— А ты, Витька, почему так рукой не делаешь? — обратился я к нему.
Тот насупился и, вытерев пот со лба, пробучал:
— Смысла не вижу.
Далеко пацан пойдет, подумал я. Не суеверный даже в окружении людей с начисто промытыми мозгами. Точнее, почти не суеверный: кафельную плитку со Знаком все же не позволил выбросить. Кое-что внушить ему взрослые успели. Как сложится его судьба в этом тухлом месте?
— Ты глюки ловил когда-нибудь? — спросил я неожиданно для самого себя.
— Не-а. Мне в квесты еще рано. Мне четырнадцать, а в квесты ходят с пятнадцати.
Забавно, отметил я про себя. В квесты не ходит и сравнительно не суеверен. Станет ли суеверным, когда начнет погружаться в виртуальный мир? Связаны ли квесты и общая зомбированность населения?
***
— Показывай дорогу к карьеру! — велел я, и Витька мгновенно оживился. Карьер его чем-то воодушевлял.
Мы ехали по грунтовке на юг, к холму с беседкой, затем между разбросанными как попало постройками — жилыми и нежилыми, — по полю, среди рощ и кустарников. Грунтовка закончилась, и широкие колеса мусоровоза сейчас катили по утрамбованному грунту. Я отметил, что у мусоровоза неплохая амортизация, нас почти не трясло, невзирая на качество дороги — точнее, отсутствие нормальной дороги. Я разогнался, но Витька предупредил, что при высокой скорости заряд аккумов расходуется быстрее, и я сбавил скорость.
Километров через пять или шесть впереди выросла трехметровая решетчатая ограда, в ней были ворота о двух створках под металлической аркой.
Наступила моя очередь воодушевляться — вот он, выход из этой треклятой Вечной Сиберии!
Когда мы затормозили непосредственно у ворот, я разглядел на арке целых три камеры наружного видеонаблюдения. И массивный висячий замок.
— И как его открыть? — озадаченно спросил я. Представилось, как я тараню забор.
— Что б ты без меня делал? — насмешливо закатил глаза Витька. — У тебя ж есть ключ.
Я выдернул из щели на панели управления перфокарту-ключ. Мотор сразу заглох.
— И что? Так просто? Ни охраны, ни сложных запоров?
— С этой стороны никто в своем уме в Поганое поле не побежит, — объяснил Витька. — А с той или не хотят, или вообще не понимают, что такое замок. Тупые Уроды!
Я покосился на него. Похоже, он не ругался, а констатировал факт. В Поганом поле живут Уроды и они тупые. Все кристально ясно.
— А забор эти ваши Уроды не сломают?
— Кто их знает? Если захотят и соберутся большой кучей, сломают, наверное. Но они ходят только по опоганенным землям далеко отсюда.
— Что значит — опоганенным?
— Ну, по тем, где теперь Поганое поле.
Я промычал что-то невразумительное. Ничего более внятного я от пацана, видимо, не добьюсь.
Вылез из кабины, подошел к замку, который вблизи оказался огромным, нашел щель и сунул туда карту. Замку было наплевать. Тогда я поискал, нашел пластину на поверхности замка и надавил. Замок с лязгом открылся.
— Слушай, — сказал я, распахнув ворота и вернувшись к кабине. — А Уроды на нас не накинутся, когда мы по их земле поедем?
— Они только ночью набрасываются. И вообще редко до карьера доходят. Это Детинец решил границу досюдова отодвинуть на всякий случай.
— А на кой вообще нужна эта ограда? Под нее подкопаться можно, или решетку распилить, или сверху перелезть, разрезав колючку.
Витька хмыкнул:
— Если кто полезет, по ней электричество пойдет. Зажарятся! И сигнал в Князьград будет отправлен, а оттуда Чистая Дружина тотчас выедет.
Чистая Дружина — это местные элитные войска, специально предназначенные для борьбы с Уродами, догадался я.
— Ты их видел, Уродов?
— Не, слышал только.
— Что слышал?
— Как они воют ночью. Жуть!
Я сел за руль и включил двигатель, размышляя. Несерьезный забор и полное отсутствие пограничников заставляли задуматься. Допустим, из Вечной Сиберии наружу выбраться никто не желает. Но камеры для чего? И если Уроды столь омерзительны и опасны, как их описывают, почему не выстроили более серьезную ограду?
