Что касается старости… Я скажу сейчас неудобную вещь. Невозможно чувству любви (в узком и высоком его понимании, в понимании пронзительном) быть состарившимся. Или это чувство соединяет одного человека с другим навсегда, единственным образом, или это просто другое чувство.
Пусть это будет чувство дружбы, пусть чувство любви в широком, всё вбирающем и тоже прекрасном смысле слова, но не то чувство любви, которое замешано на вечной молодости человеческого духа.
Это неудобно тому, кто хочет каждую из радужных своих влюблённостей обозначить словом «любовь». Неудобно тому, кто устал от напряжения любви и хотел бы жить, как рантье, на проценты от прошлого. Неудобно в разных отношениях. Так бывает всегда, когда мы пытаемся приравнять подобие чувства к чувству подлинному.
То, что можно было бы назвать старостью или даже умиранием чувства любви – это лишь развеивание иллюзии. Это означает, что чувству нашему не удалось выйти из детства, какие бы взрослые одеяния оно ни примеряло.
Сон про общую душу
Голубая трава, зелёные стволы деревьев и их фиолетовая листва – всё это было необычно даже для сна. Но куда необычнее было создание, с которым мы оказались рядом на голубой опушке зеленоствольного, фиолетоволиственного леса.
Больше всего оно напоминало августовское созвездие, спустившееся с ночного неба, чтобы по-человечески побеседовать о жизни с кем-нибудь из людей. Оно было большим и светлым. В его виолончельной интонации чувствовались грусть и доброта.
Мы с моей любимой сидели, держась за руки, и слушали его, как слушают музыку. Мы не жалели, что это не наша общая душа. Наша и так уже всегда с нами.
Я не «оно», распевало звёздное создание, не думайте обо мне «оно». Лучше называйте меня Онаон, в этом имени много воздуха и есть доля глубинного смысла. Конечно, у каждой общей души есть своё небесное имя, но это тайна, тайна. Онаон – так можно думать о каждой общей душе. Вы, люди, иногда о чём-то догадываетесь, вы придумали миф об Андрогине, вы говорите, что браки заключаются на небесах, но… О, как нелегко приходится нам от ваших заблуждений!..
Онаон затуманилась, запечалилась, взмахнула звёздными руками и вздохнула, повеяв на меня запахом сирени. И взглянула на нас так, что сердца наши дрогнули в ответ и отозвались сочувствием, не требуя подтверждений.
Спасибо, спасибо, откликнулась Онаон, сочувствие лечит. Тем более – сочувствие нашедшихся. А мне так трудно, так трудно. Ну поглядите, что он делает!.. Сейчас помогу вам увидеть… И Онаон дохнула на голубой ковер лужайки. Прозрачное пятно раздалось окном – не вниз, а в дневную земную жизнь из жизни звёздной и сновиденческой.
Усталый мужчина лет тридцати пяти сидел на кухоньке за столом, заваленным бумагами, и печатал на машинке. Кружка с кофейной гущей, пепельница с горой окурков выдавали в нём работоголика, отделённого своим занятием от всего остального мира.
Нет, нет, сокрушалась Онаон, вы только посмотрите на него! А ведь час назад он письмо от неё получил, которое она несколько лет не могла написать. И не помчался!.. Опять в свою работу забился. Ничего ещё не понял, хотя пора уже. Сколько можно по своей судьбе блуждать поперёк… А через месяц позвонит – она уже обижена будет, что не понял, не приехал сразу. А жизнь идёт, идёт… Не разгадают себя друг в друге – и всё сначала придется начинать. Кто верит из вас в странствия по воплощениям, кто не верит, но что же делать тем, кто не успел друг друга найти?.. И каково общей душе снова разрываться между двумя судьбами!..
