- Джек был так добр и благороден. Он с такой терпимостью относился к моему невежеству, - рассказывает Мэри.
Горячая любовь к, Джеку сделала Мэри его личным врачом. Во-первых, она помогла ему сбросить пятьдесят фунтов веса; потом ее стало тревожить, что он слишком щедро расходует свою энергию. Он проводил сутки без сна, работая в лабораториях, обучая студентов, не отказываясь от случайной работы в университетском дворе, просиживая за книгами большую часть ночи - ночь за ночью без перерыва.
- Он не спал и трех часов в сутки. Я боялась, что это подорвет его здоровье, - рассказывает Мэри. - Но никак не могла укротить его.
Джек обучался тогда в Индиакском университете, в Блумингтоне. Это было в начале сороковых годов, незадолго до того, как находившие на него приступы возбуждения стали по-настоящему беспокоить Мэри. Джек начал проявлять странности в поведении. Он забывал являться к обеду, а потом звонил по телефону из Индиансполиса, что очень, мол, извиняется и спешит вернуться домой ближайшим автобусом.
- Когда я спрашивала его, в чем дело, - рассказывает Мэри, - он только говорил: «Потому, что я проклятый дурак, - и все». Однко он не терял своего добродушия и всегда был ласков со мной. Тогда он еще умел держать себя в руках и не раздражался.
Весной 1945 года Джек заканчивал уже второй курс университета, занимаясь одновременно и преподаванием, и изучением медицины. Он так носился, как будто дом го-оел и ничто не могло охладить его пыл. Он занимался теперь в Индианополисе и лишь в конце недели приезжал в Блумингтон побыть с Мэри, потому что они никак не могли найти квартиру в перенаселенном военизированном городе. В мае 1945 года у него случился тяжелый приступ грудной жабы. Врачи и Мэри ждали его смерти.
После семинедельного пребывания в больнице Джека перевезли в Блумингтон и отдали на попечение Мэри.
- Единственным моим утешением, - вспоминает Джек, - была Мэри. Ее любовь и забота пробудили во мне желание жить дальше.
Но, находясь один в больнице, взволнованный мыслями о близкой смерти и о потере целого семестра, Джек нашел себе другое утешение, и оно не предвещало ничего хорошего. Во время сердечного приступа врачи давали ему барбитураты, чтобы он спал и не так сильно нервничал. А Джек, с его диким, почти маниакальным темпераментом, особенно нуждался в барбитуратах. На его взгляд, это было удивительное лекарство.
В Блумингтоне под неусыпной заботой Мэри он стал быстро поправляться.
- Все было прекрасно, - вспоминает Джек, - за исключением того, что я пристрастился к барбитуратам.
Джек стал принимать их даже без особой нужды и все больше и больше втягивался в эту привычку.
Я сознавал, что это нехорошо, но все же продолжал их принимать, - рассказывал Джек. - Они как-то затуманивали мои представления о действительности.
Возвращаясь в мир действительности, Джек стал бо-ятася повторения сердечного приступа, от которого он должен умереть или по меньшей мере распроститься с мечтою когда-нибудь сделаться доктором. Барбитураты стали для него заменителями мужества, мокси.
У Джека не было особенных оснований тревожиться за свое сердце - клиническая проверка в Индианополисе показала, что его сердце работало отлично. Но, когда он после этого осмотра шел к автобусной станции, чтобы ехать к Мэри в Блумингтон, многолюдие и толкучка на улице так на него подействовали, что он стал дрожать от страха; он не сомневался, что сейчас начнется новый сердечный приступ, а у него не было с собой успокоительных пилюль. Он не решился сесть в переполненный автобус и договорился с попуткой машиной о доставке его в Блумингтон. Но любезный шофер, согласившийся взять его в машину, оказался пьяным...
- Я никогда не забуду выражения лица у врача скорой помощи, когда он помог меня поднять, стер кровь с лица и узнал меня, - рассказывает Джек. - «Боже мой, Фергюсон, вы-то как сюда попали?»
Какой-нибудь час назад Джек беседовал с этим врачом в больнице. И Джека повезли обратно в больницу с вывихом плеча, отрывом ключицы, тремя сломанными ребрами и пятидюймовой раной на лбу.
Можно ли упрекать Джека за попытку самоутешения? В больнице у него было достаточно времени, чтобы отдохнуть, погоревать о своей судьбе и утешиться маленькими желтыми капсулами, которые так хорошо помогали забывать о страшной действительности. Капсулы стали его друзьями. Тем временем Мэри удалось выпросить для них обоих маленькую хижину на территории незаконченного строительства Дома ветеранов, и, чтобы им как-нибудь прокормиться, она устроилась на должность кассирши в медицинском отделении университета.
