(… – Вы как-то постарели… Седина – я раньше не замечала, и даже в усах…)
Я бы о-ох как рыпнулся, я бы рассказал тебе, сучка, что кушает на обед…
Да ну, холодно звякнул в мозгу насмешливый голосок, кого ты лечишь? Ты сыт, ты доволен и ты – давно уже не молод, а кроме того… Вспомни, что она тебе сказала тогда, в аэропорте – не словами, нет, а гораздо проще… Когда ты станешь совсем стар и уже ничего не сможешь, она обещала тебе прийти и разобраться с какими-нибудь н и м и, и тогда и м придется разбираться… With the best. Или with the b e a s t.21 И ты знаешь: если что, она сдержит свое слово. Потому что она – одна из в а с, и если что – сдержит…
А если она – не только одна из нас, но и… Если она – что-то… Что-то п о к р у ч е нас и вообще что-то д р у г о е, спросил я у этого голосочка. Тогда что? Тогда – помоги нам Бог?
Голосок замолк. Он молчал долго, и я уже подумал было, что он не ответит, когда…
Не поможет, холодно и твердо шепнул он. Тогда – не поможет.
6.
Махнув рукой вслед отъезжающей от дома красной "Хонде", увозящей Рыжую на встречу с "липким" клиентом, я постоял на крыльце, а потом присел на верхнюю ступеньку и взглянул на нашу рыжую кошку, лежащую в траве
(Очень хорошо, очень аккуратно подстриженной траве… Семейная пара Latinos занималась у нас этим делом… Сначала халтурили, но Рыжая как-то раз р ы к н у л а на них, и… Муж latinos набычился, глянул ей в глаза, побелел, как мел… После этого наш газон стал a la английский…)
и внимательно наблюдавшую за небольшой красной птичкой. Птичка копошилась у самой живой изгороди, иногда вскидывая клювик и уставляя на кошку внимательную черную бусинку глаза – измеряла расстояние, проверяя, не подкрадывается ли та незаметно поближе.
Зря беспокоилась.
Наша рыжая кошка была на редкость проворным птицеловом, и я… Почему-то меня это коробило. И когда она однажды в очередной раз, гордо выгибаясь и урча, притащила мне безголовый птичий трупик, и по белым крапинкам на хвосте я узнал в нем славную пичужку, свившую гнездышко под нашей крышей, поверившую нам, я…
Конечно, я не стал ее ругать – это бессмысленно, – а просто надел ей на шею ленточку с колокольчиком. Сначала она не обратила на это почти никакого внимания, даже стала как-то горделиво расхаживать с этим украшением, но когда поняла, что колокольчик предупреждает птиц и не дает ей вершить ее правое дело… Нет, мы не поссорились, но она стала как-то… Ну, держать дистанцию, что ли. Словом между нами пробежал какой-то холодок – здесь. Там – нет, там все было как прежде, как надо, правильно…
Рыжая удивленно фыркала, глядя на колокольчик, и так откровенно посмеивалась надо мной, что я не удержался и напомнил ей про то, как она когда-то давным-давно
(как будто в другой жизни… На другой с т о р о н е…)
отреагировала на рассказанную мной историю про кошку и попугайчика – как ее задело это. Как она не хотела принять простой факт: кошка охотится и убивает, потому что это ей нравится, потому игра в охоту с убийством – ее суть. Я думал, она хоть на секунду смутится от этого напоминания, что ей станет хоть чуть-чуть неловко, но…
Пустой номер.
* * *
И на этом крохотном эпизодике, на этом "пустом номере" я впервые увидел… Нет, впервые realised (не просто понял, а осознал, или… словом, понял по-настоящему), насколько она изменилась. Она стала другой, и хоть ее и тянуло сюда порой сильнее, чем меня, она была уже больше там, чем здесь, моя Рыжая…
* * *
Рыжая кошка встала, потянулась, неторопливо подошла к крыльцу и прилегла возле нижней ступеньки, уставив на меня щелочки своих сузившихся, отливающих в зелень глаз.
Зачем ты повесил мне на шею эту штуку, с холодным любопытством спросили меня эти щелочки. Почему не даешь мне охотиться здесь? Разве это правильно – не давать мне играть в мою п р а в и л ь н у ю игру?
