— Спасибо, сын мой, спасибо за моих овечек, — проговорил старик. — Бог тебе воздаст.
Я благословляю вас, буду молиться за вас все время. Вот увидите: даже если вы сами не веруете, мои молитвы принесут вам удачу.
* * *
Один за другим два чудовища пятятся к началу объезда. Никогда еще грузовики не казались такими большими — наверное, из-за того, что вся тяжесть ночи навалилась на гирлянды красных огней, на красные тени машин.
Луиджи едет первым. Он помахал приятелям рукой, дважды газанул вхолостую, потом сбросил газ до малых оборотов, чтобы включить первую скорость. Прижав к полу педаль сцепления, он наклоняется, высовывает голову из кабины и говорит:
— Прощайте, падре. И благословите нас, нам это пригодится.
Священник отступает на шаг-другой и вдруг сразу воздевает руки к небу. Свет красных лампочек словно облачает его в пурпурную ризу.
— Благослови вас бог, — он чертит правой рукой огромный крест. — Во имя отца и сына...
Напрасно они делают безразличный вид, они слушают. Они даже взволнованы. Кроме Бимбы, который вполголоса обрушивает на бога все известные ему оскорбления.
— ...и святого духа.
— Аминь, — отвечает Луиджи, отпуская педаль сцепления.
При свете фар белая поверхность дороги кажется почти блестящей. Темная масса грузовика медленно уплывает в ночь.
— Завёл бы ты грузовик на объезд, — говорит Жерар напарнику. — Оставим его там, а сами вернемся в деревушку, отдохнем еще немного. Можно даже вздремнуть. Через час господин кюре нас разбудит.
— Тебе бы только дрыхнуть, — протестует Джонни, садясь за руль.
Штурмер остается наедине со стариком.
— Вы разве не сразу уедете? — спрашивает тот.
— Нет. Для безопасности мы едем с интервалом в один час.
— Но...
Он хочет что-то сказать, однако умолкает на полуслове. Ему явно не по себе. Жерар ничего не замечает. А на Джонни бог знает почему напал стих: ему захотелось поставить машину не где-то позади, а именно так, чтобы задний борт касался стрелки указателя. Грузовик хоть и недогружен, однако его не развернешь, как спичечный коробок. Джонни потеет на совесть.
Но что это? Кажется, грузовик Луиджи возвращается. Да, так оно и есть! На подножке стоит индеец и держит в руке деревянный щит, белый с черными буквами. Бимба спрыгивает на ходу. Он бледен от ярости.
— Где этот падре? Где этот вонючий ублюдок из борделя их сволочного бога?
— В чем дело? Что он тебе сделал?
— Посмотри!
Вырвав щит у индейца, Бимба потрясает им перед носом Жерара.
— «Внимание! Скорость минимальная! Дорога в плохом состоянии. Опасно! Внимание! Внимание!»
— Вот что эта сволочь сделала! Он боялся, что если мы увидим щит, то поедем через его вонючий приход. Испугался за свою драгоценную шкуру, за свой дом и всех этих золотушных, которых он обирает. Где этот гад, я убью его, прежде чем подохну сам...
* * *
Подошли жители деревни. Здесь и трясущийся мэр; впрочем, он и до этого весь дрожал. Жерар схватил его за грудки.
— А ты, ты ведь тоже нас умолял не ехать через твою вшивую деревню!..
Лицо старика становится грустным.
— Я только не хотел, чтобы вы ехали через деревню. Но туда я вас не направлял...
— А надпись все-таки убрали?
— Нет, это не мы. Это все падре.
— Ты с ним заодно, старый негодяй!
Жерар яростно трясет старика, и глаза его мечут молнии. Но старик бесстрашно смотрит ему прямо в глаза. Жители деревни приблизились. Они хотят заступиться за своего мэра, но не осмеливаются. Только один молодой парень поддерживает старика.
— Это падре все сделал. Была даже табличка, прибитая под стрелкой. Посмотрите сами, там еще видны следы гвоздей. А он ее сорвал...
Остальные подтверждают его слова:
— Да. Ее сорвал падре. Он сказал, что вы поедете через деревню, если ее прочтете.
— Мы хотели уйти из деревни на эту ночь, — добавляет другой. — Но падре нам запретил: и церковь и его дом как раз на дороге. Он боялся все потерять.
— Он грозит, что будет молиться, и у того, кто вам это скажет, падет скот и умрут все дети.
— «Я сам это сделаю, — говорил он, — я их уговорю, я покажу им все опасные места на новой дороге».
— Да, «я сам все сделаю» — это его слова.
— А где он теперь?
Все упрямо замолкают.
— Он ушел. Не ищите его, не теряйте времени.
Теперь вы все знаете, а мы ушли из наших домов.
Проезжайте через деревню. Мы вернемся, когда вы уедете.
