Вот это меня в чувство сразу привело. Я на него разозлилась. Так разозлилась, что, будь у меня в руках автомат, вырубила бы его, не стреляя. Я была зла, как стая демонов. На бессердечие, на его холод, на то, что он — безразличный пылесос! Водонагреватель и то теплее!
— Я на больничном, — басом выдавила я.
— На больничном ты в офисе. У меня ты работаешь неофициально. Так что, к работе.
Он хотел выйти, но я его остановила:
— Мало я тебе отработала, жестокий самодур! Глаз подстрелили, лицо изуродовали… Теперь повязку ему носи. Не можешь смотреть на меня — маску купи.
— При чем здесь…
Интересно, все мужчины так плохо речь воспринимают?
— Конечно, как ты меня в офисе…
Я не договорила. Высоковский меня крепко обнял и поцеловал. Целовались мы долго. Я не хотела его отпускать, словно, пока он меня целует, я была прежней и обычной Викой. Не знаю, чем бы у нас все закончилось, но наш поцелуй прервал настойчивый стук в парадную дверь.
Высоковский отстранился и совершено спокойно пошел открывать непрошеному гостю. Я выглянула, чтобы увидеть, кто мне вечер так подпортил. На пороге стоял съежившийся Сережа.
— Я, страсть, как замерз… Не разрешите мне у вас в гараже погреться? Я точно знаю, там есть отопление и диван.
Михаил молча снял ключи с крючка и бросил их Гущину.
— Благодарю! — радостно крикнул Гущин и, заметив меня, присвистнул: — Любовь моя, ты лучше маску надень, а то не дай бог твой хозяин нечаянно тебя ночью увидит и от сердечного приступа откинется. Что делать тогда будешь?
— Ничего с ним не случится, — заверила я. — У него сердца нет.
— Так у меня есть!
— А ты не глазей!
Высоковский, еле сдерживая смех, закрыл дверь, не дав завершиться нашему с Гущиным спору. А я все еще переваривала поцелуй и не знала, как сейчас себя вести. Что теперь ему сказать? Ничего? Ждать, пока он что-то скажет?
Наконец, Михаил заговорил:
— Бессердечный человек тебе напоминает: проверить записи камер, сигнализацию и ложиться спать.
Как я могла забыть?! У нас с ним поцелуи, наверное, тоже входят в служебные обязанности. Мы целуемся при каждом удобном случае.
— И все-таки у тебя нет сердца! — ответила ему я, уходя в компьютерную каморку.
Глава 4.1
Полночи я крутилась, вспоминая поцелуй Высоковского. Сколько раз мы уже с ним целовались? Предпоследний — в машине, тот был страстный, безумный и настойчивый. Я тогда потеряла голову. Да что уж, я с ним всегда теряю голову. А в этот раз… Осторожность, нежность и… пылкость.
Я все себе выдумываю! Я втюрилась в него, как школьница, и сама все выдумываю! Возможно, я все это чувствовала. Сама себе нарисовала то, что хотела в нем видеть. Подумать страшно, что бы произошло, если бы нас Гущин не остановил своим появлением. Я вцепилась в Высоковского, как мартышка в дерево над рекой. Я бы его точно не отпустила…
Угнетенная угрызениями совести, стыдом и в то же время сожалением, что нам помешали, я все же уснула.
***
Мне снилась вода. Теплая, чистая. Вокруг природа, солнце, тишина. Я стояла совсем обнаженная в воде, которая едва скрывала мои бедра. Рядом лился водопад. А под ним стоял Михаил. Его спортивное тело меня сводило сума. Я не могла дышать и глаз не сводила с его торса. Воздуха не хватало.
Я поняла, что мне зажали нос, но так не хотела, чтобы сон заканчивался, и грубо отстранила руку, перекрывшую мне воздух.
— Гущин, отвали! — заорала я и перевернулась на другой бок, укрывшись одеялом с головой.
Сон еще не ушел… Я все еще видела Михаила, который взял меня за талию и притянул к себе… И тут поняла, что это уже не сон, а кое-кто непрошеный вообще обнаглел!
— Твою мать! Гущин, ты дашь мне поспать или нет?! Проваливай в свой гараж!
Я вырвалась из его объятий и хорошенько двинула его ногой под дых. И только тогда одним глазом разглядела, что это был Михаил.