– Хватит с тебя игр там, – буркнул я и… Отвел глаза. Отвернулся от этих узких, холодных, мерцающих зеленью огоньков, потому что не знал, что ей ответить, потому что она… Была права. И прикрыв глаза я невольно вспомнил… нет, увидел
(… Да. Теперь я снова мог в и д е т ь – способность вызывать какие-то картинки в воображении, моя старая игрушка, вернулась ко мне, но… Она работала только в одном направлении, в одной плоскости, в одну сторону – т у д а…)
картинку из…
* * *
Рыжеватая зверюга лежит в высокой траве и холодными зеленоватыми глазами смотрит, как мы втроем рвем здоровенную обезглавленную тушу – раздираем ее когтями, отрываем лакомые куски и впиваемся в них, сладко ворча, мотая тугими хвостами и сердито фыркая друг на друга… Е д у завалила она – наша рыжеватая Партнерша, – вылетев из кустов в дивном броске, повиснув на боку животного, правой передней лапой сломав ему шею и одновременно вырвав клыками здоровенный кусище из его глотки. Потом она совсем оторвала голову, оттащила ее в сторонку, улеглась и лениво поела – одна. А теперь лежит, равнодушно отвернувшись от остатков головы у ее передних лап, и смотрит на нас… И холодные зеленоватые светлячки ее глаз то вспыхивают ярче, то тускнеют. Она…
Она хитра и изящна, наша грациозная Партнерша, и уже не первый раз исчезает, когда мы гонимся за едой – находит свой путь, – а потом вдруг выныривает спереди или сбоку и кончает жертву таким вот точным броском… И конечно, голова достается ей – по праву. В голове немного еды, но она редко бывает голодная, она вообще мало ест, меньше нас, но завершает игру, убивает – чаще. И не чувствуй она, что каждому из нас тоже хочется, тоже н а д о убивать, она бы делала это каждый раз, потому что самые сладкие мгновенья для нее, это когда она лежит и смотрит на нас вот так, словно небрежно п о з в о л я я нам жрать е е добычу. Вот такая она есть, наша ч а с т и ч к а, и хоть нас и раздражает это порой, но… Она – н а ш а частичка, и мы любим ее. Такую…
Какая она есть.
Хитрую. Очень хитрую и коварную – даже с нами.
И никогда…
Н и к о г д а не промахивающуюся.
* * *
Легкое облачко сползло с солнца, ее зеленоватые огоньки глаз вспыхнули ярче, и она издала негромкое: "Мр-р-м-я…" Этот звук прогнал "картинку", я с удивлением found myself31 довольно близко от черты – не очень, не опасно, но все-таки близковато. Встряхнувшись, я глянул на кошку, и…
Может быть, ты повесил ей колокольчик з д е с ь, чтобы наказать за хитрость т а м, вкрадчивым колокольчиком звякнул голосок в мозгу. Нет…
– Нет, – негромко пробормотал я, глядя кошке в глаза, – мне правда стало жалко ту пичужку. Ты могла бы не трогать ее – именно эту, понимаешь? Она… Она словно стала тоже нашей…
Кошка равнодушно отвернулась от меня, разлеглась на боку, а потом перекатилась на спину и подставила солнцу живот, согнув и задрав вверх переднюю лапу, словно тыкая ей в ясное голубое небо таким....
Словно дразнящим или обвиняющим жестом…
Вдруг мне показалось, что небо как-то потемнело, а кошка из рыжей стала дымчато-серой и на лапах у нее появились такие белые чуло…
Я вздрогнул так, что заскрипела ступенька, на которой сидел, и замаячившее было нечто растаяло, исчезло, растворилось в чистом прозрачном воздухе. Кошка быстро повернула голову на скрип ступеньки
(или на что-то другое?.. На то… н е ч т о, собиравшееся сгуститься и материализоваться передо мной?.. Чушь! Это тень, это прошлое, это мертвое прошлое…)
и внимательно уставилась на меня.
– Нет, – вздохнул и тихонько сказал я ей, – про эту птичку ты, конечно, не понимаешь. И не должна понимать. Но… Походи с колокольчиком.
Кошка равнодушно отвернулась и прикрыла глаза, оставив узенькие косые щелочки.
Да, я похожу с ним, говорили эти щелочки, и я не злюсь на тебя за это – у всех свои причуды, – но я не забыла, кто повесил мне на шею эту звякалку и…
Не забуду.
В кустах справа раздался слабый шорох, из них вынырнула настороженная мордочка Кота и тут же снова пропала. Его птицы почему-то не интересовали, во всяком случае, он ни разу не приносил мне птичьих трофеев. А вот на белок, порой прибегавших откуда-то и резвившихся на соседнем участке, он поглядывал с большим интересом. Но на чужом участке не охотился. А на наш – белки… На наш они не забегали.
