Как ужасно мне думать, что я буду несостоятельной в своем произведении. Как страшно не состояться вообще в этой жизни, с горечью, с ужасом в конце концов признать, что из тебя ничего не получилось.
Часть третьяЯ долго гневила бога своим плохим настроением, своей беспричинной тоской. Я накликала-таки беду – набежали тучи, над нами сгустился мрак. У мужа на работе произошли неприятности, и мы внезапно оказались совсем без денег. Приходится отказываться от привычного образа жизни. Раньше по выходным мы имели возможность зайти в какой-нибудь уютный ресторанчик, могли купить себе какую-нибудь вещичку или что-нибудь по хозяйству, например, новый утюг, потому что старый стал течь, теперь же такого нет. Мучительно перестраиваться, ведь в душе остаются прежние желания и потребности.
Зачем же я оставила работу? Теперь я так себя ругаю за это. Сквозь гнев и раздражение на отца ко мне пробивается ощущение, что он был прав. Были бы хоть какие-то деньги. На мое прежнее место давно уже взяли человека. Так просто в один день никуда не устроишься. И потом, действительно, не бог весть какая у меня квалификация, а там, где платят большие зарплаты, много и требуют…
Сегодня суббота. Нужно съездить на дачу, проверить, как там, а мне во что бы то ни стало хочется пройтись по заветной улице. Шестая и Седьмая линия – тихая гавань моей души. Поздняя осень. Уже смеркается. Если бы я была художником, рисовала бы все время этот уголок Петербурга. Вечная, неисчерпаемая тема любви. Все здесь для меня живое, имеющее душу, именно потому, что все здесь наполнено моей душой. Старенькие дома, дающие кров и уют. Они, убаюканные осенним дождем, сладко, как дети в колыбелях, дремлют. Из-под полога крыш виднеется светлое, умиленное личико – зажженное окошко.
Почему не заглянули в «Макдональдс» – перехватить хотя бы самый простой гамбургер, что подешевле, не знаю. Детям тут нравится «хеппи мил», а вот что меня привлекает в фастфуде, так сразу и не объяснишь. Не дух ли коллективизма? Большое количество людей, все едят приблизительно одно и то же, и очень простое, к тому же полученное в очереди, где всегда царит некий ажиотаж, предвкушение добычи.
Наверное, это Андрей предложил все-таки идти не в «Макдональдс», а в маленький недорогой ресторанчик напротив. Он-то как раз не любит штамповки, и полагаю, как мужчина, особенно в еде. И потом, ему как никому из нас сейчас нужна хотя бы краткая прививка комфорта, благополучия.
Ресторанчик, в которой мы зашли, довольно интересное местечко. Оформлен в немецком стиле, в нем есть что-то от пиджачка, сшитого вручную, отличающее его от изделий дорогих фирм. Его штучное, недорогое убранство привлекает незатейливым бабушкиным уютом. Еще чуть-чуть – и мне будет здесь хорошо, но, к сожалению, этой необходимой капли отсюда не выжать. Может быть, оттого, что хозяевам не хватает аккуратности. В обстановке нет лоска. Хотя, что я требую от этого ресторанчика, если бы сюда добавить эту драгоценную каплю, то было бы какое-нибудь стильное, модное место с заоблачными ценами.
Одежду здесь можно вешать на крючок при входе, но мы забираем наши намокшие под дождем куртки с собой за стол, пристраивая их на спинки стульев. Приятный полумрак. Все освещение – висящие над столами лампы в абажурах. Сами столы покрыты клетчатыми скатертями. Почти все сейчас заняты. Курить здесь нельзя, похоже, из-за плохой вентиляции. Тока воздуха не чувствуется, здесь всегда душновато. Потолок отделан деревянными панелями, что-то в этом есть сельское. По стенам развешаны старинные фотографии, около нашего столика в углу – витрина. За стеклом какие-то дешевые безделушки, недорогие фигурки из фарфора. Я вижу декоративный чайничек, перед ним как будто небрежно брошен букетик засохших цветов. Вот еще интересная вещица – керамический домик. Это, как я понимаю, изображение швейцарского шале. Посмотреть бы на него, настоящее, хоть издали. Буду ли я еще когда-нибудь в Швейцарии?
Смотрю на все и не понимаю, есть ли у хозяев фантазия и вкус или нет. Во всяком случае, они люди оригинальные и самобытные, ведь нигде в Петербурге я подобного интерьера не видела. Чувствуется, что все здесь сделано, как говорится, своими руками. Дизайнеров наверняка не приглашали, а предметы интерьера собирались постепенно, как соломинки для гнезда, так всегда бывает дома.
Еда же тут так себе. Особенный только фруктовый пирог, все остальное как в самых обычных дешевых бистро. Денег у нас в обрез, можно сказать, обедая здесь, мы шикуем не по средствам. Почему, спрашивается, обязательно нужно было идти в ресторан, хотя бы это и был ресторанчик, неужели нельзя было потерпеть свою боль? Все дело в привычке?
