Алла засмеялась и побежала домой за очками от солнца. Репетируя «Лебединое озеро» в его мрачнейшей готической интерпретации, она всю зиму забывала радоваться жизни, а сейчас тихая радость заполнила ее существо – она молода, здорова, может видеть весеннюю красоту. Наблюдение за пробуждением природы дает уставшей за зиму душе новую энергию. Весна – время мечтаний, в которых складываются планы на лето.
Желтая машина с шашечками на крыше завернула в тихий двор и остановилась у семейной группы Скворцовых.
– Мама, бабушка, обещайте, что приедете в театр на такси, – сказала Алла.
– Да, детка, – ответила мама. Они обнялись и поцеловались, черпая душевные силы в родственной любви.
– С Богом! – бабушка перекрестила внучку. Она села в машину. Мама и бабушка проводили такси взглядами до выезда из двора.
– Лялечка, пойдем пить чай и будем собираться.
Алла ехала в театр, сосредоточенная, как воин перед главной битвой. Спектакль подготовлен, отрепетирован, и молодая балерина исполнилась уверенности, что свою работу на сцене сделает наилучшим образом. Успокоившись, она восхищенно разглядывала красивые, с детства знакомые здания по обе стороны главного петербуржского проспекта. От нового здания универмага «Стокманн» она отвернулась, на дворец Белосельских-Белозерских посмотрела с одобрением – сюда ее мама и бабушка ходят на воскресные концерты.
Над Невским висит путаница проводов, и сквозь это создание рук человеческих проглядывает небо, живущее вечной жизнью. Сейчас облака стали серебристо-белыми, а небосвод – пронзительно-синим. «Высоко-синее небо». По какой странной ассоциации Алла вспомнила Асгард, пристанище скандинавских богов? Так иногда другой мир проглядывает сквозь оболочку повседневности. Такси свернуло на Садовую. Шофер пытался развлечь красивую пассажирку разговором, но замолчал, видя, что она отдалась своим мыслям. У театра балерина расплатилась, подошла к двери служебного входа, рассеянно обвела взглядом теплое синее небо и перешагнула порог как проход в другое измерение времени и пространства. Смутные мечты больше не тревожили ее, притяжение мрачной готики одолело сияющий весенний день.
Спектакль начался точно в срок. Сцена Мариинки преобразилась в идеальную рыцарскую страну. Глеб Болотников был чарующе красив и мужественен. Ему бы больше подошли серебряные рыцарские латы, а не голубой колет романтического принца. Казалось, он, как Лоэнгрин, прибыл на сцену Мариинки в ладье, влекомой лебедем, прямо из легенд о рыцарях Круглого стола. При виде Аллы в костюме и гриме Одетты в его глазах вспыхнуло неподдельное восхищение – сказочная дева-лебедь в белоснежном оперении прилетела с зачарованного озера.
Из-за кулис Алла увидела, что мама и бабушка сидят на удобных местах в партере, и, выйдя на сцену, сделала приветственный жест в их сторону. Второй акт Алла и Глеб танцевали на творческом подъеме. Их пара сработалась на репетициях и в день премьеры заворожила зрителей.
Наконец Алла облачилась в костюм Одиллии и, взглянув в зеркало, вздрогнула от страха. Гример и костюмер быстро преобразили ее в царицу тьмы – красные глаза обрисовали черными крылышками, сделали острый выдающийся нос, затянули руки в прозрачные митенки, отделанные черным пухом. И хищный черный лебедь полетел на сцену. Алла раскинула руки, приветствуя принца Зигфрида, и внезапно ощутила, что пух на ее митенках начинает расти. Вскоре ее руки покрылись длинными маховыми перьями. Алла вскрикнула – это было неожиданно и щекотно – и обвела сцену испуганным взглядом. Почему костюмер не предупредил ее об этой скрытой детали костюма вампирши?
Она оказалась в странном полутемном пространстве, прорезанном только размытым лучом света, похожим на лунный, и сделала два шага вперед, недоумевая, почему не слышно музыки. Как ей танцевать премьеру? Что происходит? Где она? Алла попыталась крикнуть, позвать на помощь, но пересохшее горло не издало ни звука. Девушка опустила руки, длинные перья скользнули по ее пачке. Пятно серебристого света коснулось маленькой двери в глубине сцены. Алла решительно двинулась туда. Вблизи дверь оказалась сделанной из темных досок, скрепленных железными полосами. «Где у нас в театре такая дверь? Дура я, дура, заблудилась в день премьеры!» – в панике думала Алла, судорожно ища дверную ручку. Такого ужаса она не могла представить даже в бреду прошедшей ночи.
