— А как же ты?
— Ничего, справлюсь. Я ведь большой.
— Никакой не большой, а маленький, — возразила Ольга, — куртку куда попало кидаешь.
— Сдаюсь, сдаюсь. Теперь она будет аккуратно висеть на вешалке.
— Смотри, а то приеду, такой скандал устрою…
«Конечно, у дедушки с бабушкой ей будет лучше. И волноваться за меня не будет. Сама ведь призналась… Волноваться, конечно, будет, но не так. Когда же все на глазах…»
Он подумал о Светлане. Какое мужество нужно иметь женам испытателей, каждый день отправляя их на работу! Светлана и виду не подавала, что ей страшно. Всегда веселая, добрая. А что творилось в душе?.. Вот и сгорела раньше времени, потому что пожар этот внутри хранила, не давала вырваться наружу. Даже в самые последние минуты она думала не о себе, а о нем и услала его за березовым соком, чтобы он не видел, как она умирает…
У Ольги тоже материнская душа — тихая, сдержанная. Но сколько сил нужно, чтобы вот так сдерживаться! На прощание не кинулась к нему, не заплакала — про куртку напомнила.
Андрей скосил глаза в сторону и увидел свою кожанку, впопыхах при сборах в отпуск брошенную у дверей на ящик с обувью.
«Как в воду смотрела», — нежно подумал он о дочери. Встал и поднял куртку. Наверное, с минуту держал ее в руках, не зная, что делать: повесить в шкаф или надеть? Надел. И удивительное дело, моментально потянуло на аэродром.
Дочь бы сказала на это: «Можно подумать, что без тебя земной шар остановится». А что? Может, и остановится…
Аргунову вдруг стало весело и легко на сердце. Сейчас он придет на аэродром, увидит друзей, почувствует их крепкие, душевные рукопожатия, сядет в самолет. Ох как хочется в небо!
Словно встречая Андрея, над головой с оглушительным ревом пронесся истребитель. Аргунов замедлил шаг, наблюдая за ним.
— Прости, дарагой, — услышал он, столкнувшись внезапно с человеком, внимание которого тоже, очевидно, отвлек самолет.
— Сандро! Гокадзе! Ты ли это?
— Андрюха! Узнал?
— Тебя, чертяку, за тыщу верст узнаешь!
Они долго топтались и тискали друг друга в объятиях, словно выверяя на прочность — оба могучие здоровяки.
— Какими судьбами здесь? — спросил наконец Аргунов.
— Как какими судьбами? Нет, вы только посмотрите! — взревел от негодования Гокадзе. — Я работаю здесь!
— Где — здесь?
— На заводе, в СКО[5]. Уже два года. А ты где?
— На летно-испытательной.
Сандро всплеснул руками:
— Это же надо! Работать вместе — и до сих пор не встретиться. Ну как ты? Женат? Сын есть? Квартира? Машина?
— Погоди, погоди, не все сразу…
Гокадзе вдруг помрачнел, черные шмелиные глаза его потускнели.
— Скажи, Андрей, почему все так несправедливо в жизни устроено?
— Ты о чем?
— Над схемами корплю, самолет, можно сказать, своими руками делаю, а летает дядя. А может, мне до смерти хочется летать!
— А жизнь тут при чем? — мягко укорил его Андрей. — Сам виноват. Характерец тебя подвел. Горячий слишком.
— Характер — кипяток, — согласился Сандро, — но не в этом дело.
— А в чем? В чем?
Сандро, словно железными обручами, сдавил Аргунову плечи.
— Пусти, медведь, я ведь тебе не штанга.
— Не отпущу, пока не скажешь. Я ведь летчиком хотел стать! Летчиком, понимаешь?!
— Эх, Сандро, Сандро, — вздохнул Андрей, освобождаясь из его крепких объятий, — вот руки тебя и подвели.
— Руки?
— Конечно. Летчику чуткость в руках нужна, а ты зажимал штурвал так, будто это штанга.
Андрей вспомнил, что в училище никто из курсантов эскадрильи не мог так легко, как Сандро, играть двухпудовой гирей, точно мячиком. Перворазрядник, кандидат в мастера спорта, чемпион округа! Его частенько освобождали от внутренних нарядов, в подразделении он фактически только числился, а больше по соревнованиям разъезжал. Но когда вплотную приступили к полетам, то оказалось, что штанга более податлива ему, чем самолет. После длинной вывозной программы его все же были вынуждены отчислить из училища из-за летной неуспеваемости. Уезжая, Сандро чуть не плакал.
— И куда же ты? — спросил его тогда Аргунов.
— В самолетостроительный подамся. Все-таки ближе к авиации. — И сам же над собой подшутил: — Лучше быть хорошим инженером, чем плохим летчиком. Правильно я говорю?
Их жизненные пути разошлись. Одно время имя Гокадзе еще мелькало на страницах спортивной печати, потом исчезло. Видать, и со штангой ничего не получилось. С тех пор Андрей ничего не знал о судьбе Сандро Гокадзе. И вдруг эта встреча.
— Слушай дарагой, ты куда направляешься? — спросил Гокадзе.
— Да я, собственно, еще в отпуске.
— Тогда пойдем, покажу свой курятник.
— Что ты имеешь в виду?
— Конструкторский отдел! Женщины, я тебе скажу!.. Цветник, а не отдел.
Они миновали проходную, направляясь к трехэтажному, из белого кирпича, зданию — дому заводского управления.
— Ну а сын хоть у тебя есть?
— Дочь.
— Бракодел! А у меня два сына! — гордо заявил Сандро и вздохнул. — С возрастом, говорят, круг интересов у человека сужается, это верно. Работа — семья, семья — работа. А в молодости бывало…
Ноздри его длинного, крючковатого носа затрепетали, в глазах вспыхнул огонь.
— Да, в молодости на все азарту хватало: стадион, театры, рестораны. Теперь все это в прошлом. Зато собрания, совещания, заседания. Живешь, как заведенный механизм, забывая, что ты все-таки человек, черт возьми!
Сандро завел Андрея в огромный светлый зал, сплошь уставленный кульманами, за которыми сидели и стояли работники конструкторского отдела — почти все женщины.
— Пасматри, пасматри! — хвастался Сандро. — Все, как одна, красавицы. Не то что на твоем ЛИС. Наверное, всего одна женщина, да и та доктор…
Аргунов переступал с ноги на ногу, сконфуженно оглядывался: действительно цветник. А некоторые даже очень хорошенькие….
— Ну чего растерялся? А еще летчик-испытатель… Да выбирай любую!
— Сандро Вартанович! — позвали Гокадзе, и, оглянувшись на этот зов, Андрей увидел ту девушку, которая удивила его своим сходством со Светланой. Она подошла к Гокадзе и протянула ему ворох бумаг: — Подпишите!
И пока тот подписывал, молча и с какой-то ласковой снисходительностью посматривала на него. Приняв бумаги, улыбнулась:
— Спасибо. Однако так делать не полагается.
— Что именно?
— Вы не глядя подписали несколько бланков.
Сандро великодушно рассмеялся:
— Лариса, не пугайте меня, я вам полностью и безоговорочно доверяю.
Аргунова девушка не заметила. Когда она скрылась за дверью, Гокадзе поднял вверх три пальца и поцеловал их.