Онаон снова дохнула на окно, ведущее из сна. Окно затуманилось, прояснилось снова и разделилось на два окна. В каждом из них мы увидели подобие Онаон. Одно – словно пригашенное, сутулое, парило возле приоткрытой оконной створки в той же кухоньке, заваленной бумагами, и тоскливо смотрело на звёзды, которых не замечал погружённый в работу мужчина… Другое, посветлее, но вместе с тем и прозрачнее, сидело рядом с женщиной на балконе, приникнув к ней, обняв её, хотя женщина, охваченная тоской, не замечала этого невидимого соседства…
Каждое из подобий Онаон казалось лишь призраком звёздной, светящейся общей души. Два сиротливых потерянных призрака… Но вдруг оба они что-то ощутили – может быть свет из нашего окна или взгляд своей общей души. Надежда сверкнула в их грустных глазах… Мужчина оторвался от бумаг и с неясной тревогой посмотрел в ночное небо. Лицо женщины стало светлее, и почти незаметная мечтательная улыбка тронула её губы…
Онаон пела всё печальнее. О мужском и женском, сливающемся в человеческое по закону тайны, о земле и звездах, соединённых друг с другом и соединяющих людей незримыми лучами, о разъединённости, без которой невозможна была бы встреча… Онаон пела, голубая лужайка покачивалась в такт виолончельному голосу, а мы с моей любимой лишь крепче сжимали руки, зная вкус и потерянности и встречи.
Влюблённость
Это приподнятое и непростое состояние (не будем спешить называть его чувством) знакомо, наверное, каждому. Волна душевного напряжения, когда другой человек становится для тебя особым, когда сердце… Стоп. Оставим это искусству – воспевать ту гамму переживаний, которую открывает влюблённость.
Сейчас нам важнее понять, как влюблённость соотносится с чувством любви.
Часто именно влюблённость хочется принять за чувство любви. Именно к влюблённости относятся, как правило, меткие житейские афоризмы, жонглирующие обтекаемым словом «любовь». Именно влюблённость может подменить в сознании представление о подлинном чувстве. В чём же разница между ними?
Череда особых эмоциональных состояний – влюблённость – подвластна общим психофизиологическим закономерностям. Этим и пользуется житейская умудрённость в своих суждениях о ней.
Влюблённость может поражать исключительной остротой ощущений, но не имеет ещё самостоятельной силы, способной противостоять психической механике, нашим внутренним «шестерёнкам». Влюблённость больше зависит от обстоятельств, чем от личности того, на кого она направлена. Влюблённость эгоцентрична, и в этом её парадоксальность: она направлена на другого, но озабочена, по сути, собственными индивидуальными проблемами. Ей не хватает понимания другой души. Не хватает способности к соединению двух душевных миров.
Влюблённость – это не всегда детство любви, не всегда у неё есть будущее. На примерах влюбчивых людей мы можем изучать полный цикл развития влюблённости – от первого учащённого сердцебиения до последнего печального вздоха. Как к ней относиться? Может быть, для того, чтобы понять это, важнее понимать не что такое влюблённость, а что такое любовь?
И не всегда начало любви – непременно влюблённость. Само чувство любви исполнено тайны, и возникновение его не сводится ни к какой схеме. Вырастает ли это чувство из дружеской симпатии, из сострадания, из преклонения или из влюблённости, главное в нём – та необычная, единственно возможная связь между двумя душами, женской и мужской, переживание которой поднимает нас над единичным, однополюсным существованием.
Стихийное и сознательное
Одним из традиционных изображений глубокого чувства любви является образ стихийной страсти, которая вторгается в сознание человека подобно циклону или весеннему паводку. А если это стихия, то много ли значит рядом с ней наше сознательное участие в судьбе этого чувства? «Стихия – явление природы, обнаруживающееся как мощная сила, независимая от воздействий со стороны человека», – гласит толковый словарь. Но если это действительно так, то получается, что человек способен лишь переживать это чувство, наслаждаться им, страдать от него. Играет ли тогда какую-нибудь роль наша внутренняя ориентация, наши душевные усилия, наше участие в жизни этого чувства?
Для ощущения стихийности оснований много.
Стихийным нам представляется действие психофизиологического механизма, если мы плохо разбираемся в человеческой природе вообще или в себе самих в частности. Стихийным нам кажется чудо, если мы не привыкли с уважением относиться к силовым линиям судьбы, мудрости Провидения. Стихией врывается в нашу жизнь резонанс ответного чувства.
Конец ознакомительного фрагмента.