Хотя, оборвал я сам себя, этот решетчатый забор — штука серьезная. Что мне известно о местных технологиях? Ничего. Мусоровоз катается на электрической тяге, функционируют виртуальные камеры, есть чипы и детекторы личного рейтинга. Возможно, эту ограду стадо бешеных слонов не одолеет и танки не разрушат.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
После того, как Витька признался, что никогда не видел Уродов, я укрепился в мысли, что никаких Уродов в природе не существует. Не исключено, что кто-то из тех, кто в курсе — взять хотя бы Модераторов, — переодевается в монстров и изредка пугает местных, чтобы не совались в Поганое поле. Разносит слухи, воет в ночи, нагнетает атмосферу.
Я проехал через ворота, остановился, запер ворота на замок и вернулся в машину. Камеры — тоже три штуки — обозревали и территорию со стороны Поганого поля.
Несмотря на уверенность, что нет никаких Уродов, накатил на меня все же некоторый мандраж. В кабину я запрыгнул быстрее обычного.
Ехали мы по той же практически лесистой местности, только без пашен. Дорога заросла травой, но две колеи были отчетливо видны. Иногда сбоку среди деревьев мелькали деревянные развалюхи, столбы с оборванными проводами, части каменных стен, проржавевшие насквозь остовы машин.
Минут через десять я затормозил и выключил двигатель. Витька с удивлением воззрился на меня.
— Птиц не слышно, — пояснил я.
— Ага. Жуть берет.
Не было слышно ни птиц, ни насекомых. Светило солнце, лучи просачивались сквозь густую листву и делали полумрак под деревьями зеленоватым, воздух был абсолютно неподвижен. Стояла неестественная тишина.
Снова тронулись и вскоре выехали из лесочка на обширное пустое пространство. Земля была глинистая и каменистая, на такой почти ничего не растет. Тут было много разных строительных вагончиков, навесов, контейнеров и прочих временных построек, которые стали постоянными на веки вечные. Колея вилась среди груд щебня, песка, строительного мусора и холмов какой-то синеватой пыли — отвалов.
Я замедлился до предела, по-черепашьи пробираясь между всем этим хламом. Проехали мы метров двести и остановились на краю огромного карьера, внутри которого утрамбованная дорога спиралью уходила вниз, к озеру на дне. Из мутной воды торчали покосившиеся решетчатые башни непонятного огромного механизма.
Если все это — экспериментальная зона, то функционирует она давно… И кое-какие объекты в ней по неясным причинам забросили.
Мы вылезли из кабины. Витька показал на бетонную смотровую площадку, нависающую над карьером. Мы прошли на нее. Раньше по краю этой площадки тянулись поручни, но сейчас от них остались лишь гнезда в цементной поверхности и штыри.
Я осторожно заглянул вниз и ощутил легкое головокружение — карьер был исполинским. Исполинский котлован. Что здесь добывали? Я быстро отступил — возникло чувство, что площадка качается, и мы сейчас полетим в бездну.
Я вернулся в машину и начал сдавать задом на эту площадку, а Витька махал руками, показывая, сколько мне еще надо проехать, чтобы не сверзиться. Остановившись, я повернул рычаг, и кузов начал подниматься, вываливая мусор в карьер. Когда грохот вываливающихся кусков кафеля и кирпичей затих, я поспешил отъехать от края подальше и только потом повернул рычаг на место, чтобы кузов опустился.
Вылез из машины, подошел к краю и посмотрел вниз. Мусор не долетел до озера, упал на груду всякого хлама на спиральной дороге под нами.
Собственно, мусор не обязательно вываливать именно в карьер, но и делать кучи посреди леса как-то неправильно.
Витька тоже задумчиво смотрел в карьер, словно видел его впервые.
— Пойдем в нашу мастерскую? — предложил он.
— Какую еще мастерскую?
— Ты и ее не помнишь?
— Да сколько можно спрашивать?!
Витька виновато заулыбался.
— Ладно-ладно… Пошли, покажу.
Он весь маслился от радостного предвкушения, как на день рождения, и я смекнул, что ради этой мастерской он и напросился в поездку и пахал в мусорных ямах до седьмого пота. И что раньше мы сюда приезжали часто и занимались чем-то поинтересней возни с мусором и созерцания карьера. Получается, прежний Олесь — тот тип, за которого меня принимают, — был не таким уж нелюдимым, как говорят. Друг у него был малолетний… Предки Витьки вечно цапаются, и он рад свалить из дома.
