Пэм помедлила, по всей видимости, тщательно обдумывая дальнейшие свои слова.
– Они знают только то, что он где-то в Италии. Каким образом вы собираетесь его найти?
– Однажды Гарри сказал мне... – Рэйлен тоже помедлил. – Прошло уже целых шесть лет, но я точно помню его слова. Мы ждали самолет и не знали, как убить время. Разговаривали. Он выпил пару рюмок. И сказал: «Рэйлен, я расскажу тебе кое о чем, никогда и никому об этом не рассказывал. – И продолжил: – Десятого июля сорок пятого года в Рапалло, в Италии, я убил человека. Застрелил его».
– Да-а? – протянула Пэм. – И вы думаете, он сейчас там?
– Готов поставить все, что у меня есть, до последнего цента, что именно там, – сказал Рэйлен. – Никуда не спешит, ни о чем не беспокоится, прихлебывает себе кофе в уличном кафе – ведь он больше не пьет – и на все сто процентов уверен, что не найдет его там ни одна собака.
Пэм явно была в недоумении.
– Он вернулся в этот город из-за того, что убил там человека?
– Можно и так сказать, – уклончиво ответил Рэйлен. – Только тут все сложнее.
Глава 9
Субботним вечером Гарри сидел в рапалльском «Гран-кафе»; спутница его напоминала Джину Лоллобриджиду. До некоторой степени, во всяком случае. Тот же самый тип – черные, вьющиеся, коротко остриженные волосы, полная фигура, внушительных размеров грудь. Джина Лоллобриджида на пятом десятке. Кафе располагалось на Виа-Венето, они сидели под оранжевым тентом в окружении пальм и горшков с какой-то экзотической растительностью. По словам женщины, ее звали Маура.
– Мавра, – повторил Гарри. – Красивое имя.
– Не Мавра, – поправила женщина, – а Маура. Ведь вы можете произнести «ау»?
Голос у Мауры громкий и хрипловатый – возможно, от злоупотребления своими голосовыми связками. Внушительные бедра обтянуты полинявшими джинсами, ноги небрежно закинуты на стол. Маура сообщила, что она из Геновы. Нет, не Генуя, а Генова. В Генове ей принадлежит часть кинокомпании – нет, не художественные фильмы, а технические. Муж умер два года назад от инфаркта, прямо на просмотре. Здесь у Мауры есть квартира, на холме, – там, где генуэзцы и эти самые миланцы, которые носом лампочки сшибают, покупают себе жилье для уик-эндов, ну и чтобы жить под старость. А видел он «Унесенных» Лины Вертмюллер? Маура считала, что миланцы, старающиеся показать, насколько все у них лучше, чем у всех остальных, и насколько сами они лучше прочих, – так вот они ведут себя точь-в-точь как высокомерная богатая женщина из этого фильма. Она сказала, что приезжает сюда на каждый уик-энд – ведь от Геновы досюда меньше получаса по автостраде – только, конечно, не зимой. Это последняя ее поездка до будущей весны.
– Но ведь еще тепло, – удивился Гарри, искренне полагавший, что климат здесь примерно такой же, что и в Южной Флориде. Пальмы, цветы – ну прямо тропики.
– Посмотрите, что будет через месяц, – пообещала женщина.
Когда Гарри увидел Мауру в первый раз, сегодня утром, спускаясь на фуникулере с Монталлегро, и потом, когда Маура, энергично виляя затянутыми в джинсы бедрами, прогуливалась по приморскому бульвару, она была в меховом жакете, накинутом на одно плечо. Койот или рысь, Гарри не мог сказать точно. Теперь этот жакет висел на спинке стула.
Она спросила, зачем он приехал в Рапалло, и Гарри сказал, что это пятый его визит за последние сорок семь лет, и на этот раз он решил остаться. В прошлом году он купил машину, подыскал себе жилье в горах... Голос Гарри звучал спокойно и беззаботно.
– Но чего, спрашивается, ради, – удивилась Маура, – выбирать именно этот городишко? Почему не Рим? Сидеть в кафе на настоящей Виа-Венето, а не на здешней пародии на эту улицу. Там – центр мира.
