Радостные выбежали Цыганков и Кошелев на улицу. И сразу же столкнулись с Покровским, Шестеренко, Михайлушкиным…
— Ребята! — позвал Иван.
Те не ответили, сделав вид, что ничего не слышат.
— Ну, здорово, что ли! — подошел к ним Иван и протянул руку.
Егор потянулся к нему, но Миша Шестеренко так посмотрел, что Егор тут же отошел в сторону.
— Да вы чего? — удивился Иван.
— Ничего. Не надо нас за дураков считать и за сетями посылать. Могли сразу сказать, в чем дело. Тоже — друзья!
— Вот что! — вспомнил Иван. — Так мы при чем? Мы же сами не знали.
— Ну и катитесь от нас, — разозлился Михайлушкин. — Подумаешь, герои! Секретики завели. Пошли, ребята, — позвал он остальных.
— Да ты что, взбесился? — двинулся к нему Кошелев. — За такие штучки…
— А ну дай!
— И дам!
— Попробуй!
— Ребята, ребята, бросьте вы! — успокаивал их Покровский.
Иван понимал обиду друзей. Но ведь, честное слово, они не виноваты. Да и не думали они скрываться от дружков. Так получилось. Армия. Служба. Крепкая дисциплина.
— Ну не злитесь, ребята, — примирительно сказал он. — Мы-то с Пашкой ни при чем. В следующий раз могут вас послать, и мы ничего не будем знать.
— Все равно друзья так не поступают, — еще не остыв, но уже более миролюбиво проговорил Михайлушкин.
— Так ведь дисциплина, — убеждал Иван. — А нам запретили кому-нибудь рассказывать. Эх, да бросьте вы! Не до этого сейчас! Немцы рядом…
Он повернулся и пошел к дому. Павел за ним. Остальные в нерешительности переглянулись и тоже двинулись за Цыганковым. Мир был восстановлен.
Через несколько дней, перед самым рассветом, Цыганкова разбудил гул автомобильных моторов. В одних трусах Иван выскочил на крыльцо. Вся улица была забита грузовиками и подводами. С других улиц тоже доносился шум. Шоферы расставляли машины по дворам. В Калач прибыла новая воинская часть.
Цыганков побежал за новостями к лейтенанту. Иван Васильевич уже давно не спал, был бодр и весел.
— Маловато нас было до сегодняшнего дня, — говорил он. — А теперь, тезка, пускай фашист только сунется. Вон какая сила теперь в Калаче. Кровавой юшкой гады умоются.
Мимо проскочила открытая легковая машина. Рядом с шофером Иван увидел командира с четырьмя «шпалами» в петлице.
— Это наш новый начальник гарнизона, — пояснил лейтенант. — Толковый дядя, говорят.
Иван еще плохо разбирался в этих воинских ступеньках — батальон, полк, дивизия, корпус. Прибыла большая часть. И если ею командует полковник, то, наверно, это полк. А, может быть, дивизия? Спросить об этом у Ивана Васильевича? Да разве он скажет?
Днем мать послала Ивана с каким-то поручением к знакомым на соседнюю улицу. У калитки стоял часовой. Узнав, к кому идет Цыганков, пропустил его.
Выполнив наказ матери, Иван уже собрался уходить. В передней семилетняя девчушка ему доверительно сообщила:
— А у нас, знаешь, какой большой начальник теперь живет? У-у!
И тут Цыганков увидел того полковника, которого заметил в машине утром, когда разговаривал с лейтенантом. Сейчас полковник был без гимнастерки, в майке. Он вышел из другой комнаты не один, с ним был Иван Васильевич, как всегда, подтянутый, стройный, с белоснежным подворотничком на гимнастерке. Увидев Цыганкова, лейтенант улыбнулся:
— Вот он, легкий на помине, тезка мой.
Полковник тоже улыбнулся и протянул широкую ладонь Ивану:
— Давай знакомиться, юный разведчик. Полковник Ильинов. От лица службы объявляю благодарность тебе и твоим хлопцам. Молодцы, ничего не скажешь. Вы можете идти, товарищ лейтенант, — сказал он Ивану Васильевичу, и тот, щелкнув каблуками и весело подмигнув Цыганкову, вышел. — А ты, Ваня, подожди, поговорить хочу с тобой.
Когда они сели на скамейку у окна, Цыганков подумал: «Сейчас полковник скажет: «Вот тебе новое задание». Но Ильинов почему-то молчал. Иван терпеливо ждал, пока полковник начнет разговор. Но тот, вместо того, чтобы говорить о делах, начал совсем о другом. Обнял Ивана за плечи, глубоко вздохнул.
— Гляжу я на тебя, Ваня, и своего Володьку вспоминаю. Он такого же возраста, как и ты. В Воронеже сейчас, у родичей. А война и туда докатилась… От дочери тоже вестей нет, в армии она у меня.
Полковник крепко потер лоб ладонью, словно стряхивая грустные мысли.
