Она выкладывает пакеты на кровать и суетливо начинает разбирать их содержимое:
— Я взяла пачку подгузников, надеюсь не ошиблась с размером, несколько комбензончиков, смотри какая прелесть! — она прикладывает к груди веселенький желтый костюмчик, нежно его поглаживая, — Напомни как малыш зовут? Ему должно быть в пору.
— Костя, — осторожно отвечаю подхватывая ребенка на руки и присаживаясь на другой край кровати, пока Котя не успел сам доползти и схватить яркие шуршащие пакеты. Ползает он нескладно, на животе, но уже довольно шустро. А уж пожевать шуршащее и яркое не упустит момента.
— Константин, какое прекрасное имя для такого хорошенького мальчика!
Она всем своим видом демонстрирует радость и заинтересованность в ребенке, и мне уже начинает казаться, что она раскаивается в произошедшем, что она действительно просто накрутила себя какими-то ужасами. И из-за этого вела себя как разъяренная львица. Но внутренней чувство мне говорит, что не стоит расслабляться и доверять женщине, которая способна настолько быть разной в течение суток. Нет, все это неспроста, даже если дело в том, что Герман смог ее заставить поменять свое отношение ко мне, то расслабляться все равно не стоит — насильно мил не станешь.
Нет, она просто затаилась и поменяла тактику. Тем более что я подозреваю, что ее разговор с сыном не был душевным или хотя бы долгим — имя ребенка она так и не запомнила. А может даже и не узнала.
Глава 17. Герман
Глава 17. Герман
Когда самолет набирает высоту, я решаю, что было бы неплохо эти пару часов отдохнуть. Целый день на нервах. Мне удается задремать, я уже привык отключаться в полете, к тому же кресла бизнес-авиации очень удобные. Хотя я привык засыпать где угодно, главное чтобы было где ноги вытянуть. Могу хоть восемь часов дрыхнуть, не обращая внимания на «прелести» полета, а выйти уже посвежевшим и отдохнувшим. У меня нет времени на раскачку. Приехал — поработал, и бегом дальше.
Однако в этот раз поспать не получается. Стоит мне задремать, как в мои сны врывается тревога. Мне вдруг становилось нестерпимо страшно, и я не понимаю почему. За что мне беспокоиться? Все здоровы, бизнес в порядке… Но стоит мне проснуться, я обо всем вспоминаю. Тогда я смотрю на бокс с Мишей… И холодная змея ужаса исчезает. Да, глядя на бокс я, как ни странно, успокаиваюсь. Дежурные врачи рядом, ребенок спокойно дремлет, раскинув ручки, зажатые в кулачки. Его спасут! Я могу повлиять на это, у меня куча денег!
И горькое чувство потери уходит.
Мне не хочется смотреть на сердце мальчика. Оно вызывает у меня тоску и ощущение глубочайшей несправедливости. Кто знает, почему в жизни так происходит? Почему столько детей рождаются больными? Почему дети в принципе умирают? Они же ни в чем не виноваты! А при этом Бог дает долгую жизнь подлецам и моральным уродам!
Жизнь ужасна. И хотя я не могу на нее жаловаться, в конце концов я никогда не знал лишений и бедности, все равно иной раз такая тоска накатывает!
— Мы прилетим через двадцать минут, — прерывает тишину Аркадий Павлович.
— Прекрасно, — киваю, не переставая смотреть на бокс. Между тем самолет начинает шуметь немного иначе, спускается. Мой взгляд падает на иллюминатор. Ночь. Облака висят еще внизу, а над ними светит круглая луна. Привычное для меня, но все равно завораживающее зрелище.
— Герман Александрович, вы поедете в больницу? Или домой?
Я снова перевожу взгляд на бокс, затем поднимаюсь и подхожу ближе к ребенку. Мальчик проснулся и, поймав мой взгляд, чуть приподнимает ручки. Надо уже садиться в кресло и пристегиваться, но я смотрю на Мишу, и мне почему-то кажется, что я ему нравлюсь. Глупости… Как можно нравиться младенцу? Ему в этом возрасте нравится только мама… И то потому что молоком кормит. Но он смотрит на меня. И в его ярко-голубых глазах что-то есть. Неужели он все-таки мой сын? Поскорее бы результаты анализа! Да, это решит все сомнения. Но иной раз и не хочется знать правду. Я бы и правда усыновил мальца… Он нам меня похож. Даже если не сын.
— Я поеду с ним, — возвращаюсь на место. Надо все проконтролировать.
Самолет садится без происшествий. Ребенок сильный, уже хорошо. Но уже при транспортировке он начинает беспокоиться. Все-таки дает о себе знать смена давления. Врачи рядом, а я в ту сторону и посмотреть боюсь.
Самолет садится. Я слышу как пищит какой-то аппарат. Врачи переговариваются о лекарстве, в голосе тревога. К тому моменту как подъезжает скорая, мальчику становится хуже… И я впервые в жизни начинаю про себя молиться. Хотя казалось бы, ну какое мне дело до постороннего ребенка? Но мне жалко его! Я не хочу чтобы Миша умер.
— Сделайте все возможное! — рявкаю одному из врачей. Хотя и понимаю, толку в моих словах никакого. Они и так стараются, это лучшие доктора. Естественно моя реплика остается без ответа. Ребенка грузят в скорую, а мы с помощником в моем «лексусе» едем следом.
Глубокая ночь. И я чувствую, что меня начинает укачивать. Хочется спать… Но проконтролировать все нужно. А что, если Миша умрет? Что я скажу Кате? Мысли перекидываются на нее. И отзываются болью. Дура! Зачем же она мне изменяла? Чего ей не хватало? Но как мать она можно сказать молодец. Она сделала все возможное чтобы спасти Мишу. Потому что сейчас он с лучшими врачами едет в лучшую клинику.
Только одно непонятно: зачем ей было разбивать телефон? Скорее всего мать что-то сказала… И они подрались. Нет, не представляю Катю, размахивающую кулаками. А вот мать — вполне.
— Аркадий Павлович, — поворачиваюсь к помощнику. Тот уже дремлет. Замучил я его конечно. Он тоже очень устал. Но сейчас он единственный, кому я хоть как-то доверяю.
— Да? — просыпается тут же. И вид, будто и не дремал. Меня это немного забавляет.
— Простите что разбудил, — улыбаюсь, — Утром купите Кате новый телефон, она старый разбила. Только выберите что-нибудь поприличней.
— Разумеется.
Мы подъезжаем к воротам больницы. Скорая с бесшумно мигающими огоньками останавливается возле крыльца здания, и оттуда выходят несколько медработников. Они быстро выгружают бокс с ребенком, а мой автомобиль как раз паркуется неподалеку. Я бегу следом, однако, к моему удивлению, меня в здание не пускают! Какая-то тетка в белом халате встает передом мною и протягивает вперед ладонь:
— Мужчина, сюда нельзя.
— Там мой сын! — рявкаю, пытаясь обойти тетку. Но та не сдается:
— Его везут в детскую реанимацию, и там вам не место. Ему окажут всю необходимую помощь!
Твою мать! Кому я только деньги платил, что не могу обойти какую-то вахтершу! С другой стороны, вся информация у врачей есть, а я… Их понять можно. Занесу какую-нибудь заразу. Потому что где я только не был в своем пальто! Видя что я стою в нерешительности, тетка продолжает:
— Вы можете зайти через главный вход, там вам все объяснят и расскажут.
