— Что же, они всегда воевали в составе русской армии?
Атаману понравилась любознательность юноши, он заговорил оживленнее:
— Всегда! И заметьте: добровольно присоединились к Московскому царству. Уже в шестнадцатом веке, в Ливонскои и Крымской воинах участвовали башкирские конники. В Смутное время против поляков, под знаменами Минина и Пожарского сражались, Кремль от панов освобождали!.. И в Северной войне при Петре Великом против Швеции стойко рубились четыре тысячи башкирских казаков.
— Случайно мне попались труды географа Кирилова, — сказал Сергей, — в них много ценных сведений об Оренбургском крае и башкирах.
Атаман одобрительно кивнул:
— Замечательные труды, замечательные! Кирилов долго жил здесь, досконально изучил историю, нравы башкир. Он руководил экспедицией по строительству Оренбурга и укреплений на границе. Какое-то противоречие во всех его оценках! — с досадой повел плечом Углицкий. — Восхвалял воинскую доблесть башкирских конников, а сам проявлял к ним жестокость. При нем башкир грабили немилосердно.
— Потому они и бунтовали! — не задумываясь воскликнул Сергей.
— Сами виноваты, — грубо заявил атаман. — Жили бы тихо, покорно, а то гонор этакий, претензии… Нет, я к башкирам отношусь хорошо, признаю их выдающиеся боевые доблести, но иногда, знаете… И Кирилову часто приходилось прибегать к крайним мерам, да и мне…
— Какой же уважающий себя народ смирится перед угнетением? — пылко сказал юноша.
Углицкий смекнул, что в разговоре появился опасный оттенок, и быстро свернул в сторону:
— И в Семилетней войне две с половиной тысячи башкирских всадников участвовали в битвах у Румянцева и Суворова, тогда еще подполковника. В Берлин вступили вместе с драгунами и казаками!..
В гостиную вошел посыльный Филатов, бойкий мальчишка с плутовскими глазами.
— Ваше сиятельство, ваш батюшка князь Григорий Семенович ожидают вас в столовой.
— Иду.
Сергей поблагодарил атамана за интересную и поучительную беседу и быстро пошел за Филатовым — отец не терпел ослушания.
13
Не успел муэдзин с минарета закончить певучий призыв правоверных к намазу, как гулко зазвонили колокола оренбургских церквей.
Сережа Волконский проснулся, сладко потянулся на перине — и спать уже не хочется, и плестись с отцом в церковь нет желания, но ведь вчера обещал, значит, надо поторапливаться умываться, надевать мундир… «Нет, пора возвращаться в Петербург, где просвещенные друзья, театры, балы, гулянья. Скучно в провинциальном захолустье, однообразно. Надоело — то церковь, то карты. Уеду!»
И за утренним чаепитием Сережа, не поднимая глаз, несмело сказал:
— Мне пора ехать домой.
Князь удивился: вчера еще сын веселился, был беспечным, оживленным и вдруг затосковал, приуныл, с чего бы? Может, в Петербурге любимая девушка? В конце концов, сыну восемнадцать. Было бы странно, если бы юноша не влюбился, не страдал, не безумствовал.
— Куда тебе торопиться? — осторожно сказал князь. — В августе столица пуста. Все в усадьбах, на дачах. До осеннего съезда общества еще далеко.
— Мне скучно. У офицеров, у твоих гостей один интерес — вкусно обедать, побаловаться винцом, резаться в картишки. Жаль, конечно, уезжать, так и не познакомившись с Башкирией.
Отец обиделся:
— Можно подумать, что я запретил тебе путешествовать по Южному Уралу. Милый, да отправляйся в путь хоть завтра. И спутника тебе отрекомендую надежного — сына моего бывшего солдата, а ныне старшины юрта… — Князь велел лакею позвать Филатова.
Паренек явился мгновенно, рожица в саже.
— Да ты умывался ли сегодня? — брезгливо поморщился князь.
— Так точно, ваше сиятельство! Утром умылся, Богу помолился, а затем на кухне помогал повару стряпать.
— Вот и измазался!.. Знаешь Кахыма, сына старшины Ильмурзы?
— Как не знать. Знаю! Хорошо знаю. Сбегать за ним?
— Подожди, я с тобою пойду, — сказал Сергей Григорьевич.
