Именно этим объяснялась настороженная реакция на последний вдохновенный порыв. От одной мысли о проектах Ангуса у Джима уже начинали болеть ноги.
— Звучит так просто, потому что все и есть просто, — внушительно заявил Ангус. — И люди всегда делали такие вещи. — Он поднял руки выше головы и пошевелил пальцами.
«Ну вот, — подумала Айона, — приехали. Следующим пунктом программы пойдет речь о „юных бизнес-дарованиях“».
— Знаете ли, мне уже тошно читать в «Стандард» обо всех этих «юных бизнес-дарованиях», которые гребут деньги лопатой благодаря идеям, которые и я мог бы предложить, — сказал Ангус, ткнув пальцем в подлокотник кресла. — Это наш последний шанс что-то сделать, а иначе мы все скоро увязнем в ипотечных кредитах, воспитании потомства и выплате страховок, и тут подойдет со своей большой дубинкой Средний Возраст. Не знаю, как вы, но мне действительно интересно посмотреть, как мы с этим справимся.
Айона осторожно поставила чашечку на блюдце, стараясь не отвлечь его и не обратить внимания на себя.
— Сообща мы обладаем просто гигантским потенциалом, — Ангус уже несся во весь опор. — Ну, а если дело не пойдет, ничего страшного. Все мы, зажав хвост между ног, вернемся на свои отвратительные рабочие места, которые так ненавидим, и вновь будем тянуть лямку, вернувшись к нудному подневольному труду.
— Да, для такого паба здесь очень подходящее место, — нерешительно согласился Джим. — В этом районе все заведения, где можно найти приличную еду, — полный отстой.
— И это было бы так удобно! — воскликнула Тамара.
— Для кого именно? — поинтересовался Крис.
— Эй, Айона. — Нед слегка тронул ее ступней и указал на бокал. — Хочешь еще вина? Мне кажется, эта беседа может затянуться надолго.
Она кивнула, глянув на Ангуса. Было совершенно ясно, что в ближайшие три часа тот уходить не собирается: рукава закатаны, глаза сверкают таким энтузиазмом, который ей обычно случалось видеть только в рекламных телепередачах. Она с огорчением подумала, что в юридической фирме его таланты не востребованы. Любая церковь по всему Среднему Западу просто мечтала отыскать проповедника с таким даром убеждения.
А она уже неоднократно все это слышала, так что вряд ли есть риск упустить что-то важное.
— Налей, пожалуй, — тихо сказала она Неду. — И давай подальше уберем бутылки на случай, если Крис начнет ему возражать.
— А что касается кухни, — вещал Ангус, чертя огромные круги руками в воздухе, — что касается кухни, то…
Глава 4
— Вы берете один кофе латте обезжиренный, низкокалорийную булочку с черникой и эспрессо с собой? — повторила заказ Айона, глянув, что записала на тыльной стороне ладони. Половину — синим цветом, половину — красными царапинами, потому что закончилась паста в шариковой ручке.
— Да, — сказала женщина в деловом костюме. Это было такого рода «да», которое Айона и другие девушки привыкли расшифровывать как: «Да, и у меня высшее образование, а у тебя его, спорим, нет».
— О’кей, — ответила Айона. Такое «о’кей» можно было перевести как: «о’кей, высшее образование у тебя, возможно, есть, но при этом ты пользуешься бессмысленным жаргоном любителей кофе из Сиетла и думаешь, что это круто, потому что все твои представления о хорошем вечере у себя дома ограничиваются просмотром мыльных опер — вначале „Друзей“, потом „Элли Макбил“».
Обычно она была куда более проворна, но сейчас мозг был как будто окутан липким пузырем, который образовался под действием вина, выбранного Крисом на его собственный грубый вкус. Кроме того, в голове все еще звучали отголоски речи Ангуса на тему «Как нам следует изменить свою жизнь». Вещать он продолжал до полвторого ночи, когда от усталости наконец вынужден был остановиться.
— Отлично! — улыбнулась она. — Кофе вы возьмете в конце стойки, а булочку я вам сейчас упакую.
Никак нельзя было сказать, что Айоне не нравилось работать в «Коффи Морнинг», — а нравилось ей очень. В своей работе она не видела ни одной сколько-нибудь отрицательной стороны. Замечательно было уже то, что целый день можно было слушать радио, а кроме этого, ее умения сосредоточиваться на короткий период времени как раз хватало для того, чтобы одновременно решать десяток несложных задач. Пускай в ее компании считают, что ей стоит заняться чем-нибудь серьезным. А ей нравилось проводить утро, обеспечивая кофеином тех, кто в нем так нуждается. Ей нравилось наливать молоко, протирать столики, тратить чужие деньги на большие букеты цветов, а в сортах кофе она разбиралась превосходно. Но больше всего она любила тот момент, когда, в три часа дня, снимала передник, передавала кассу Саре, дочери владельца кафе, а потом отправлялась домой, где в полном уединении занималась живописью.
Живопись была основным занятием Айоны. Все остальное — просто подготовкой. Сара завидовала тому, как хорошо Айона запоминала, за каким столиком что заказывали — за это доставались неплохие чаевые, — но причиной такого запоминания было то, что образ каждого клиента мгновенно сохранялся у нее в голове, как будто в огромном хранилище фотографий, — она помнила все нетерпеливые гримасы, смущенные улыбки, увлеченное пересказывание сплетен, — и многочисленные лица тех, кого Айона обслуживала днем, ночью появлялись на ее картинах. Хорошо, наверное, что большинство посетителей об этом и не догадывались.
Ну да, работать в кафе ради того, чтобы иметь возможность заниматься живописью, — избитое клише, и в глубине души Айона отдавала себе отчет, что роскошная жизнь не будет продолжаться вечно, отчего так и любила эту работу, испытывая некоторое чувство вины. Она знала, что ей очень повезло. Ангус умудрился купить квартиру еще до того, как Брикстон превратился в модный район, и благодаря этому ее расходы по дому были значительно меньше, чем если бы они совместно снимали квартиру. И пока что всякий раз, когда наступал финансовый кризис типа выплаты медицинской страховки для лечения у зубного, ее спасал Закон Божественного Везения, однажды удалось даже продать одну из ее больших работ на рынке Спитлфилдз. Айона знала, что до сих пор ей сопутствует удача. Странно было только понимать, что все ее друзья занимали серьезные должности.
Но в то же время, когда Айона заваривала бесконечное количество чашек кофе, слушала радио и наводила порядок, ей почти казалось, что она у себя дома. Что может не понравиться в такой работе?
Айона улыбнулась следующей посетительнице, которая сердито посмотрела в ответ. «Доброе утро, чего бы вам хотелось?» Она откинула с глаз длинную темную челку и сделала радио погромче. Звучала «Лестница на небеса»[15].
