Так и стояли, не двигаясь с места и осыпая упреками друг друга. Больше всего доставалось Мадису за его дурацкую выходку. Но Томиню и Эгилу тоже влетело. С чего это им взбрело в голову среди ночи, в дождь и холод забираться в склеп?
— Если уж так не терпелось взглянуть на все это, можно было днем.
— Днем убирали картошку, — оправдывался Томинь.
— А завтра утром какие-то соревнования придумали, — поддержал его другой виновник происшествия — Эгил. — А там и домой. Когда же еще выбраться?
— Хватит вам спорить! Словами делу не поможешь.
Валдис у нас такой практичный и рассудительный. Но на этот раз и он ничего подходящего предложить не мог. Оставалось только блуждать в темноте. Или стоять неподвижно и ждать. Чего ждать? Утра? Или чуда?
На чудо, во всяком случае, надежд никаких не было.
И все-таки оно произошло.
Мы услышали, как у остановки, которая находилась неподалеку от церквушки, притормозил поздний автобус. Кажется, кто-то сошел. Потом мотор взревел снова, и опять установилась тишина.
— Слышите? Шаги! — Гвидо обрадовался. — Вот уже возле самой церкви. А ну, давайте! Кто умеет, тот свистит. Остальным кричать: «Помогите!» Ну!
Повторять не пришлось. Мы подняли такой шум, что у самих чуть не заложило уши. Хотя Томинь был первоклассный свистун, он орал громче и жалобнее всех:
— Помогите! Спасите! Мы тут, в склепе-е-е! На помощь! Мы в склепе-е-е!
Невозможно было нас не услышать. Но ни одна живая душа не отозвалась. Никто не подошел к оконцу, никто не протянул нам спичек, не зажег фонарика.
И вот мы снова томимся в темноте. Идут долгие минуты. Или часы — мы не знали. Помню только, что было очень мучительно ждать. Выдержим ли мы? Сумеем ли простоять на сыром полу до утра, когда дневной свет наконец появится в подвальном оконце?
И вдруг мы услышали снаружи голоса. Комарик! Иголочка! Еще какой-то мужской голос!
— На помощь! Мы в склепе-е-е! — снова завопил Томинь.
Но, видимо, наши спасители уже и без того знали, где нас искать.
Через минуту-другую в оконце скользнул яркий луч света, и тот самый незнакомый мужской голос скомандовал:
— А ну-ка, вылезайте! И побыстрей!
— Тренер! — констатировал Гвидо и первым поспешил к люку. За ним Томинь, Мадис, я и все остальные, Последним из склепа выкарабкался Робис — он подсаживал тех, кто поменьше ростом.
Всю обратную дорогу наши спасители выясняли, как вдруг такая орава оказалась среди ночи в церковном склепе.
Тренер никак не мог понять, почему Томинь и Эгил вздумали знакомиться со склепом в ночной темноте, да к тому же еще на свой страх и риск забираться туда через оконце. Ведь экскурсовод водит в склеп всех желающих и рассказывает им подробности о строительстве церкви, стиле алтаря и церковной кафедры, о статуях святых, всяких резных украшениях. И про баронов, которые угнетали латышских крестьян. Все можно узнать и увидеть. Причем школьникам даже билетов покупать не надо.
Заведующий интернатом не стал нас ругать. Заметил только сухо, что подобные проказы могут плохо кончиться: тот самый злосчастный камень из стены мог свалиться на голову, можно было споткнуться в темноте и сломать ногу — да мало ли что! Ладно, хорошо все то, что хорошо кончается. А подрожали немного в сыром подвале — ничего, впредь будет наука.
А вот Иголочку, к удивлению, занимало совсем другое:
— Никак не могу понять: если эти бароны при жизни причинили столько зла, зачем же теперь все это беречь?
— Экспонаты, — поспешил разъяснить Эгил, искоса поглядывая на тренера.
— Экспонаты, — пробормотал Томинь. — Если бы я раньше знал, не полез бы вообще.
Комарик спросила:
— А что ты надеялся там увидеть?
— Да все этот Гвидо! Натрепал всякого. Королевская корона, золотая карета!
— Я же не утверждал, что это правда, — защищался Гвидо. — Легенда — мало ли что!
Я не участвовал в споре. Все кончилось благополучно. Чего еще спорить?
Горностаиха угостила нас горячим чаем.
— Согрейтесь, согрейтесь, ребятки!
Теперь она нисколько не походила на разъяренного льва. Скорее, на заботливую бабулю.
— Долго ли простыть? Как тогда обратно в Ригу доберетесь? — Она озабоченно ерошила мокрые волосы Томиня. — Такой маленький, и — гляди-ка! — вслед за большими подался. Кто ж тебя, бедного, погнал на село в такую непогодь?
