Когьёку схватилась за свой сломанный клинок, но не успела достать оружие, как ее фигуру окутало теплое золотое сияние, исходящее от клинка Коэна. Раненное плечо мгновенно перестало болеть, все порезы затянулись, даже синяки исчезли. Когьёку ошалело таращилась на свои руки, на которых не осталось ни следа ран.
— Братик Эн, зачем ты ее лечишь?! — взвился Коха, и Когьёку была готова присоединиться к его вопросу.
«Почему? Первый принц спятил? Ничего не понимаю».
— Она не достойна такой заботы. Жалкая шлю…
— Брат, пожалуйста, объясни, — перебил Коху Комэй.
Коэн обернулся к растерянным братьям и объявил:
— Коха, Комэй, я уверен, что эта девушка — наша сестра.
Повисла напряженная тишина, было слышно, как жужжит муха на цветке.
— Коэн, с тобой все в порядке? — наконец, осторожно спросил Комэй. — Ты ведь не всерьез?
— Всерьез, — отрубил Коэн. — Присмотрись к ней: никого не напоминает? Острый подбородок, вздернутый нос — вылитый отец в молодости. А волосы? Рыжие волосы с красным отливом — фамильная черта. Я слышал, что у нашего отца был ребенок от куртизанки, которая некоторое время жила во дворце. Говорили, это девочка, поэтому ее не приняли в семью — от женщин мало проку.
Огорошенная Когьёку слушала и не слышала.
«Дочь императора. Но это же глупые сплетни. Не может быть… Нет, невозможно».
В устремленном на нее взгляде Коэна, Когьёку вдруг увидела что-то похожее на призрак нежности.
— Мне так жаль, что наш отец бросил тебя, сестра, — глубокий голос первого принца зазвучал мягче, совсем чуть-чуть.
— Отец всегда был… неразборчив в связях и не любил брать ответственность на себя. Я был уверен, что рассказы о тебе лишь дворцовые сплетни, поэтому даже не пытался искать. Прости меня.
Когьёку казалось, что сильнее удивиться уже нельзя, но последние слова Коэна выбили почву у нее из-под ног. Властный, гордый принц просит прощения. Просит. Прощения. У нее.
— Еще не поздно все исправить, — уверенно произнес Коэн. — Ты можешь войти в императорскую семью, занять место, подобающее принцессе дома Рен. Не важно, кем была твоя мать, важно, что в тебе течет императорская кровь. Несмотря ни на что, мы все — семья.
Он протянул Когьёку руку. И улыбнулся. Едва заметно, уголками губ, но перемена была потрясающей: улыбка озарила его жесткие черты, сгладила, превратила вырезанного из гранита принца в простого человека.
— Идем с нами, сестра.
Сердце Когьёку затрепетало. Перед ней встал призрак семьи, которой у нее никогда не было. Тот самый золотой паланкин, о котором она мечтала в детстве, наконец-то появился.
«Принцесса. Не шлюха, а принцесса…»
Но тут Когьёку взглянула на искаженное злобой лицо Кохи, на скептически изогнувшего бровь Комэя. А затем обратно на Коэна. И будто пелена спала с ее глаз. Коэн был плохим актером и уж точно не мог обмануть обученную куртизанку. Его доброта была фальшивой насквозь. За мягкостью в глазах пряталась угроза, он говорил с нажимом, твердо, непререкаемым тоном. Он не сомневался, что легко убедит глупую девчонку пойти с ним.
«Не я тебе нужна, брат, а Винеа», — с горечью подумала Когьёку.
И с силой оттолкнула руку Коэна.
— Я никуда с вами не пойду, — делая ударение на каждом слове, произнесла она.
Ярость разгоралась в ней со скоростью лесного пожара.
— Пойти с вами во дворец, да? Где же ты был раньше, добрый братик Коэн, — с издевкой процедила она и закричала, выплескивая всю боль, что скопилась в ней за годы жизни в борделе. — Где ты был, братик, когда хозяйка секла меня? Где ты был, когда меня лапали мужчины? Где ты был, когда мою невинность продавали? Где ты был, братик?! Сидел во дворце и жрал персики! Тебе на меня плевать! Тебе нужен джинн! Что завидно, да? Джинн выбрал не тебя, Великого Коэна, а меня! Шлюху, шлюхину дочку! Не видать тебе джинна, как своих ушей! Винеа будет служить Синдбаду.
Глаза Коэна опасно сузились, вспыхнули недобрым огнем.
— Синдбаду, говоришь? Так ты служишь ему?
