— Ничего, постепенно втянешься.
Струев покровительственно похлопал его по плечу, и они укатили на «рафике» к ЛИС.
У входа их встретил Востриков. Придержав Струева, спросил:
— Как?
— Будущее покажет, — неопределенно произнес Струев.
— С земли смотрел — здорово!
— Пилотировал-то я.
У Вострикова за стеклышками очков часто-часто заморгали глаза.
— Надо было ему дать…
— Успеется, Семен Иванович. Я показал, как у нас летают! А летчика я из него сделаю. Железно! — пообещал Струев.
— Но он, кажется, был инструктором?
— Инструктор — одно, испытатель — другое.
— Смотри, тебе виднее. Да, зайди ко мне, когда передохнешь, разговор есть.
В кабинет Струев вошел уже иной. Серый, в искорку, костюм, голубая рубашка, манжеты с золотыми запонками и блестящие лакированные туфли, в которые хоть смотрись, преобразили человека, еще недавно затянутого в высотный костюм, в гермошлем, в черные шевретовые перчатки.
Даже не верилось, что это он только что носился в небе, выполняя фигуры высшего пилотажа. А какая красивая посадка! Еще самолет не коснулся колесами бетонки, а за хвостом уже расцвели тормозные парашюты — прямо в воздухе. И как следствие — очень короткий пробег. Ничего не скажешь — здорово!
Востриков с восхищением глядел на Струева.
— Садись, Лев Сергеевич.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил его Струев, однако, прежде чем воспользоваться приглашением, оглядел длинный ряд стульев вдоль стен и остановил взгляд на высоком кресле, примыкавшем подлокотником к письменному столу.
— Во-во, давай поближе! — подхватил Востриков.
Струев сел и выжидающе вскинул на него черные внимательные глаза.
Семен Иванович закурил и протянул испытателю распечатанную пачку сигарет:
— Угощайся.
— Вы же знаете, я табаком не балуюсь.
— Ах да, запамятовал! Пожалуй, и мне бросать надо, балдеешь от этого курева, — посетовал Востриков и вдруг без всякого перехода мягко пожурил испытателя: — Что же ты не дал Волку самому поуправлять? Чего улыбаешься? Я не прав?
— Первый-то полет ознакомительный, Семен Иванович.
— Ну и что? А впрочем, тебе видней. Я вот о чем хочу с тобой потолковать. — Он положил перед испытателем отпечатанный лист бумаги: — Нельзя ли чуток поджать программу ввода в строй Волка?
— А какая в этом необходимость?
— Производственная, Лев Сергеевич, чисто производственная. Та программа, что составил Аргунов перед отъездом, мне кажется, слишком растянута. А у нас на ЛИС уже начинают скапливаться машины, не сегодня-завтра выйдут на линейку. А летать кому? Сам посуди: Аргунов — в отпуске, у Волобуева — грипп. Остаетесь пока вы с Суматохиным. — Заметив нетерпеливое движение Струева, Востриков предостерегающе поднял руку: — Знаю, вы и вдвоем сумеете справиться. А вдруг погодка подведет, как в прошлом месяце? Тогда ведь чудом выкрутились.
— Это верно, — согласился Струев и задумался, насупив густые черные брови.
Востриков смотрел на его тонкий, с чуть приметной горбинкой нос, на иссиня-черные волосы, жесткой щетиной топорщившиеся на высоком лбу, на его шею, медленно покрывавшуюся красными пятнами, и молча ждал.
Начальник летно-испытательной станции на всякий случай приготовил еще один аргумент, и он, этот аргумент, казался ему довольно веским: Волк все-таки бывший инструктор летного училища и к тому же на машинах такого типа, которые выпускались здесь, на авиационном заводе, летал раньше. Но Востриков знал и другое; в чисто летных вопросах, конечно, виднее всего Струеву, а не ему, инженеру, хоть и администратору. Хватит, обжегся уже раз, когда послал в полет того же Струева. Если бы не запасной аэродром, еще неизвестно, чем дело бы кончилось…
— В принципе не возражаю, — сказал наконец Струев. — У Волка имеется определенный опыт…
— Ну и хорошо! — обрадовался Востриков. — Подкорректируй программу — и ко мне на подпись.
Струев хотел было встать, но Востриков жестом остановил его.
— Посиди чуток, время терпит, — сказал он. — Может, есть какие планы?
— Да надо бы оформлением летной комнаты подзаняться, — нерешительно произнес испытатель. — Я уже продумал схемы, плакаты…
— Это правильно, — начальник ЛИС одобрительно кивнул, — вдруг какая комиссия… А тебе в помощники подключу цехового художника.
— Отлично.
— И вообще, если что надо — не стесняйся, сразу ко мне. Всегда помогу.
— Спасибо, Семен Иванович.
Струев дошел до двери, но обернулся, словно почувствовав, что Вострикова еще что-то тревожит. И не ошибся.
— А как на твои нововведения Аргунов посмотрит? — спросил Востриков.
— Но вы же «за».
— Тогда иди, твори и дерзай! — воскликнул Востриков и поднялся, давая понять, что разговор окончен.
«Вот бы мне такого зама! — подумал он, устало закрывая глаза. — Струев — не то что Аргунов, быстро бы навел порядок».
6
Аргунов возвратился из отпуска посвежевший, помолодевший. Чистый горный воздух пасеки, исцеляющая тишина, а главное, перемена впечатлений придали новых сил. Но едва он переступил порог квартиры, как тут же затосковал по аэродрому. Это было его обычное состояние, как, впрочем, у многих летчиков: за время отпуска так изголодаешься по полетам, что даже секунды перед стартом кажутся вечностью. Ночью в поезде ему даже сон приснился, страшный правда. Будто он заходил на посадку и остановился двигатель. Самолет стал падать на город, а прыгать нельзя: внизу люди. Он сумел все же отвернуть в сторону и уже несся в какую-то черную яму. Ему стало страшно, и он закричал, но не услышал собственного голоса. А потом его, живого, невредимого, поздравляли, и диктор объявил: «Мы показывали демонстрационный полет». Проснулся оттого, что его тряс за плечо сосед по купе. «Что с вами? Плохо?» — «Извините, ерунда какая-то приснилась». Аргунову больше уснуть не удалось, и он с нетерпением ждал наступления рассвета.
Утром поезд прибыл в родной город. Андрей взял такси и скоро был дома. Принять ванну да залечь спать? Но спать не хотелось.
Андрей перелистал газеты и журналы, скопившиеся за месяц, — нет, скучно.
«Зря я оставил Ольгу в Ташкенте, — думал он. — Вот и майся теперь один в четырех стенах…»
Он вскочил и стал ходить по квартире, как по пустыне. Один, один. И зачем он согласился на уговоры стариков? Хотя при чем здесь старики? Дочь сама захотела остаться. Правда, это был первый ее порыв. В следующее же мгновение Ольга подумала о нем и с тревогой спросила:
— А как же ты?
— Ничего, справлюсь. Я ведь большой.
