Когда есть «Кого», есть «Где», но нет «Чем», – это называется трагедия.
– Придется тебе сегодня читать трагедию, – еще раз вздохнул Святитель, – в тварной жизни минусов гораздо больше, чем плюсов. И один из самых печальных вот этот.
Он похлопал себя по месту, которое так тщательно поправляла Афродита у Ноя, храпящего во всю мощь молодых легких.
– Ну, что ж, – Ракиль даже засмеялась, явно показывая изумленному отшельнику, что хорошего в их нынешнем существовании тоже немало, – тогда доставай еще один мех…
Утро следующего дня показало, что больше истины было в словах Святителя. Все трое были зелеными, стонали в унисон и решительно воспротивились пустить в дом кого-нибудь, а тем более выйти наружу самим – под пристальные взгляды односельчан.
– Хотя, – протянул Аид, разглядывая опухшие физиономии собутыльников, – как раз такими и надо выходить – показать, как трудна и опасна битва с вселенским злом.
Он выглянул в окошко на улицу, где толпа не расходилась, несмотря на начавшийся мелкий дождик. И тут же предложил радикальное средство лечение:
Погода не просыхает…
Ну, и мы не будем!
Вечером на крыльцо, к собравшейся уже в полном составе деревне вышел мудрый и строгий, каким его привыкли видеть, Святитель. Он обвел застывших людей взглядом, полным скорби и готовности нести на своих плечах беды и терзания целого народа, и возвестил, протянув руки к первой звезде, появившейся на небосклоне:
– Увы, нет силы, способной уничтожить зло, что пустило корни в нашей земле, и наших душах. Ни вода, ни огонь не способны помочь нам! Зарытое глубоко в землю оно, – отшельник махнул рукой на отпрянувших обратно в дверь Ноя с Ракилью, что прятались за его широкой спиной, – прорастет еще более пышно. Порезанное на куски и утопленное в кормящем нас море (Афродита в доме чуть испуганно и возмущенно пискнула) зло вернется к нам рыбами и другими дарами…
Толпа потрясенно молчала. Стоящий впереди всех старейшина как-то сдулся; выглядел теперь стройнее и выше ростом. Но вонять от этого меньше не стал. Аид махнул теперь на него, словно отгоняя зловоние. Его голос, казалось, заполнил теперь не только деревню и души ее жителей; он загремел над окрестностями; быть может, достиг и звезды, которая поспешила спрятаться за облачком.
– Но путь к спасению есть! – пролился на головы слушателей бальзам, – мы построим корабль… большую лодку! И посадим в нее всех, кого коснулась тень зла. Их (он опять махнул, не оборачиваясь, на Ноя, высунувшегося наружу, как только прозвучало волшебное слово «корабль») и каждую тварь, на которую они покажут пальцем…
Корабль, неуклюжий, смешной, но очень вместительный, строили полгода. Для племени в целом это было ничто – миг в истории. А для Ноя, который носился по первой в мире верфи, и по окрестным деревням, где реквизировал все, что только мог, и прежде всего строительный материал, они растянулись на полтысячи лет. Он так и сказал, прощаясь с собравшимися соплеменниками, а главным образом с братом, который наотрез отказался покидать остров:
– Я чувствую себя так, словно прожил пятьсот лет, – и уже тише, только для Аида, – но с каждым взмахом весел буду сбрасывать не меньше, чем целое десятилетие. А уж когда мы поднимем на моем «Ковчеге» парус…
Первое на Земле парусное судно покинуло остров, унося в неведомое Посейдона с Афродитой, бережно поддерживающей внушительный живот; юных сверстников Ноя – Хама, Сима и Иафета; еще с десяток молодых отчаянных односельчан. Ну, еще и тех самых тварей – домашних животных – про которых говорил Святитель. Их, конечно же, благодаря предприимчивой Ракиль, было не пара, а гораздо больше, но об этом люди быстро забыли. Зато островитяне надолго запомнили, что в тот день, когда «вселенское зло» покинуло их дом, солнце скрылось за тучами, и пошел дождь, который все не кончался и не кончался. Он шел и в тот день, когда умер Святитель. Аид так и не вернулся в свою пещеру. Он поселился в доме, где полгода прожил с братом и племянницей, и где назначил в деревне нового старейшину – помоложе, и не такого вонючего. Даже научил его гнать самогон. А в качестве последнего дара, уже готовясь испустить последний вздох, наделил его удивительной фразой, которую новый деревенский вождь сделал девизом жизни; и своей, и многих соплеменников:
Не ждите, что кто-то сделает вас счастливыми. Бухайте сами!
Эпизод второй: Открытие Америки
Если у вас яйцо в утке, то это еще не значит, что вы Кощей бессмертный. Возможно, вы просто неудачно упали с больничной койки.
Христофор действительно упал с узкой койки – единственной на корабле, которая опиралась на пол каюты четырьмя ножками, а не была подвешена к потолку. Только что Колумбу, а точнее Посейдону в обличье известного морехода-авантюриста, снился сон – как он стащил у братца, у Зевса-громовержца, Книгу и лихорадочно листает ее, пытаясь впитать в себя как можно больше мудрости, именуемой анекдотами. Надо же было случиться, что чей-то пронзительный крик оборвал этот сон на том самом месте, когда властитель Мирового океана недоумевал – кто такой этот загадочный Кощей бессмертный, и почему его яйцо должно быть в утке?…
Конец ознакомительного фрагмента.