— Да! — выпалила Когьёку. — Он позаботился обо мне, когда другим было на меня плевать. Я умру за него.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Так тому и быть, — шепнул Коэн, кладя руку на эфес клинка.
— Братик, не марай руки об эту крикливую дрянь, — влез Коха, улыбаясь от уха до уха. — Дай-ка я ее проучу.
— Попробуй, засранец! — с вызовом бросила Когьёку.
Она совсем потеряла голову, ненависть переполняла ее. Имперские принцы, ее братья — они жили в достатке и почете, не зная горя и страданий. А теперь они решили отобрать у нее бесценное сокровище, которое она хотела преподнести в дар своему королю. Не бывать такому!
— Дух печали и одиночества, дай мне свою силу! — выкрикнула Когьёку, сжимая в правой руке шпильку.
Она почувствовала, как сила переполняет ее тело и устремляется в кончики пальцев. Вокруг фигуры Когьёку завертелись водяные струи, сплелись вместе, охватывая золотую шпильку. Миг — и вместо дешевой безделушки в руке Когьёку появился сияющий лазурью меч. Размером он был почти с нее, но оказался легким, как перышко.
— О, освоила покров оружия, — усмехнулся Коха. — Но это тебе не поможет! Лерайя!
Его облик совершенно изменился: за спиной выросли блестящие крылья, в руках появилась коса. Но Когьёку его вид не смутил, она была слишком зла, чтобы бояться. С боевым кличем она ринулась на Коху. Он, похоже, не ожидал такого напора и вскинул косу слишком поздно. Лазурный клинок ударил его точно в грудь, сталь заскрежетала о сталь, по лезвию зазмеились молнии. Миг — и противников отшвырнула в разные стороны сила разбушевавшегося магои.
Когьёку смогла удержаться на ногах и бросилась в новую атаку. Но вдруг Коха, бывший точно перед ней, оказался слева и нанес удар. Когьёку едва успела увернуться. Лезвие косы срезало ей прядь волос.
Когьёку потребовалась секунда, чтобы понять, что в игру вступил Комэй со своей способностью перемещать предметы.
— Не убивайте ее, — велел наблюдавший за схваткой Коэн. — После ее смерти джинн станет бесполезен, мы должны забрать ее с собой.
— Ничего не могу обещать, — протянул Коха.
В следующее мгновение на Когьёку обрушилась неимоверная тяжесть, придавила ее к земле, не давая дышать.
— Вот это настоящая сила джинна, а не твои жалкие трюки, — насмешливо произнес склонившийся над ней Коха.
Когьёку пыталась встать, но тело не двигалось.
«Я не могу проиграть! Только не сейчас, когда я уже получила джинна!»
Она призывала на помощь все свои силы, умоляла о помощи сама не зная кого: богов, джинна? И вдруг воздух вокруг нее заискрился.
Мириады золотых бабочек воспарили над Когьёку, поднимали на своих хрупких крыльях невидимую плиту, придавившую ее.
— Да у шлюхи куча магои! — изумленно выкрикнул Коха.
Тяжесть ослабла, Когьёку встала на колени, опираясь на меч. Затем выпрямилась во весь рост и в отчаянной атаке устремилась на Коху.
Меч со скрежетом столкнулся с косой, Коха усмехнулся, надавил на оружие, и чудовищная сила отшвырнула Когьёку. Она упала на землю, тело пронзила боль, словно все кости раздробили на кусочки. Но Когьёку упрямо поднялась на ноги. И снова атаковала. И снова. И снова. Каждый раз Коха легко блокировал атаки и отбрасывал ее, как тряпичную куклу.
В ушах звенело, перед глазами плясали черные точки, но Когьёку не собиралась сдаваться. Она пыталась применить фехтовальные уловки, которым учил ее Шарркан, Комэй сводил на нет все ее хитрые маневры, и каждый раз Коха встречал удар Когьёку своей косой.
Когда Когьёку в очередной раз оказалась на земле, она уже смогла подняться только на колени. Меч Винеа исчез. У Когьёку не осталось сил. Она устремила полный ненависти взгляд на Коэна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я никогда не буду служить империи Ко, — проговорила она с нажимом. — Вы можете убить меня, но не сломать.
С минуту Коэн смотрел ей в глаза, она видела по его лицу, что он понял.
— Тогда прости, сестра, но Винеа не должен достаться Синдрии.
Он взмахнул клинком, создавая волну огня. У Когьёку уже не было сил даже на то, чтобы убежать. Она смотрела, как к ней приближается пламя, и улыбалась.