* * *
— Пошли, ребята! — говорит Бимба приятелям. — Мы-то его найдем...
Один Луиджи против.
— Я побуду у грузовиков, — говорит он. — Нельзя же их так оставить...
Остальные устремляются вслед за Бимбой.
* * *
Долго искать не пришлось. Как они и думали, священник спрятался в своей церкви. Там они его и обнаружили в темном углу за колонной.
— Выходи отсюда, — сказал Жерар.
Но вмешался испанец:
— Нет, именно здесь! В его берлоге. В его притоне. В доме его хозяина. Ну что ж, подлец! Может, твой вонючий бог сойдет с распятия, чтобы защитить такую же падаль?..
Священник был ни жив ни мертв. Но он не пытался защититься, не сказал ни слова. Ударом ноги в грудь Бимба опрокинул его навзничь. Потом бросился на него, перевернул и, схватив за уши, стал возить лицом по цементному полу. Изо всех сил. До бесконечности.
— Остановись, — сказал Джонни. — Какой тебе толк, если он подохнет? Ты не сможешь даже воспользоваться премией, если мы довезем взрывчатку.
Но Бимба отпустил священника не сразу. Только тогда, когда тот умолк и едва дышал.
Перед тем как покинуть церковь, испанец сорвал с алтаря распятие, сломал дверь дарохранительницы. Он разбросал облатки во все стороны и плюнул в дароносицу.
Луиджи, которого они встретили у машин, услышав об этом, тяжело вздохнул.
— Не будет нам удачи, — прошептал он.
* * *
Они медленно проехали деревню и выехали на дорогу со скоростью улитки, вернее, осторожной черепахи, которая каждый раз смотрит, куда ей поставить лапу. Грузовик Штурмера остановился, чтобы первая машина отъехала на нужную дистанцию.
Жерар и Джонни молча курили. Так прошло, наверное, с полчаса. Наконец Жерар открыл дверцу, чтобы выйти из машины, успокоить разгулявшиеся нервы, и тут впереди что-то вспыхнуло неимоверно ярко, брызнули железные обломки, ослепительный свет охватил часть горизонта, а потом и всю ночь. Свет невероятной силы, белый, как вспышка магния, на секунду озарил каждый камушек в каждой выбоине, каждую травинку вокруг, насколько хватало глаз. Холодное белое солнце вспыхнуло на миг и умертвило все живое своим леденящим светом. Едва оно потухло, раздался грохот; докатился раскат звуковых волн; здесь, на равнине, им не за что было зацепиться, и они неслись, нагоняя друг друга и усиливаясь до бесконечности. Потом воздушная волна обрушивается на грузовик. Она хлещет по лицам мужчин, оставшихся снаружи, осыпает кабину и ветровое стекло зернами песка и уносится дальше, за горизонт. И внезапно все затопляет мертвая тишина.
* * *
Джонни вцепился в руль. Его веки сжаты так плотно, словно он боится, что нечто враждебное насильно проникнет в его глаза. От стука открывшейся дверцы он подпрыгивает и бормочет нечто совершенно неуместное:
— Не шуми так!
Оба европейца мысленно соблюдают минуту молчания. Нитроглицерин убил их товарищей. Двое уже перестали ждать, надеяться, терзаться страхом. Для двоих деньги компании «Круд» из почти ощутимой сверхреальности мгновенно превратились в ничто. Эти двое исчезли, вышли из игры, избавились от риска. Кое-кто в Лас Пьедрасе обрадуется. Чья теперь очередь? Смерлова?
Это имя пронзило мозг Штурмера, вспыхнуло огненными буквами. Ну конечно, именно он, этот тип, испортил им грузовик. Смерлов! Как же они раньше не подумали о нем!
Священник благословил Луиджи, посылая его в пекло, Смерлов пожелал ему удачи, когда они проезжали мимо «Корсарио». Должно быть, таков обряд предательства.
* * *
Вскоре начали попадаться, сначала изредка, потом все чаще и чаще, оголенные, поцарапанные или вспаханные взрывом участки. При свете фар было видно, что чем дальше, тем дорога становится хуже. Поначалу лишь ненамного хуже самых трудных участков после подъема на плато. Но потом ехать стало просто страшно. Джонни побледнел как смерть. Вся его уверенность, обретенная было в Лос Тотумосе, испарилась. Руки его дрожали, он снова путался в скоростях, терял педали. Без всякой причины он то коченел от страха, то безрассудно рисковал, пытаясь его преодолеть, но хватало Джонни ненадолго. И грузовик, отвечая на смену его настроений, дергался так, что один или два раза очередной рывок мог стать последним.
— Остановись-ка на минутку, — сказал Жерар. — Нечего полагаться на случай, а то еще застрянем. Вылезай, пойдем посмотрим сами.