Море эмоций сменили одна другую. Злость, что он вошел не постучавшись, сожаление… Хотелось узнать, как он далеко зашел бы, и снова злость: да как он смел?! Неужели он думает, что я так доступна?! Боже, я генерального побила!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Взгляд такой… Уволит прямо сейчас. Нет, убьет.
— Что ты делал… в моей комнате? — пролепетала я, краснея не то от стыда, не то от злости.
Странный вопрос. Ясный перец, лапал!
Миша медленно выпрямился. Такой начищенный, ухоженный, красивый, но взгляд… Уже не злится?
— Ты на работе, — заявил он. — А наблюдаемый объект не в состоянии разбудить свою охрану.
— Ты залез ко мне под одеяло! — вырвалось из меня.
— Я у тебя был однажды под одеялом, и тебя это, помнится, не смущало.
Михаил дьявольски улыбнулся. Я не выдержала и вслух сказала:
— Вот нахал!
— Два рабочих часа вычтено из твоей зарплаты. Через две минуты жду на завтрак.
Высоковский вышел из комнаты, а я упала на постель. Он — черт, можно даже не сомневаться! Все ему с гуся вода! Сам целуется, а теперь штрафует!
— Минута прошла, — услышала я и сразу вскочила и стала переодеваться, как сумасшедшая. Бегом я пронеслась в ванную комнату, там умылась, как метеор. Войдя на кухню, я поймала хитрый взгляд Высоковского. Он смотрел на меня бесцеремонно. Я сразу вспомнила, что забыла расчесаться, и разозлилась:
— Что еще?!
— Доброе утро.
Он словно издевался. В каком месте оно доброе?!
— Вычитаю еще один час, — продолжил Михаил, взглянув на часы. — Ты опоздала. Присаживайся.
Да пусть хоть всю зарплату себе забирает, жмот! Сноб противный!
Я взглянула на кофе и салат. В голове пронеслось: это весь мой завтрак?! Он собирается меня все время травой кормить? Не-ет, ему запрещено женщину заводить, пусть козу себе в охрану нанимает. Хотя салат был потрясающим. Не знаю, из чего Миша его делал, но в нем были такие приправы с кусочками омлета, м-м-м… Я не заметила, как проглотила все. Но этого все равно было безумно мало. Понятия не имею, как он такими кукольными порциями наедается. Или он только меня недокармливает?
— Сейчас тебя твой журналист повезет на тренировку, — сказал он. — Перед тренировкой не наедаются, — добавил Михаил, допивая свой кофе.
Я снова покраснела от злости. Да что же я так выдаю себя?! И тут до меня дошли его слова.
— Тренировка? Я на больничном!
— Нет, ты моя охрана и должна тренироваться, — Михаил поднялся, собрал посуду со стола и положил в раковину. — Я скажу Натали, чтобы медитации больше внимания уделила, а то ты совсем необузданная. Посуду пусть Гущин помоет. Сама к раковине не подходи.
Михаил вышел из кухни. Я пошла следом за ним, но он даже не обернулся, словно меня не было. Только когда он открыл входную дверь и увидел за ней Гущина, который, видимо, меня уже ждал, Михаил резко обернулся и крепко поцеловал меня в губы.
— Веди себя хорошо, — сказал Миша.
Он так мягко улыбнулся, что хотелось его по башке треснуть, чтобы перестал притворяться.
Гущин начал заикаться:
— А… а… а… ты еще не готова, — заметил он.
Действительно, я до сих пор была в футболке и джинсах. Вбежав в свою комнату, я быстро нашла свитер и остановилась. У меня нет верхней одежды! Мое прекрасное новое пальто было безвозвратно испорчено.
— Мне не в чем ехать, — сказала Гущину я.
На что он спокойно снял с полки спортивный пуховик Михаила и дал его мне:
— Наряжайся, любимая. С него не убудет.
Подумав, я решила, что уж лучше нарядиться в куртку генерального, чем не явиться на тренировку. Прихватив пакет со сменной одеждой, мы вышли из дома.
В машине мне Гущин промывал мозги, что я веду себя неправильно со своим начальником:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вик, ты соображаешь? Что ты натворила вчера?
— А что? — не поняла я. — Спасла его и получила уродство на лице?
— Нет, там была твоя обязанность, — отмахнулся Сергей. — Но ты с ним разговариваешь в таком тоне, будто он — горничная у тебя на побегушках.