Профессора очень сочувственно отнеслись к Джеку. Несмотря на то, что он пропустил целый семестр второго курса, они снова поручили ему преподавать студентам хирургическую анатомию и заведовать биохимической лабораторией. Он обладал живым «химическим» воображением. Он способен был видеть теоретические шестиугольники и пятиугольники и боковые цепи сложных химических формул в трех измерениях, как будто они существовали в действительности.
Не могло быть никаких сомнений в умственной одаренности Джека; но его поведение стало серьезно беспокоить жену, по мере того, как он все больше подпадал под власть маленьких желтых капсул.
До этого времени Джек всегда был ласков и добр со мной - рассказывает Мэри, оглядываясь на прошлое. Но теперь на него находили припадки и он становился ужасно грубым. Он говорил: «Убирайся отсюда к черту! Не пойму, как я мог жениться на тебе»
- Но я не уходила, - продолжает Мэри. - Я упорно оставалась возле него.
Когда вспышка кончалась, Джек плакал и говорил Мэри: «Я же знаю, что ты все для меня в жизни».
Он снова начал бешено работать, хотя и не совсем поправился после автомобильной катастрофы. С рукою на подвеске он занялся преподаванием хирургической анатомии и биохимии. Он поглощал и переваривал горы всяких сложных знаний, и это вносило еще больше путаницы в его мозговую деятельность, и без того слишком активную. Он стал боязлив. Вся ата химия, которая так ему пригодится, когда он станет врачом, - что в ней толку, если его сердце может каждую минуту остановиться. И он снова хватался за маленькие желтые капсулы и забывался в тяжелом двухчасовом сне.
- Они действовали очень хорошо, - вспоминает Джек, - но их требовалось все больше и больше, чтобы заглушить страх и успокоить нервы.
Мэри была его врачом. Видя, что Джек едва ли сможет справиться с очередной барбитуратовой депрессией, Мэри настойчиво уговаривала его бросить свои капсулы. Она всячески выставляла перед ним его главную цель - добиться врачебного диплома. Отказавшись наконец от своей пагубной привычки, Джек стал тихим, мягким, с ясной головой и еще сильнее впрягся в работу. Но спал он все меньше и меньше, пока совсем не потерял сна. И вот...
Но случилось с Джеком Фергюсоном? Он почувствовал, что его мозг, сверхактивно работавший в течение многих лет, начал быстро утомляться. В своем стремлении химически приглушить работу мозга с помощью маленьких желтых капсул Джек сделал его из высокоактивного слабоактивным. Вместо того чтобы дать Джеку отдых, капсулы отравили его и привели к отупению и депрессии всячески старался победить ее и восстановить нормальную работу мозга с помощью кофе и бензедрина.
Джек и Мэри старались держать в секрете, что он стоял на пороге тяжелого нервного расстройства.
- Как вам удавалось скрывать от товарищей, что вы увлекаетесь барбитуратами? - спросил я недавно Джека.
Он усмехнулся:
- Обычно я развивал такую бешеную энергию, что когда стал слабоактивным, меня можно было принять за нормального человека.
В общем жизнь Джека и Мэри в те дни еще не представляла ничего трагического. Доктор Гэрольд Е. Бауман, близкий их приятель, вспоминает о лачужке Фергюсона в Грэвел Гольч, как о широко открытом доме. Случайно заглянувшим посетителям сразу давали понять, что Джек и Мэри будут обижены, если незваные гости не останутся ужинать. Фергюсоны были бедны, как церковные мыши, но Джек как-то ухитрялся наскрести от пятидесяти центов до пяти долларов, чтоб выручать нуждавшихся товарищей. А Мэри внимательно следила за тем, чтобы вовремя были посланы деньги дочери Джека.
Джек был большой выдумщик. Без гроша в кармане он устраивал товарищеские вечеринки, на которых разыгрывал из себя богатого лорда. Он предлагал гостям на выбор старое шотландское, контрабандное виски или импортный джин - все это подавалось в соответствующей посуде; происхождение содержимого не подлежит оглашению, синтезировал его сам отставной буфетчик Фергюсон из обыкновенного этилового спирта, которому он придавал соответствующий цвет и аромат.
Джек хорошо умел торговать - особенно самим собой. В один из редких вечеров, когда он позволял себе выйти из дому, Джек, Бауман и еще один студент зашли в таверну посидеть за кружкой пива, а в кармане у всех троих было не более тридцати центов. Джек быстро набросал черным карандашом на белой бумаге штриховой портрет хозяина бара. «Стоит это по кружке пива на троих?» - спросил он, улыбаясь. В этот вечер он нарисовал карикатуры на всех посетителей бара и обеспечил себя и товарищей таким количеством пива, какое они, не теряя достоинства, могли в себя вместить. Они просидели до закрытия заведения, и содержатель бара выпроводил их домой с тридцатью центами, которые остались нетронутыми в их карманах.
