«Громовержец» роняет флаг. «Маленькие зеленые человечки» таранят «Черепаху», заставляя ее отползти почти вплотную к трибунам. «Фабрика монстров» тоже таранит «Черепаху»; тем временем выбывшие из боя комбайны замерли на месте – груды мертвого железа посреди заполненной паром и дымом арены. «Черепаха» пытается увернуться и в конечном итоге оказывается зажата между «Славными парнями», «Зеленым гангстером» и «Фабрикой монстров». «Боевая машина» замерла на месте, лишь пар по-прежнему валит клубами из поврежденного радиатора. «Черепахе» удается вырваться, в результате чего три ее соперника сталкиваются лбами. Жатка на «Фабрике монстров» по-прежнему как новая, зато задняя часть машины практически отсутствует, отчего комбайном невозможно управлять. В воздухе стоит запах перегретой тормозной жидкости. «Фабрика монстров» останавливается, а ее водитель, Миллер, согнулся, пытаясь вновь завести двигатель. С «Зеленого гангстера» отваливается жатка, и Хардунг выходит из соревнования. «Черепаха» по-прежнему жмется к трибунам. «Славные парни» практически неуправляемы.
Время подходит к концу, объявляют судьи. Деньги за первое и второе место поделили между собой «Зеленый гангстер» и «Черепаха». «Славным париям» достается третье.
К десяти вечера все позади, если не считать всеобщей попойки. Ковбойские сапоги, поднимая пыль, направляются к парковке. Звуки музыки кантри смешиваются с ритмами хип-хопа. Постепенно ночной воздух становится розовым от тысяч хвостовых и тормозных фар – это автомобили постепенно выруливают в сторону хайвэя.
– Найдите нас ближе к полуночи или где-то в час ночи и тогда увидите, какие мы знаменитости, – говорят Терри Хардинг и команда «Красной молнии».
Кевин Кокрейн вернется к себе в университет штата Вашингтон, где изучает сельское хозяйство.
Фрэнк Брен снова сядет за баранку зерновоза.
Марк Шестер, вне всякого сомнения, останется в законодательном собрании штата еше на один срок, А брошенные на произвол судьбы комбайны – «Красная молния», «Челюсти», «Бобровый патруль», «Апельсиновый сок» – останутся ждать своего часа, пока не настанет момент вновь привести их в боевую форму, чтобы потом покорежить или смять в лепешку, чтобы затем опять покорежить или смять в лепешку, снова и снова, каждый год.
Именно это сводит мужчин из округа Адаме воедино – фермеров, которые теперь все чаще работают в городах. Рвутся семейные нити. Парни чьи совместные школьные годы уходят все дальше и дальше в прошлое. Но нынешний расклад таков: вместе работать и вместе снимать напряжение. Страдать и ликовать. И снова собираться вместе.
До следующего года все кончено. Если не считать завтрашнего парада. Да, еще родео и барбекю. А еще рассказов и синяков.
– Завтра они едва смогут передвигать ноги, – говорит организатор комбайновых боев Кэрол Келли. – У них будут болеть руки и плечи. И шеи будут как деревянные, и они даже не смогут повернуть головы. Конечно, они получают травмы, – добавляет она. – А если кто-то попытается заверить вас в обратном, то они просто лгут, чтобы вы подумали, какие они крутые парни.
Моя собачья жизнь
Лица, с которыми встречаешься взглядом, искажаются ухмылками. Верхняя губа приподнимается, обнажая зубы. Кажется, будто все лицо превращается исключительно в нос и глаза. Какой-то белобрысый мальчишка, нечто вроде современного Гекльберри Финна, увязывается за нами. Шлепает нам по ногам и кричит:
– Я вижу твою ШЕЮ! Эй ты, засранец! Я вижу твою шею сзади!..
Какой-то мужчина поворачивается к женщине и говорит:
– Боже, такое возможно только в Сиэтле!.. Другой средних лет мужчина громко заявляет:
– Этот город сделался слишком уж либеральным… Юноша со скейтбордом под мышкой комментирует:
– Думаешь, круто смотришься? Вот уж нет. Отстойно ты смотришься. Как полный мудак!..
Спешу заверить, что внешняя привлекательность здесь ни при чем.
Будучи белым человеком, вы можете прожить всю свою жизнь и ни разу на собственной шкуре не почувствовать, что значит быть не таким, как все. Вам не понять, что значит войти в ювелирный магазин, который видит только твою черную кожу. Вам не понять, что значит войти в бар, который видит только вашу высокую грудь. Быть белым – значит быть чем-то вроде обоев. Вы не привлекаете к себе внимания ни доброго, ни худого. Но все-таки что это значит – жить, привлекая к себе внимание? Когда окружающие без всякого стеснения таращатся на вас. Делают о вас свои выводы. Переносят на вас ту или иную частицу самих себя. Действительно, как это? Что, если рискнуть – хотя бы на день?
Самое худшее в писательстве – это страх провести вело жизнь за клавиатурой компьютера. Чтобы в свой смертный час ты понял, что прожил не реальную, а бумажную, воображаемую жизнь, а твои единственные приключения – вымышленные, и пока мир воевал и целовался, ты сидел в темной комнате, мастурбировал и зарабатывал деньги.
