поехал Кирилл в родные пенаты с понижением в звании за халатность. Остановил этот позорный поток нытья только тихий вздох:
— Да, хреново.
— Еще как, — пробурчал Кирилл, захлопывая пасть.
Вот это провел беседу с подозреваемым. Вот это молодец, профессиональный опер. И самое гадкое — он все еще чувствовал доверие к этому Костику. Тот смотрел с таким пониманием и сочувствием, что хотелось жаловаться дальше. И чистейшей голубизны глазищи немного напоминали верины, но были красивее, что ли? Больше? Ласковее? Да блядь, он что, серьезно пялится в костиковы гляделки?
Капец, усмехалось в мозгу, ну ты нытик. Дожил, первому, кто спросил, готов душу изливать. Вот, что теперь делать?
— Слышь, Костик? Тут в двух шагах ларек. Давай смотаемся? Что-то душа просит.
Душа просила выговор с занесением, но экспромт сработал: Костик перестал таращиться и покачал головой:
— Нам же еще обратно ехать.
— Так мы не сейчас. Вечером, после молитвы.
— У меня Федор не даст.
— Я один живу.
Костик посомневался, поглядел в телефон, на купюру в руке Кирилла.
— Только немного, чтоб не заметили. — И спохватился, — А ты не запойный?
— Нет.
Обернулся он быстро, припрятал бутылку в багажнике, ссыпал сдачу Кириллу в руки, нырнул в дверь центра и вскоре показался оттуда вдвоем со старцем, так же бережно придерживая его за локоть.
Обратно снова ехали молча.
В дверь поскреблись, когда Кирилл уже думал, что Костик не придет. Зажилил бутылку, или поймали и отобрали, а диверсанта высекли. Нет, просочился в комнату, задрал толстовку и вытащил из-за пояса плоскую бутыль коньяка.
— Стаканов нет, — сообщил Кирилл.
— Не страшно.
Костик шмыгнул в ванную, погремел там и вышел со стаканчиком из-под щеток.
— Помыл.
— А тебе?
— А я прямо так могу.
Умно, оценил Кирилл. Не видно, сколько отпил и пьешь ли вообще.
— Ладно. Закусь есть?
Костик вытащил из кармана пакетик с арахисом и шоколадный батончик.
— Ужремся, — констатировал Кирилл.
— Да с чего тут!
Разложили на тумбочке закуску, Кирилл налил в стаканчик, мельком заметив, что бутылку не открывали; можно надеяться, что никакой дури Костик туда не подлил.
— Ну, будем.
Коньяк оказался неожиданно приличным, прокатился по горлу, ухнул внутрь, согрел. Костик тоже выпил и машинально обтер горлышко рукавом. Прямо как в общаге, когда посуды нет и все пьют из горла. Опыт, значит, есть.
Помолчали. Кирилл спохватился и подвинулся на кровати.
— Садись, не торчи.
Костик отклеился от подоконника и сел неприятно близко. У Кирилла даже волоски на руках встопорщились от ощущения чужого тепла. Не вызывала у него человеческая близость чувства комфорта, хотелось отодвинуться, но тут было некуда, и он откинулся к стене, уходя от контакта.
— Еще?
— Давай.
У Костика были маленькие аккуратные руки, тонкие пальцы твердо держали бутылку. Кирилл покосился на свои с обломанными ногтями и не успел остановить Костика, щедро булькнувшего ему полстакана.
— За здоровье?
— Ага.
Кириллу вообще-то было уже впритык, дальше — пьянка, но он же алкаш, нужно соответствовать. Тем более Костик тоже слегка расслабился и поплыл.
— Ты говорил, что здесь давно, — начал Кирилл. — А до этого чем занимался?
— В школе учился.
— А потом?
— В музучилище. Не доучился, выгнали.
— А меня чуть с работы не выгнали, — поддержал тему Кирилл. — А тебя за что?
— Практику не прошел. Давай!
Он выпил, не дожидаясь Кирилла, и тоже прислонился к стене, снова задевая руку острым локтем.
— А к старцу-то как попал?
— Как-как, — огрызнулся Костик. — Жить негде было, вот и попал.
— А старец, значит, всех бездомных подбирает?
— Нет, только молодых и красивых!
Костик опять выпил и, кажется, даже не жульничал: задрал голову и по тощей шее отчетливо прокатился глоток.
— А ты, значит, чем можешь за доброту платишь?
Костик прищурился и отставил коньяк на тумбочку. Кирилл напрягся. Он, конечно, бесил намеренно, но мало ли во что выльется: пока не виделось в нем ни лика, ни рыла, но Кирилл о них помнил. И ждал, что вылезет из пьяного. Не угадал.
— Ты это о чем?
— Ну, так. Слухи разные ходят.
— А, — протянул Костик. — Ты проверить решил? Без проблем, Кирюш!
И одним движением уселся Кириллу на ноги, а вторым — молниеносным — содрал с себя толстовку, прижался и зашептал:
— Ты же красивый такой. Гляди, глаза какие зеленые, брови вразлет. Губы луком изгибаются, родинка эта. Кто же тебе откажет, Кирюш? Только скажи!
Он был горячий и костлявый, а руки — холодные. Гладили Кирилла по лицу и по губам недрожащими пальцами, как будто расправляли на стекле препарат — четкими, продуманными движениями.
— Если тебя сейчас перекрестить, ты зашипишь или рассыплешься?
Костик расхохотался, мстительно поерзал, прежде чем слезть, и снова плюхнулся рядом.
— А у кого-то встал.
— У кого-то секса толком уже полгода не было. Тут и на Марата встанет.
Костик заржал еще громче, от избытка чувств тыкаясь лбом Кириллу в плечо.
— Что ж так? Обаяй вон Леночку, и вперед.
— Что ты тут местная оторва — я понял. Но все-таки — монастырь?
Костик перегнулся через него и ухватил бутылку.
— Монастырь — там, — неопределенно махнул он рукой. — Тут — община. Избранным все можно.
— Что, правда?
— Что Бог благословит — то не грех. Вон же Ростик живет со своей Венерой.
Кирилл допил коньяк и замотал головой на попытку налить ему еще.
— Что, прям Венера?
— Мне пофиг. Так что по Леночке?
Он все еще пил, и даже язык не заплетался. Силен мужик, а на вид — эльф эльфом.
— Не. Слишком мою бывшую напоминает.
— Ладно… А Вася тебе как?
