Все четыре девушки ломали себе голову, что нового может внести в их жизнь это посещение, не удастся ли наконец уехать из этого скучного замка и снова перебраться в Стерлинг или даже в Эдинбург, причем строились самые пышные воздушные замки. Вдруг послышались звуки большого рога, возвещавшие о прибытии постороннего лица, и все четыре Марии бросились к окну, в полной уверенности, что это уже прибыл курьер с ответом, хотя он и отправился всего каких-нибудь два часа тому назад.
По озеру скользил маленький челнок и вскоре вернулся с двумя гостями, из которых один был одет в цвета графа Аррана, а другой, судя по одежде, был молодым дворянином.
Королева-мать вполголоса рассмеялась и насмешливо сказала:
— Графу, кажется, угодно шутить над нами, или он хочет напомнить нам о том времени, когда мы были окружены королевской свитой? Пусть наш духовник примет его послание, я не пущу его к себе на глаза.
— И мы тоже! — воскликнула одна из Марий, обращаясь к остальным, и Марии Сэйтон было поручено передать прибывшим распоряжение королевы.
Мария Сэйтон сияла прелестью шестнадцатой весны, и из ее прекрасных карих глаз сверкала веселая насмешливость. Она была самой старшей из подруг маленькой королевы, но там, ще дело шло о веселой шутке, не она проповедовала рассудительность и осмотрительность. К тому же ее преданность королеве не имела границ. Она очень серьезно смотрела на свои обязанности защищать интересы Марии Стюарт против всякого нарушения кем бы то ни было. Поэтому она не принадлежала ни к какой партии и не служила в сущности никому, кроме самой королевы, — ни королеве-матери, то есть французской партии, ни английской, которую представляли собой некоторые лорды, ни дворянской, к которой принадлежали родственники самой Марии Сайгон и граф Арран. Все эти партии хотели по-своему решить участь маленькой королевы и склонить к себе сердце ребенка, преследуя личные интересы.
Мы не можем утверждать, что Мария Сайгон проводила в жизнь определенный план, она просто инстинктивно чувствовала, что Мария Стюарт нуждается в защите, и готова была пожертвовать своей жизнью, лишь бы охранить ее. Никто даже не подозревал, как сильна была эта преданность в легкомысленной на вид и веселой девушке, и Мария де Гиз тем более доверяла ей и покровительствовала ее близости к дочери, что не подозревала о стремлениях Марии Сэйтон влиять на юную королеву.
Читатель легко угадает, что прибывшие незнакомцы были Сэрреем и Браем.
Роберт был ослеплен веселым и светлым видом Марии Сэйтон и почти не заметил, с какой насмешливой надменностью ответила она на его глубокий, почтительный поклон.
— Прекрасный господин! — заговорила она задорным, вызывающим тоном. — Ее величество королева-мать прислала меня сказать вашей милости, что она не может принять ваше посланничество и что с вас будет совершенно достаточно, если вы передадите духовнику о цели вашего приезда. Должна прибавить к тому же, что мне и всем остальным обитательницам замка очень больно, что мы не находим возможным встретить вас словами: «Добро пожаловать!»
В ее тоне была такая смесь самой злой иронии и грациозной ласковости, что Роберт не нашелся, что ответить. Зато Брай немедленно вывел его из затруднительного положения.
— Прекрасная девица, — сказал стрелок резким, повелительным тоном, — это я являюсь посланцем могущественного и благородного графа Аррана к королеве. Будьте любезны передать ее величеству, что я послан не к ее духовнику и поэтому, в случае, если не буду иметь честь быть принятым королевой, окажусь вынужденным вернуться обратно и доложить моему господину о таком приеме.
— А! — воскликнула Мария Сэйтон, — так посланец — вы, а этот молодой господин — только свита? Простите, господин стрелок, я немедленно передам слова вашего господина моей госпоже и прошу немного обождать здесь.
— Что за наглое создание! — пробормотал Брай, когда Мария скрылась в дверях, тоща как Роберт словно очарованный смотрел ей вслед. — Если она заставит нас прождать здесь слишком долго, то я думаю, нам лучше всего будет вернуться обратно, чтобы она могла узнать, кто тот человек, который один во всей Шотландии имеет право приказывать!
Должно быть, королева догадалась о настроении посланца, потому что Мария Сэйтон вернулась очень быстро, чтобы позвать стрелка.