Поэтому мы с подругой решили взять напрокат костюмы. Я выбрал себе костюм пятнистого, улыбающегося далматинца. Она – бурого танцующего медведя. Костюмы без всяких признаков пола. Просто забавные меховые костюмы. Они скрывали руки и ноги, а огромные головы из папье-маше полностью прятали от окружающих наши лица. Понять, кто скрыт под костюмом и маской, было невозможно. Выражения лиц, мимика, жесты были недоступны взгляду. Просто собака и медведь, разгуливающие по центральным улицам Сиэтла, заходят себе в магазины, любуются достопримечательностями.
Отчасти я знал, чего следует ожидать. Каждый год в декабре Международное какофоническое общество устраивает мероприятие под названием «Буйство Санта Клаусов», когда сотни людей, наряженных в костюмы Санта Клаусов, приезжают в тот или иной город. Здесь нет ни белых, ни черных. Нет стариков или юношей. Нет мужчин или женщин. Все вместе они представляют собой море красного бархата и белых бород, бушующее на городских улицах. Оно пьет, горланит песни и сводит полицию с ума.
На последнем таком «Буйстве» полицейские детективы встретили орду Санта Клаусов прямо в аэропорту Портленда и, согнав их вместе под угрозой оружия и баллончиков со слезоточивым газом, заявили: «Что бы вы там ни запланировали, город Портленд, штат Орегон, не станет равнодушно смотреть на то, как вы будете сжигать чучело Санта Клауса!..»
И все же пять сотен Санта Клаусов обладают силой, которой лишены одинокий медведь и собака. В вестибюле Музея искусств Сиэтла нам продали входные билеты по четырнадцать баксов. Нам рассказали об экспонатах, о портретах Джорджа Вашингтона, которые привезли в Сиэтл из столицы США. Нам пояснили, где находятся лифты, дали план музея, но в ту минуту, когда мы нажали на кнопку лифта, нас выбросили на улицу. Деньги за билеты нам не вернули. Расслабляться не следует. Налицо всеобщее неодобрительное покачивание головами и новые правила, согласно которым медведи и собаки могут покупать входные билеты, но любоваться произведениями искусства не имеют права. Пройдя квартал от здания музея, мы обнаружили, что охрана следует за нами по пятам. А возле следующего здания эстафету перехватила другая группа охранников. Еще один квартал вдоль Третьей авеню, и нас взялась пасти полицейская машина.
На рынке Пайк-Плейс молодые парни дождались, когда мы приблизимся к ним, и нанесли нам серию ударов и пинков. Прямо по почкам. Сзади по коленям и локтям. Сильно. Затем они отскочили в стороны и невинно устремили глаза вверх, что-то насвистывая себе под нос с таким видом, будто ничего не случилось.
Эти молодчики, прячущие глаза за зеркальными стеклами солнечных очков, эти одетые как из инкубатора любители хип-хопа и скейтборда с моложавой внешностью, похоже, отлично вписались в окружающую жизнь. За пределами Бон-Марш, на Пайн-стрит, молодые Люди кидались в нас камнями, оставив вмятины в наших головах из папье-маше. Досталось от камней и нашим мохнатым телам. Молодые женщины, группками по четыре-пять человек, подбегали к нам фотографироваться. Они обнимали нас, собаку и медведя, щелкая цифровыми фотоаппаратами размером с сигаретную пачку.
Они сжимали нас в объятиях, прикасаясь к нам грудью, улыбались, обхватив рукой за шею.
Полиция продолжала следовать за нами, и мы заскочили в Вестлейк-Центр, пробежав вдоль Девятой Западной улицы по первому этажу супермаркета. Пробегая мимо магазина на Милл-Стрим – «Подарки с Тихоокеанского северо-запада» мы устремляемся дальше, минуя «Телботс», «Монблан» и «Маркиз лезер». Люди впереди нас шарахаются в стороны, отступая к витринам магазинов и окнам ресторанов, образуя постоянный вакуум пустого белого пола, давая нам пространство для маневра. Слышим за спиной треск радиопередатчиков и мужские голоса: «…видим подозреваемых. Один похож на танцующего медведя. У второго подозреваемого огромная собачья голова…»
Детишки визжат. Из магазинов выскакивают зеваки, желающие получше разглядеть происходящее. Продавцы прилипают к витринным стеклам, выглядывая из-за манекенов и коробок с часами, выставленных для обозрения покупателей. Такое же радостное возбуждение испытывали и мы, когда-то в далеком детстве увидев случайно забежавшую в школу собаку. Бежим мимо «Сэм Гуди», мимо магазина «Фоссил». Слышим за спиной треск радиопередатчиков и голоса: «…медведь и собака движутся на запад, направляются к входу в подземный кафетерий,» Бежим мимо «Уайлд тайгер пицца» и «Сабвей сандвиче». Мимо девочек-подростков, сидящих на полу и раскачивающихся в такт музыке, звучащей в наушниках их плееров.