Свет, похожий на лунный, спроецировал на дощатую поверхность силуэт балерины, и сердце ее болезненно дернулось – голову темного двойника венчали не зубцы стрельчатой короны с двумя перышками на висках, а контур массивного остроконечного шлема. Задыхаясь, в отчаянии девушка толкнула неизвестную дверь обеими руками. Она распахнулась бесшумно. Алла споткнулась, шагнула через порог и оказалась в длинном полутемном помещении с низким потолком. Пол под ее ногами земляной, утоптанный, его пересекают две прямоугольные ямы, где тлеют багровые угли. Алла в ужасе огляделась по сторонам. Куда канул белокаменный зал дворца Зигфрида? Девушка нервно переступила пуантами и случайно взглянула вниз. На земляном полу стоят ноги в кожаных остроносых сапогах. Алла рванулась с хриплым воплем, и ноги в сапогах без каблуков послушно вынесли ее на середину полутемного помещения к прямоугольному очагу в полу. Там рдели крупные угли. Алла ничего не понимала. Где она?
Все вокруг наполнилось шопотом, шорохом невидимых крыльев, неясные тени заскользили по стенам, и перед девушкой возник человек. Лицо его, подсвеченное снизу неровным багровым светом рдеющих углей, показалось ей незнакомым, но по широкоплечей фигуре и синей в полумраке одежде она узнала его и радостно выдохнула:
– Зигфрид.
– Сигурд, – поправил он. – Конунг Сигурд, моя валькирия.
Викинг подал Алле руку и почтительно проводил к своему месту хозяина дома – грубо сделанному креслу-трону, встроенному между двух столбов, украшенных затейливой резьбой. Алла медленно опустилась на жесткое сиденье, викинг устроился у ее ног на деревянной ступеньке.
– Зигфрид, – растерянно произнесла девушка.
– Сигурд, моя госпожа валькирия, – поправил викинг.
– Сигурд, – повторила Алла.
– Конунг Сигурд, – подсказал он.
– А где ваша матушка? – осведомилась она.
– Отправилась в святилище Фрейи принести богатые дары в честь моего благополучного возвращения, – отвечал конунг. Алла взглянула на него со страхом. Тени пробегали по жесткому обветренному лицу, огрубевшая ладонь спокойно лежала на отполированном подлокотнике кресла.
– Мой конунг, ты вернулся со славой… – осторожно начала она.
– Из Гардарики, – спокойно ответил он. Алла вздрогнула – почему она оказалась в доме викинга, в давно прошедшие времена ходившего грабить ее страну? Девушка вспомнила все, что знала о набегах викингов на Русь. Сколько после них оставалось пепелищ, вдов, сирот, сколько красивых девушек и крепких парней было продано на восток перекупщикам-работорговцам! Она решила отомстить надменному викингу за разорение родной земли, пусть все и случилось в далеком прошлом. Зло должно быть наказано. С этим твердым убеждением Алла прожила всю сознательную жизнь. Перед ее мысленным взором развернулись страницы старинной семейной Библии. Вот уже две тысячи лет человечество учится соизмерять свою жизнь, земную и духовную, с Нагорной проповедью.
Девушка почувствовала прилив злой силы, нужной в бою, не остановил ее и страх за собственную жизнь. Почему она очутилась в длинном доме викингов в темные века европейского Средневековья? Алла знала историю искусства. Деревянные столбы, покрытые резными изображениями в экспрессивном зверином стиле, помогли определить эпоху, в которую она попала. Дракон Фафнир и мировой змей Йормунганд извивались на обоих столбах, каждая их чешуйка была любовно вырезана и отполирована широкими ладонями предков Сигурда.
Но сейчас ей некогда любоваться древней работой. Девушка резко выпрямилась, и викингу показалось, что в ее голубых глазах сверкнула сталь копья Одина.
– Ты прибыла вовремя, моя госпожа. Наверное, тебя прислал сам Отец ратей, чтобы отметить мой успех в Гардарики, – сказал конунг и взмахнул рукой. Рабы положили к ногам Аллы тяжело звякнувшие кожаные мешочки и связки мехов. «Мягкая рухлядь», – невольно вспомнила она из курса истории и брезгливо вздрогнула.
Сам конунг подал девушке массивный золотой кубок, отделанный красными камнями. Сладкий запах разлился вокруг. Руки Аллы развиты годами упражнений в балетном училище. Она взяла тяжелую посудину, не пролив ни капли. «Мед тоже наш», – поняла она и сделала большой глоток. Утонченные манеры неуместны за столом морского разбойника-конунга. Сладкая тягучая жидкость обожгла нежное горло, пищевод и ухнула в желудок огненным комом. Девушке сразу же стало жарко, и грозное веселье предков-русичей забурлило в крови. Она со стуком поставила кубок на хорошо выскобленный стол и посмотрела в лицо хозяина длинного дома.