Мы не можем заказать ничего существенного, никакого мясного или рыбного блюда, довольствуемся омлетом. Я вижу, что Андрей съел бы еще что-нибудь, что он остался голодным, но муж уверяет меня, что сыт. Он хочет, чтобы я заказала себе на десерт так понравившийся мне в прошлый раз фруктовый пирог. Мне тоже еще хочется есть. Глотая горечь, я прошу принести пирог. Я обязательно отдам половину Андрею. Зачем мы пришли сюда?
А ресторанчик уже украшен по-новогоднему, хотя на дворе еще ноябрь. На окнах висят яркие электрические гирлянды, на подоконниках в вате, совсем в духе моего детства, стоят Дед Мороз и Снегурочка. Я смотрю на красочные, мигающие огоньки гирлянд, и у меня в глазах стоят слезы.
Что сейчас делаешь ты? Счастлив ли ты в эту минуту? Отчего-то мне кажется, что да. Я представляю, что вот именно в этот момент, в дождливый ноябрьский вечер ты проводишь небольшое совещание в своем кабинете. Ты занят работой, ты уверен в успехе, у тебя есть все, чтобы добиться своего. Как четко я вижу твое лицо, говоря языком кинематографистов, оно сейчас передо мной крупным планом. Твой лоб кажется немного влажным от яркого света, я вижу твой нос и двигающиеся губы, твои волосы, глаза, они сейчас буравят твоего собеседника, несколько перепуганного. Ты, кажется, отчитываешь нерадивого, призываешь его быть ответственней. Разговор жесткий, голос твой, я буквально слышу это, стал жестяным.
У меня появилась привычка, что ли, подглядывать за тобой. Сколько глаз хотят видеть тебя, а я ведь действительно вижу. Кто же сможет мне возразить, что все не так? Я уверена, что сейчас ты распекаешь кого-то на совещании. Хотя, конечно, может быть, все совсем иначе. Ты в эту минуту, возможно, просто спишь, а может быть, с каким-нибудь другом охотишься, занимаешься спортом на свежем воздухе, совершаешь конную прогулку, ведь в твоей стороне наверняка сейчас светит яркое солнце.
Но вдруг я вижу твое сопереживающее лицо. Ты как будто услышал меня, и тебе стало так же грустно. Ты готов меня утешить, поддержать, я чувствую, ты понимаешь меня, для меня это очень важно. Я чувствую связь с тобой, я верю в твою доброту, в твое великодушие, тебя не оставляют равнодушным мои чаянья, страхи, нужды.
Любимое место, эти василеостровские линии, отчего же они для меня так привлекательны, так интересны? Наверное, потому, что с ними связаны впечатления детства. Самый любимый и интересный для меня кусок – от Среднего до Малого и чуть дальше, где стоит дом, в котором я жила с родителями до пяти лет.
Милое захолустье великого города. Когда я думаю, что нигде в целом мире нет подобного уголка, сердце мое сжимается сладко. Недалеко друг от друга здесь располагаются две довольно большие церкви. Одна мне дорога потому, что стоит совсем близко от того дома, в котором жила я. Церковь Благовещения Пресвятой Богородицы. Неужели только потому, что я помню ее с детства, она кажется мне такой красивой?
Если бы ты знал, как мне хочется описать здесь подробно каждый дом, уголок, как будто это и есть уголки моей души, полочки, на которых теперь, как драгоценные ткани, разложены самые чистые, святые чувства любви.
Вот здание с большими школьными окнами, с башенкой, у которой купол как луковица, зеленый, очень аппетитный. Что здесь находится нынче и находилось тогда, во времена моего детства, я так и не знаю. Но дом этот очень походит на учреждение и характер его такой же, как у стареющей классной дамы, но она, эта дама, совсем не зануда и не ханжа, любящая школить, она очень душевная, открытая.
Далее стоят два небольшие трехэтажные дома, один почти серый, другой желтоватый. Они очень похожи своей статью, но, в общем, оба очень скромные. Обыкновенные горожане, их, может быть, не заметишь в толпе, пройдешь мимо, но я так просто мимо них пройти не могу.
Небольшой открытый дворик за этими домами, словно маленькая площадь. Мне кажется, в нем всегда сумерки пасмурной ранней весны. Но если бы ты знал, как мне мила грустная кротость этого типичного петербургского пейзажа…
За двориком два довольно длинных и низеньких дома всего в два этажа. Дома, конечно, очень старинные. Высокие бельэтажи, окна украшены лепными карнизами. Один дом бледно-желтый, другой красивого цвета сангины. В желтом доме, том, что пониже, видно, недавно куплена квартира – в окна вставлены новые современные рамы. Два этих маленьких домика очень уютны на вид, какой-то сонной провинцией веет от них. Весь наш прекрасный, величественный город превращается в провинциальное захолустье. Миленький, сделай что-нибудь с этим, не дай умереть красоте. Но я на самом деле люблю это место, в глубоком патриархальном сне, в этой заброшенности для меня столько заветного и дорогого.