Но она не упустила при этом случая кинуть задорное замечание:
— Простите, стрелок, что я узнала в вас телохранителя регента сначала по тону, а уже потом по камзолу. Но это произошло потому, что мы сидим здесь, словно арестанты, хотя несмотря на всех телохранителей и стрелков, королева не может безопасно переехать через озеро!
Брай не счел нужным отвечать ей, зато Роберт теперь обрел дар слова.
— Прекрасная девица! — сказал он. — Я рад узнать по вашему тону, как весело живут в этой тюрьме, а так как мне предстоит честь остаться здесь, то я вижу в этом немалое утешение.
— Вы собираетесь остаться здесь? — живо спросила Мария. — В качестве кого же? В качестве кастеляна замка или даже великого сенешаля? Пресвятая Дева! А мы даже не в полном парадном туалете, чтобы встретить вас!
Роберт не мог удержаться от смеха, хотя и чувствовал насмешку в ее словах, и это вызвало у Марии милостивый взгляд по его адресу.
— Ну! — улыбнулась она. — Я вижу, что мы с вами еще позабавимся. Вы, по крайней мере, не имеете такого мрачного вида, как этот почтенный гвардеец!
В тот же момент дверь открылась и на пороге появилась Мария Лотарингская.
Королева уже не была в расцвете молодости, Ведь до того, как Иаков V прибыл во Францию, чтобы просить ее руки, она стала вдовой герцога Лонгвильского. Теперь на ней был двойной вдовий траур, но благородство черт ее лица, носившего, несмотря на мягкость, отпечаток жестокости, заменяло увядшую свежесть.
Стрелок поклонился королеве ровно настолько глубоко, насколько того требовали приличия, и непринужденно подошел вплотную к ней, тогда как Роберт почтительно, остановился у дверей.
— Какое известие понадобилось графу Аррану передать мне, — спросила королева-мать, — раз он выбирает в свои посланцы даже не представителя знати?
— У графа нет ни свободного времени, ни охоты думать о таких мелочах, поэтому-то он и выбрал меня, — спокойно ответил Брай.
— Самого наглого, какого только мог найти. Передай мне то, что поручено тебе!…
— С удовольствием, я и сам собирался сделать это! — раздраженно произнес Брай. — Его светлость, граф, милостиво рекомендует вам пажа, которого он избрал для нашей обожаемой королевы, а вас настоятельным образом просит смотреть на Роберта Говарда, графа Сэррея, как на друга и любимца регента.
— И это — все? — горько рассмеялась Мария Лотарингская. — Скажи регенту, что я исполню его просьбу, несмотря на все нахальство его посланца. Скажи кастеляну, чтобы он дал тебе выпить чего-нибудь и червонец за твои труды. В самом деле, ты не мог бы ревностнее исполнить возложенное на тебя поручение, если бы дело шло о судьбе Шотландии!
Сказав это, она знаком руки отпустила Брая.
Но стрелок не повиновался этому приказанию.
— Ваше величество, — заявил он, — я прошу вас оказать мне честь видеть мою королеву, чтобы передать ей почтительнейшую просьбу моего господина.
— Это совершенно ни к чему, я сама передам ей просьбу графа.
— Извините, ваше величество, граф поручил мне лично передать его слова королеве!
Мария Лотарингская до крови закусила губы. Это спокойное бесстыдство доводило ее до бешенства, так как она чувствовала свое бессилие. Господином положения был именно граф Арран, и его слуги давали ей понять, что королева — не она, а ее дочь. С того момента, как после смерти своего супруга Мария Лотарингская напрасно домогалась регентства, она потеряла всякое влияние, так как победителем остался граф Арран, и парламент передал ему опеку и регентство. Таким образом, каждый мальчишка в его армии знал, что королева завидовала его могуществу.
Королева-мать дала знак, и Мария Сэйтон, поняв язык ее глаз, вышла, чтобы позвать Марию Стюарт.
— Стрелок, так как ты требуешь этого по поручению регента, то я попрошу сюда свою дочь, чтобы она своевременно узнала, что регент требует от нее послушания.
Мария Сэйтон вернулась обратно и доложила:
— Ваше величество! Королева просит передать, что она не желает видеть этого посланца. Если графу Аррану нужно что-либо сказать ей, пусть он явится лично.
Мария Лотарингская с торжеством улыбнулась, но стрелок не позволил так просто отделаться от него.
— Ваше величество! — сказал он. — Можете ли вы поручиться, что эта дама говорит правду и в точности передает слова королевы?
Кровь кинулась в голову гордой Сэйтон при этом оскорблении, которое показалось ей тем тяжелее, что она сознавала свою вину.
