Усталое солнце золотило подбрюшья облаков. Юноши сидели у порога, глядя на закат, наслаждаясь вечерним теплом и сытостью. Стоир похрапывал в землянке. Два его товарища, расспросив гостей о делах племени, ушли нести стражу.
Из-за полога вынырнул старик и принялся загонять молодежь под крышу.
– Идите отдыхать, завтра тяжелый день, большой день, нельзя так, нельзя…
Поддавшись увещеваниям, троица улеглась на свободных лежанках. Прожитый день мелькал перед глазами пестрой россыпью картинок, но усталость сделала свое дело, и сон не заставил ждать.
Глава 6. Нити и гребень
Костяные зубцы, подцепив серо-голубую жилку, начали тянуть ее вниз из клубящегося молочного тумана. Вскоре показался узел. Толстая багровая нить туго обхватила серую и еще одну, черную как ночь, с сияющими белыми вкраплениями. Рука попыталась раздвинуть волокна, но багровая жила, точно змея, вновь обвивалась вокруг них, соединяя вместе. Тонкие пальцы аккуратно ухватили пучок ниже узла, и гребень начал расчесывать жгут, вырывая белые искры из черной нити и синие из серой. Сапфировая и алмазная пыль повисла в белом пламени и разом осела, слагаясь в голубое небо и белые камни.
Горячий полуденный свет лился на сухую равнину, по которой ползли навстречу друг другу два безбрежных моря людей, две сильные армии. Под лязг оружия и грохот барабанов, вой раскрученных на шнурах громовых камней и рев рогов лавины неуклонно сближались. Одна сверкала медью мечей и шлемов, другая черными полированными щитами и наконечниками копий с пучками перьев.
В стороне над степью возвышался курган, увенчанный короной стоячих камней. Грани сияли лучами солнца, подобно огромным кристаллам. У подножия виднелись крохотные фигурки людей. Шестеро мужчин в белых меховых плащах наблюдали, как сходятся воинства.
Сейчас они видели глазами пятерых братьев, шагавших в первых рядах, глядя на свое отражение в черных зеркалах щитов. Чужаки в кожаных доспехах с воронеными пластинами приближались, земля дрожала от колес боевых повозок, и поступи тысяч людей.
Шестеро всей душой рвались встать в эти ряды, столкнуться с врагом грудью, но оставались здесь, черпая силу у священного места, отдавая братьям по стае, помогая вселять в смертных уверенность, наделять силой и бесстрашием. Но, пытаясь подавить, испугать, заставить бежать с поля боя врагов, они чувствовали сопротивление иной силы – равной, а может быть и большей. Ее истоки – парящие черные точки в раскаленных добела небесах.
Волк бежал по степи, чувствуя потоки ярости, борющиеся над равниной, желая скорей встать в круг на холме, уронить капли своей жизни в общую реку.
Две армии столкнулись, оросив пыльную траву первой кровью. Над равниной разлился звон оружия, яростные крики и последние стоны. Темные точки оставили поле боя и начали снижаться, собираясь над холмом. Крапинки на ткани неба вырастали в больших иссиня-черных птиц. Вороны падали вниз, сложив крылья, лишь в последний миг распахивая их, остановив безумный полет, а коснувшись земли, одевались дымом, становясь высокими воинами, закованными в чешуйчатые панцири, словно в перья, неся в каждой руке по длинному мечу.
Один из них темной молнией пал на камень в центре белого круга, разбившись вдребезги, но и его расколов надвое. В этот миг волку показалось, что у него вырвали сердце. Ручей, поивший живительной влагой, иссяк. Следом обрушились новые мгновенные удары боли и холода. Зверь чувствовал, как один за другим гибнут его братья. Потом наступила тишина. Это было самым непривычным и жутким. Впервые за много лет он остался один. С тишиной пришел страх, выжег остатки мужества и гордости, заставив мысли метаться в ужасе под гулким сводом черепа.
Он бросился бежать. Стремясь укрыться от угрозы, веющей с неба, помчался на восход и не видел, как от парящей в небе стаи отделилась одна из птиц, устремившись за ним по не остывшему следу.
Зоул проснулся среди ночи в холодном поту и долго глядел в темноту. Перед глазами еще проносились недавние видения. Рядом слышалось спокойное сопение и храп мужчин. Закрыв глаза, попытался вновь уснуть, но не смог. Картины обретали четкость и реальность, окатывая давним ужасом. Если прошлое таково, стоит ли пытаться оживить его вновь? Может быть, он сам хотел позабыть?
Но и просто лежать без сна было уже не в мочь. Томило смутное беспокойство, неясный призыв. Вволю поворочавшись, он, наконец, выбрался на вольный воздух. Оставив позади опустевший, погасивший огни поселок, поднялся по склону и подставил лицо прохладному ветерку с моря.
Отсюда была хорошо видна часть бухты и снежно-белый Морской Палец на ней. Луна едва просвечивала сквозь белесую завесу облаков, и редкие лучи играли на волнах, четко отделив гладь воды от темной ленты берега. Менгир мерцал собственным перламутровым свечением, стекавшим с его граней словно струйки тумана. Даже волны, лижущие его непроницаемо черное подножие, искрились тем же неземным сиянием.
Посреди бухты возвышался родной брат стоячих камней из сна. И от него тоже шел призыв, едва различимый голос, зовущий, молящий, обещающий.
На плечо юноше опустилась легкая морщинистая рука. Но он не вздрогнул, словно ожидал этого. Рядом, опираясь на свой костыль, стоял старик – хранитель племенной землянки.
– Что, сон сбежал? – спросил он, глядя на каменного исполина.
Зоул молча кивнул.
– В такие ночи я тоже слушаю его. Сильнее всего это, когда луна полная. Ведь ты тоже слышишь? – мудрый вопросительно глянул на юношу и тут же сам ответил, – слышишь, знаю.
Старик, крякнув, опустился на траву, положив палку-посох на колени. Юноша сел рядом. Некоторое время оба молчали. Безмятежность летней ночи разливалась вокруг. Вкрадчиво шипели волны, вползая на берег, шептались подсыхая травы. Потом Зоул спросил, заворожено следя за игрой воды и света.
– Откуда он здесь, мудрейший?
– Разное говорят. – Старик помолчал, что-то припоминая, потом полушепотом, опасаясь нарушить таинство тишины, продолжил: – Южные племена верят, что он поднялся из пучины на спине вечного краба вместе с юной землей. Наши старейшины знают, что это осколок от скорлупы яйца Пернатого предка. Им он отметил место, где впервые ступил на наши берега. А рыбаки с полночных островов рассказывают, что очень давно у морского хозяина, Великого Ящера, был сын от земной женщины полуденных племен. Хоть и был он великаном небывалой силы, но на половину смертным. Одно только получил в наследство от отца: власть повелевать бурями, волнами и ветрами морскими. Старый ящер давно ушел в неведомые глубины и не вмешивался в дела верхнего мира. Тогда сын его возомнил себя владыкой вод и побережий. Подчинил приморские племена, требовал дани и красивых девушек себе в жены. Долго правил, стало ему скучно. Пошел на полночь. Было то еще до рождения Пернатого, в землях наших жили лишь птицы да звери. Здесь, на диком берегу, встретил великан девушку небывалой красоты. Сидя к нему спиной, полоскала она в волнах прибоя огненные волосы. Удивился он, ведь уже много дней не встречал людей, потом, плененный ее красотой, воспылал страстью и захотел увести незнакомку в свои подводные пещеры.
Конец ознакомительного фрагмента.
