим животным, линдвормы живут в лесах и полях, но владеют и даром речи, и способностью к волшебству. Линдворм, если ему позволить, может прожить тысячу лет. — Индра посмотрела в окно, на верхушки дальних елей, и продолжила: — Мы называли эту землю страной линдвормов. Вместе с нами здесь жили лоси, рыси, косули, муравьи и… люди.
— Всамделишные люди? — Я подумал, что Индра, возможно, говорит о зверях, которых зачаровали линдвормы, чтобы они ходили на двух лапах и разговаривали. Но Индра ответила, что те люди были самыми настоящими людьми. Их, как и линдвормов, в те времена здесь было много.
— Они тоже называли эту землю страной линдвормов? — спросил я.
— Не знаю, как называли её люди, но уж точно не страной линдвормов. Люди ненавидели линдвормов. Они преследовали и гнали нас.
Иммер грустно поглядел на неё, глаза у него блеснули, как звёздочки.
— Почему? — спросил он. — За что они вас ненавидели?
Индра проглотила комок в горле. Я понял, что ей трудно ответить на этот вопрос.
— Почему люди ненавидят то, чего не могут понять? — проговорила она. — Не знаю. Может быть, они считают, что в мире никому, кроме них, больше нет места? Может быть, им трудно делиться с другими?
Иммер хотел что-то сказать, но промолчал. Он откусил от бутерброда и медленно, задумчиво пожевал. Индра дрожащим голосом заговорила дальше:
— Когда начались гонения, я была ещё очень юна. Женщины и мужчины… они тысячами выходили из домов, и в руках у них были луки и стрелы. Они вознамерились истребить нас, всех до единого. Но линдворм — сильное существо. Мы стали обороняться, полилась кровь. Люди у меня на глазах убили мою мать. А когда я пыталась выдернуть из её тела стрелы, они пустили стрелу в меня. — Индра поглядела на шрам и как будто увидела стрелу, вонзившуюся в её плоть. — Я бросилась бежать, думая лишь об одном: забиться куда-нибудь, укрыться от… от всех этих стрел. На отдалённом холме я нашла убежище, чью-то брошенную нору, и спряталась там. Лежала в норе совсем одна, до смерти напуганная, и слышала, как вдали убивают друг друга люди и линдвормы.
В детской повисло жуткое молчание. Я вздрогнул, представив себе всё, о чём рассказывала Индра. Увидел, как линдвормы истекают кровью, крича от боли, услышал, как со свистом летят между стволами стрелы. Брунхильда поворошила кочергой в камине, и Индра уставилась на пламя.
— Сотню и ещё сотню лет я пролежала там, покрытая кровью и сукровицей, — продолжила она. — Я не шевелилась, впала в спячку от страха. Когда я очнулась, никого