— Ну-ка расскажи о своих дружках, о себе.
Слушал внимательно. А когда Цыганков закончил рассказ, спросил:
— А как у вас дома с продуктами? Может, подбросить чего-нибудь?.
С продуктами было туго, но Иван постеснялся признаться в этом.
На прощание Ильинов сказал:
— Вот и познакомились. Если что надо — заходи, помогу.
Иван вышел, неудовлетворенный разговором: задания-то полковник не дал!
КАТЯ И ТОНЯ
Солнце еще не поднялось. Над Доном, словно пар над огромным котлом, поднимались облачка утреннего тумана. Тишину нарушало кукареканье петухов; где-то на дальнем дворе ржала лошадь; у вокзала какой-то незадачливый шофер заводил машину: мотор ревел, странно всхлипывая, и снова смолкал.
Правый берег, невидимый за туманом, молчал. «Может быть, фрицы ушли? — гадал Цыганков. — Наперли на них наши откуда-нибудь с фланга — они и драпанули».
И словно в ответ на его мысли на правом берегу гулко застрекотал пулемет. «Нет, сидят гады. Разве они уйдут!»
— Мальчик, не скажешь, где тут штаб разместился? — отвлек Ивана от размышлений женский голос.
У калитки стояли две девушки, почти девчонки, самое большее — года на два старше Ивана. Одна из них, та, что задала вопрос, — невысокая, полная, глаза бледно-голубые, почти бесцветные, нос вздернут, — была одета в полинявшее ситцевое платье и держала в руках пузатую хозяйственную кошелку. Другая — высокая, тонкая, похожа на грузинку: нос с горбинкой, влажные карие глаза, черные волосы собраны на затылке в короткий пучок — была в посеревшей от пыли кофте и черной помятой юбке.
«Что за птицы? — разглядывал их Иван. — На хуторе я таких не встречал. Наверно, пришлые. «Мальчик» — это только в городе так называют ребят».
— А зачем вам штаб? — спросил он.
— Нужен, если спрашиваем.
— Откуда будете-то?
— Из города.
— Это я и так понял, без объяснения.
Девушки переглянулись и почему-то засмеялись.
— Кто такие? — продолжал Цыганков строгий допрос.
— Меня зовут Катей, — сказала толстушка, — а ее — Тоней.
— Так, значит, штаб вам нужен? А может быть, показать, где танковый корпус стоит? Или артполк? — Иван откровенно посмеивался над незнакомками. — Или вам оперативную карту достать?
Потом не выдержал, сорвался с вежливого тона:
— Катитесь-ка вы отсюда подальше, пока к лейтенанту не отправил.
Девушки смутились, переглянулись, пожали плечами и побрели по улице. А Иван смотрел им вслед и размышлял: «Подозрительные какие-то… Может, и впрямь сообщить, куда следует?»
Подруги были уже далеко, но Цыганков расслышал, как Катя, смеясь, сказала:
— Вот и попались сразу! И как это у меня вырвалось: мальчик!.. Вот он и догадался, что мы городские. А сообразительный этот рыжик, правда?
Цыганков так и не решил, как ему поступить: прибежал Кошелев. Он, видно, тоже встал недавно. Вон как на щеке отпечаталась пуговица от подушки. На зубах вкусно хрустел малосольный огурец, от Пашки пахло укропом и ржаным хлебом.
— На, подзаправься, — он вынул из-за пазухи большой огурец, отломил кусок от горбушки и протянул Ивану. — Новый план есть. Закуси — поговорим.
Ребята присели на скамейку, и Пашка начал развивать свой план:
— Сколько можно сидеть без настоящего дела? Ждать, пока снова позовут? Сколько времени утечет? А то, чего доброе, лейтенант подумает, что мы просто струсили, поэтому и на глаза не показываемся.
— Как не показываемся? — перебил его Цыганков. — Ивана Васильевича я каждый день вижу. Да и полковник несколько раз на улице встречался…
— А ты им — «здрасте и до свидания» и только, да? Вот они и могут подумать, что струсили. Надо самим предложить, чтобы знали — у нас тоже есть головы на плечах.
В прошлом году Пашка гостил в дальнем задонском хуторе у деда Григория. Дедова хата стоит на краю хутора. Километрах в трех — большак. По нему наверняка сейчас идут фашистские части. Если у деда появятся два гостя — Цыганков и Кошелев, — ни у кого это не вызовет подозрения. А наблюдения за дорогой дадут ценные сведения.
Целый час ушел у друзей на обсуждение подробностей нового плана. А когда все детально обговорили и собрались к лейтенанту, их окликнула мать Ивана:
— Идите завтракать! А ну-ка, живо за стол!
Пришлось подчиниться. Тарелки быстро опустели. После завтрака ребята выскочили на улицу.
Ивана Васильевича они не нашли. У домика, где жил комбриг, их остановил часовой:
