1804 или 1805
К Филисе*
(Подражание Грессету)
Qu’heureus est le mortel qui, du monde ignoré,
Vit content de lui-même en un coin retiré,
Que l’amour de ce rien qu’on nomme renommée
N’a jamais enivré d’une vaine fumée…[94]
Что скажу тебе, прекрасная,Что скажу в моем послании?Ты велишь писать, Филиса, мне,Как живу я в тихой хижине,Как я строю замки в воздухе,Как ловлю руками счастие.Ты велишь – и повинуюся.
Ветер воет всюду в комнатеИ свистит в моих окончинах,Стулья, книги – всё разбросано:Тут Вольтер лежит на Библии,Календарь на философии.У дверей моих мяучит кот,А у ног собака вернаяНа него глядит с досадою.Посторонний, кто взойдет ко мне,Верно скажет: «Фебом проклятый,Здесь живет поэт в унынии».Правда, что воображениеУбирает всё рукой своей,Сыплет розаны на терние,И поэт с душой спокойноюВеселее Креза с золотом.Независимость любезнуюПотерять на цепь золочену!..Я счастлив в моей беспечности,Презираю гордость глупую,Не хочу кумиру кланятьсяС кучей глупых обожателей.Пусть змиею изгибаютсяТвари подлые, презренные,Пусть слова его оракуломЧтут невежды и со трепетомМановенья ждут руки его!
Как пылинка вихрем поднята,Как пылинка вихрем брошена,Так и счастье наше чудноеТо поднимет, то опустит вдруг.Часто бегал за фортуноюИ держал ее в руках моих:Чародейка ускользнула тутИ оставила колючий терн.Славу, почести мы призракомНазываем, если нет у нас;Но найдем – прощай, мечтание!Чашу с ними пьем забвения(Суета всегда прелестна нам),И мудрец забудет мудрость всю.Что же делать нам?.. Бранить людей?..Нет, найти святое дружество,Жить покойно в мирной хижине;Нелюдим пусть ненавидит нас:Он несчастлив – не завидую.
Страх и ужас на лице его,Ходит он с главой потупленной,И спокойствие бежит его!Нежно дружество с улыбкоюНе согреет сердца хладного,И слеза его должна упасть,Не отертая любовию!
Посмотри, Дамон как мудрствует:Он находит зло единое.«Добродетель, – говорит Дамон, –Добродетель – суета одна,Добродетель – призрак слабых душ.Предрассудок в мире царствует,Людям всем он ослепил глаза».Он недолго будет думать так,Хладна смерть к нему приближится:Он увидит заблуждение,Он увидит. Совесть страшнаяПрилетит к нему тут с зеркалом;Волоса ее растрепаны,На глазах ее отчаянье,А в устах – упреки, жалобы.Полно! Бросим лучше дале взгляд.Посмотри, как здесь беспечнаяВ скуке дни влечет Аталия.День настанет – нарумянится,Раза три зевнет – оденется.«Ах!.. зачем так время медленно!» –Скажет тут в душе беспечная,Скажет с вздохом и заснет еще!
Бурун ищет удовольствия,Ездит, скачет… увы! – нет его!Оно там, где Лиза нежнаяСкромно, мило улыбается?..Он приходит к ней – но нет его!..Скучной Лиза ему кажется.Так в театре, где комедияНас смешит и научает вдруг?Но и там, к несчастью, нет его!Так на бале?.. Не найдешь его:Оно в сердце должно жить у нас…
Сколько в час один бумаги яИсписал к тебе, любезная!Всё затем, чтоб доказать тебе,Что спокойствие есть счастие,Совесть чистая – сокровище,Вольность, вольность – дар святых небес.
Но уж солнце закатилося,Мрак и тени сходят на землю,Красный месяц с свода ясногоТихо льет свой луч серебряный,Тихо льет, но черно облакоПомрачает светлый луч луны,Как печальны вспоминанияПомрачают нас в веселый час.
В тишине я ночи лунныяКак люблю с тобой беседовать!Как приятно мне в молчанииВспоминать мечты прошедшие!Мы надеждою живем, мой друг,И мечтой одной питаемся.Вы, богини моей юности,Будьте, будьте навсегда со мной!
Так, Филиса моя милая,Так теперь, мой друг, я думаю.Я счастлив – моим спокойствием,Я счастлив – твоею дружбою…
1804 или 1805
Бог*
На вечном троне ты средь облаков сидишьИ сильною рукой гром мещешь и разишь.Но бури страшные и громы ты смиряешьИ благость на земли реками изливаешь.Начало и конец, средина всех вещей!Во тьме ты ясно зришь и в глубине морей.Хочу постичь тебя, хочу – не постигаю.Хочу не знать тебя, хочу – и обретаю.
Везде могущество твое напечатленно.Из сильных рук твоих родилось всё нетленно.Но всё здесь на земли приемлет вид другой:И мавзолеи где гордилися собой,И горы вечные где пламенем курились,Там страшные моря волнами вдруг разлились;Но прежде море где шумело в берегах,Сияют класы там златые на поляхИ дым из хижины пастушечьей курится.Велишь – и на земли должно всё измениться,Велишь – как в ветер прах, исчезнет смертных род!Всесильного чертог, небесный чистый свод,Где солнце, образ твой, в лазури нам сияетИ где луна в ночи свет тихий проливает,Туда мой скромный взор с надеждою летит!Безбожный лжемудрец в смущеньи на вас зрит.Он в мрачной хижине тебя лишь отвергает:В долине, где журчит источник и сверкает,В ночи, когда луна нам тихо льет свой луч,И звезды ясные сияют из-за туч,И филомелы песнь по воздуху несется, –Тогда и лжемудрец в ошибке признается.Иль на горе когда ветр северный шумит,Скрипит столетний дуб, ужасно гром гремит,Паляща молния по облаку сверкает,Тут в страхе он к тебе, всевышний, прибегает,Клянет тебя, клянет и разум тщетный свой,И в страхе скажет он: «Смиряюсь пред тобой!Тебя – тварь бренная – еще не понимаю,Но что ты милостив, велик, теперь то знаю!»
1804 или 1805
К Мальвине*
Ах! чем красавицу мне должно,Как не цветочком, подарить?Ее, без всякой лести, можноС приятной розою сравнить.
Что розы может быть славнее?Ее Анакреон воспел.Что розы может быть милее?Амур из роз венок имел.
Ах, мне ль твердить, что вянут розы,Что мигом их краса пройдет,Что, лишь появятся морозы,Листок душистый опадет.
Но что же, милая, и вечноВ печальном мире сем цветет?Не только розы скоротечно,И жизнь – увы! – и жизнь пройдет.
Но грации пока толпоюТебе, Мальвина, вслед идут,Пока они еще с тобоюИграют, пляшут и поют,
Пусть розы нежные гордятсяНа лилиях груди твоей!Ах, смею ль, милая, признаться?Я розой умер бы на ней.
<1805>
Послание к Н.И. Гнедичу*
Что делаешь, мой друг, в полтавских ты степях И что в стихахУкрадкой от друзей на лире воспеваешь? С Фингаловым певцом мечтаешь Иль резвою рукой Венок красавице сплетаешь? Поешь мечты, любовь, покой, Улыбку томныя КориныИль страстный поцелуй шалуньи Зефирины? Все, словом, прелести Цитерских уз –Они так дороги воспитаннику муз –Поешь теперь, а твой на Севере приятель,Веселий и любви своей летописатель,Беспечность полюбя, забыл и Геликон.Терпенье и труды ведь любит Аполлон – А друг твой славой не прельщался, За бабочкой, смеясь, гонялся,Красавицам стихи любовные шепталИ, глядя на людей – на пестрых кукл – мечтал:«Без скуки, без забот не лучше ль жить с друзьями, Смеяться с ними и шутить, Чем исполинскими шагамиЗа славой побежать и в яму поскользить?» Охоты, право, не имею Чрез то я сделаться смешным И умным, и глупцам, и злым,Иль, громку лиру взяв, пойти вослед Алкею,Надувшись пузырем, родить один лишь дым,Как Рифмин, закричать: «Ликуй, земля, со мною!Воспряньте, камни, лес! Зрю муз перед собою!Восторг! Лечу на Пинд!.. Простите, что упал: Ведь я Пиндару подражал!»Что в громких песнях мне? Доволен я мечтами,В покойном уголке тихонько притаясь, Но с светом вовсе не простясь:Играя мыслями, я властвую духами.