— Никакой я не маленький, а такой же, как все, — отстаивал Томинь свое мужское достоинство. — И никто меня не гнал — сам поехал!
Напившись горячего чая, мы почувствовали страшную усталость и сразу отправились на боковую.
До самого утра спали как убитые.
НЕОБЫЧНЫЙ КОНКУРС И ОВОЩНОЙ КАРНАВАЛ
Воскресенье началось с лихорадочной подготовки к празднику урожая. Ребята без конца носились от хозяйственных построек к кухне с ведрами, полными овощами; девочки, надев белые фартуки, колдовали у плит. Там варилось, парилось, жарилось.
Нам, рижанам, поручили украсить зал. Делали мы это с небывалым чувством ответственности. Каждому хотелось доказать, что горожан тоже, как говорится, голыми руками не возьмешь.
Кайя раздобыла все необходимые материалы и инструменты — ножницы, клей, бумагу, краски, даже осколки разбитого зеркала. Странно, но только теперь перед нами по-настоящему проявился талант Гельмута. Он разрисовал оконные стекла разноцветными мелками. Одни за другими появлялись то забавные мартышки, то клоуны, то герои сказок: Кот в сапогах, Буратино, старик Хоттабыч, Чиполлино. Особенно здорово получились у Гельмута живые овощи: улыбающиеся кочаны капусты, бородатые морковки, пузатые тыквы и, конечно же, яркие цветы. Непонятно, как мы до сих пор, за семь лет, не разглядели его таланта.
Совместными усилиями сделали из осколков зеркала вертящийся сверкающий шар и подвесили его к потолку.
На овощной карнавал обещала прийти молодежь большого колхоза со своей дискотекой.
Работа спорилась, и, к моему удивлению, никто ни с кем не переругался, как нередко случалось в школе. Я думаю, что все дело в необычной обстановке. Мы, может быть, впервые стали по-настоящему осознавать, что такое коллектив. Ведь каждый из нас представлял здесь не самого себя, а являлся частицей всего класса.
Праздник начался сбором пионерской дружины на тему: «Труд делает человека великим». Председатель совета дружины объявил результаты операции «Урожай». Мы слушали разинув рты.
Общее число выработанных школхозом «Колос» трудодней составило три тысячи сто двенадцать — звучит, верно? Ребята сами вырастили свеклу на четырех гектарах, очистили луга от камней, собрали многие тонны металлолома. А картофель и кормовые убрали с общей площади в шесть гектаров.
К тому же в школхозе ребята получили производственные навыки по разным специальностям: механизатор широкого профиля, зоотехник, строитель, экономист-бухгалтер. Девочки постарше подменяли взрослых доярок на ферме во время их отпусков.
Потом слово взял председатель колхоза. Он поблагодарил школьников за помощь и вручил им награды.
— Потрясающе! — ерзал Томинь на скамье, глядя, как Гвидо принимает из рук председателя хоккейную клюшку, а Удис спиннинг.
После торжественной части выступила пионерская агитбригада. Мы многое узнали про историю колхоза, о знатных людях. Подумать только: в колхозе два Героя Социалистического Труда, и один из них — отец Кайи!
Затем начались соревнования в трудовой сноровке. Нас тоже пригласили участвовать. Кто лучше отберет семенной картофель? Кто быстрее почистит картошку, свяжет веник, починит беззубые грабли, пришьет пуговицу, накроет стол?..
Я взялся сортировать картофель на семена. Что тут мудреного? Отбирай самые большие клубни! Нет, оказывается, не так-то просто. Большие — еще не лучшие. Тут много всяких секретов. И, надо честно сказать, я их не знал.
Сильвия быстрее всех пришила пуговицу. В этом деле она оказалась попроворнее сельских девчат.
Гельмут первым связал веник, однако небрежно, тут же стали вываливаться ветки. Томинь по времени стал вторым среди ребят, чистивших картошку. К нашему огорчению, его результат жюри не засчитало: Томинь дочистил свои картофелины до размеров вишни.
Участников необычного конкурса тоже ждали призы. Из нас, рижан, первой вызвали Сильвию, и она гордо прошагала к столику жюри, где получила симпатичную корзиночку для рукоделия!
И нашу Кайю наградили. Как сказал председатель жюри, он же тренер, он же заведующий интернатом, — за высокую общественную активность и привлечение к работе рижских пионеров. Комарик едва удержала в руках толстенную «Историю театра» и огромный букет цветов.
А каждому из нас вручили по целлофановому мешку, полному румяных яблок.