— Сказать кучеру, чтобы пролетку заложил? — Филатов знал правила галантного обхождения.
— Нет, пойдем пешком, — кивнул молодой князь поднимаясь, поцеловал руку отцу, взял форменную фуражку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
На оренбургской улице прохожих мало: после обедни и намаза молящиеся разошлись по домам, купцы открыли лавки, но покупатели еще не появлялись, чиновники прошли и проехали в собственных экипажах на службу.
Хитрый Филатов занимал князя приличными разговорами.
— Башкиры добрые, но дикие, оттого и живут бедно, зимою и весною обязательно в деревнях голод.
— А ты бывал в деревнях?
— Конечно, ваше сиятельство, и не раз, с дядей Пахомом, — товар возили на базары. Дядя башкир не уважает, так и говорит: сколько их ни учи, все едино дикарями останутся.
— А твой дядя Пахом умный? — с интересом взглянул на паренька князь.
— Богатый, значит, умный! — восхищенно воскликнул Филатов. — Жить умеет. Хочет у башкир купить земли, построить усадьбу, записаться в помещики.
— Грамотный?
— В школу не ходил, а грамоте научился. Вырасту — тоже займусь торговлей. Земли у башкир задарма куплю. Покажу им свою хватку!
— Маленький ты, а злой, — поморщился князь.
Филатов до того изумился, что замер на месте, словно налетел на забор.
— Ваше сиятельство, разве мыслимо с дикарями обходиться по-доброму? Серость. Азиаты. — Он говорил совершенно искренне.
«Скверный парнишка! В значительную язву со временем превратится!» — с отвращением подумал князь.
У деревянного трехоконного дома с резными ставнями Филатов остановился.
— Здесь.
— Ты по-башкирски говоришь?
— Конечно, — рассудительно сказал Филатов. — Пригодится. Дядя Пахом так и наказывал: пригодится… Следил, чтобы на базарах я говорил с башкирами только по-башкирски, пусть хоть как-то, а калякал.
Он постучал в окно, вскоре лязгнула щеколда, выглянул работник:
— А вам кого?
— Кахым дома?
— Собрался уходить, но еще не ушел.
— Позови, — властно приказал Филатов.
Вышел подросток, почти юноша, с серьезным смуглым лицом, в опрятном суконном бешмете, в высоких блестящих сапогах, почтительно поклонился князю, на Филатова же взглянул презрительно:
— А, Пилатка!
— Я тебе не Пилатка, а Филатов. Знай, с кем разговариваешь! — огрызнулся паренек. — А вот это — молодой князь Волконский, сын генерал-губернатора.
Кахым взглянул на князя:
— Ваше сиятельство?..
— Вы свободно говорите по-русски? Очень рад. Давайте знакомиться: князь Сергей Григорьевич Волконский.
— Ильмурзин Кахым, — представился юноша и по-военному щелкнул каблуками.
— Мой отец, князь, и твой отец воевали вместе в Крыму. Когда я узнал об этом, то захотел познакомиться с сыном ветерана Крымской войны.
Кахым покраснел от удовольствия.
— И вообще, я хочу поглубже изучить жизнь башкирского народа, его быт, историю, песни, — продолжал молодой Волконский.
— Завтра, ваше сиятельство, я еду в деревню к отцу…
— Замечательно! Поедем вместе.
Они провели весь день вдвоем, и вечером молодой князь искренно сказал отцу, что о лучшем проводнике по башкирскому Уралу и мечтать нельзя.
14
Ранним утром молодой князь и Кахым выехали из Оренбурга в тарантасе на тройке резвых лошадей; на козлах торжественно восседал кучер-башкир из уже отслуживших срок казаков; рядом с ним примостился конюх.
Вокруг и позади тарантаса ехали на рысях конвойные казаки-башкиры; как Сергей ни отнекивался, но ему твердо сказал Ермолаев, что сыну военного генерал-губернатора выезжать в кантон без конвоя непристойно, и пришлось подчиниться.
Сергей Григорьевич был в безмятежном настроении — он избавился от бессмысленного, тягучего сидения в губернаторском дворце, от созерцания одних и тех же, то раболепных, то развязных от выпивки, чиновников и офицеров, от слушания провинциальных сплетен. Утро было тихое, прохладное, неутомимые башкирские кони легко несли тарантас по укатанной, ровной степной дороге.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