Мы, право, не живем На месте всё одном, Но мыслями летаем; То в Африку плывем,То на развалинах Пальмиры побываем,То трубку выкурим с султаном иль пашой,Или, пленяся вдруг султановой женой, Фатимой томной, молодой, Тотчас дарим его рогами;Смеемся муфтию, деремся с визирями,И после, убежав (кто в мыслях не колдун?),Увидим стройных нимф, услышим звуки струн,И где ж очутимся? На бале и в Париже!И так мечтанием бываем к счастью ближе, А счастие лишь там живет, Где нас, безумных, нет.Мы сказки любим все, мы – дети, но большие.Что в истине пустой? Она лишь ум сушит, Мечта всё в мире золотит, И от печали злыя Мечта нам щит.Ах, должно ль запретить и сердцу забываться,Поэтов променя на скучных мудрецов!Поэты не дают с фантазией расстаться,Мы с ними посреди Армидиных садов, В прохладе рощ тенистых,Внимаем пению Орфеев голосистых.При шуме ветерков на розах нежных спим И возле нимф вздыхаем, С богами даже говорим, А с мудрецами лишь болтаем,Браним несчастный мир да, рассердясь… зеваем.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Так, сердце может лишь мечтою услаждаться! Оно всё хочет оживить:В лесу на утлом пне друидов находить,Укрывшихся под ель, рукой времян согбенну; Услышать барда песнь священну,С Мальвиною вздохнуть на берегу морском О ратнике младом. Всё сердцу в мире сем вещает. И гроб безмолвен не бывает,И камень иногда пустынный говорит: «Герой здесь спит!»
Так, сердцем рождена, поэзия любезна,Как нектар сладостный, приятна и полезна. Язык ее – язык богов;Им дивный говорил Омир, отец стихов.Язык сей у творца берет Протея виды.Иной поет любовь: любимец Афродиты,С свирелью тихою, с увенчанной главой, Вкушает лишь покой, Лишь радости одни встречаетИ розами стезю сей жизни устилает. Другой, Как славный Тасс, волшебною рукой Являет дивный храм природыИ всех чудес ее тьмочисленные роды: Я зрю то мрачный ад,То счастия чертог, Армидин дивный сад;Когда же он дела героев прославляет И битвы воспевает,Я слышу треск и гром, я слышу стон и крик… Таков поэзии язык!
Не много ли с тобой уж я заговорился?Я чересчур болтлив: я с Фебом подружился,А с ним ли бедному поэту сдобровать?Но, чтоб к концу привесть начатое маранье, Хочу тебе сказать,Что пременить себя твой друг имел старанье,Увы, и не успел! Прими мое признанье!Никак я не могу одним доволен быть,И лучше розы мне на терны пременить,Чем розами всегда одними восхищаться. Итак, не должно удивляться, Что ветреный твой друг – Поэт, любовник вдругИ через день потом философ с грозным тоном, А больше дружен с Аполлоном, Хоть и нейдет за славы громом, Но пишет всё стихи, Которы за грехи,Краснеяся, друзьям вполголоса читает И первый сам от них зевает.
Первая половина 1805