– Был я там, – сказал Гарри. – А эти места мне нравятся именно потому, что никакой здесь не центр, и вообще – они в стороне от проторенных дорог. Нет этих туристов, шныряющих повсюду со своими камерами. Вы же сами говорите, здесь туристы только из Геновы, Милана и, кажется, Турина? Тут ваша Ривьера, и это мне нравится – тропическая обстановка, оливы. И еще мне нравится гулять по приморскому бульвару, где все гуляют.
Гарри казалось, будто он слышит себя со стороны, что это не он говорит, а кто-то другой. Маура сказала, это называется lungomare, а не бульвар, и спросила: «Вы скрываетесь от кого-нибудь? От жены?»
Гарри терпеливо улыбнулся и сказал, что ему нравится старая крепость, возвышающаяся над морем. И пальмы, и какого здесь всё цвета, нравятся деревянные ставни и веревки с постирушками на четвертом этаже. В голове откуда-то появились избитые слова «мило и пикантно» и «как на открытке»; говорить их вслух Гарри не стал.
– Неужели вы это серьезно? – спросила Маура. – Все дома и гостиницы, что вдоль набережной, разваливаются от старости. На холме, где живут генуэзцы и эти воображалы из Милана, дома гораздо лучше, с кондиционерами.
– А у меня есть вилла, – сказал Гарри.
На лице Мауры отразилось изумление, на мгновение она даже стихла. И отпила вина. Гарри не спеша прикончил свой эспрессо. Ему нравился эспрессо, жаль только, нельзя много пить. Два глотка – и все.
Маура сказала, что на виллы хорошо смотреть издалека, а внутри сплошные сквозняки и сырость. Ну конечно, если есть деньги на приведение в порядок и перестройку...
Гарри сообщил, что у него там центральное отопление. Он снял виллу с мебелью, теперь подыскивает кухарку и горничную.
Вот это уже точно ее поразило. Она воскликнула: «О!» Гарри не стал рассказывать, что живет в гостинице «Лигурия» и еще не переехал в виллу. Уже целых две недели. Он только ездил иногда туда в горы, гулял по комнатам, по участку, любовался пейзажем. Для виллы нужны удобное кресло и хорошая, жесткая кровать. И светильники со стоваттными лампами. А еще нужен кто-нибудь, способный справиться с кухней.
– Сегодня утром, – сказал Гарри, – я видел вас в вагоне канатной дороги, когда спускались с Монталлегро.
– Funivia.
– Да, funivia. Когда я не на машине, я сажусь на funivia, поднимаюсь до Монталлегро, а оттуда спускаюсь к своей вилле. Она рядом с Сан-Маурицио-ди-Монти.
Как раз сегодня он ездил на виллу проверить, нет ли протечек после вчерашнего ливня.
– Я тут на автомобиле, – сообщила Маура. – Добираться сюда из Геновы автомобилем гораздо удобнее, чем поездом.
– На funivia вы курили.
Гарри очень хотелось сказать «на фуникулере». Сейчас она тоже курила. Она курила непрерывно, резко, глубоко затягиваясь и так же резко выпуская дым, словно спешила докурить сигарету.
– Да? – спросила она.
– В funivia была табличка «Не курить».
– Я не видела.
– Какой-то человек размахивал рукой и громко кричал – насколько я понял – «Здесь нельзя курить». С очень недовольным видом. Вы ему что-то сказали.
– А, этот. – Маура пожала плечами. – Я сказала, чтобы он не совал нос куда не надо. Знаете, летом я была в Барселоне, смотрела Олимпийские игры. И могу сказать вам одну вещь, если вы не знаете. В Барселоне курят все.
– Я год как бросил, – сказал Гарри. Маура затянулась и выпустила струю дыма прямо ему в лицо.
– Так, значит, вы видели меня на funivia. За все годы, что я сюда приезжаю – и когда муж был жив, и теперь, – я ни разу не посетила Сантуарио-ди-Монталлегро. Вот и решила съездить туда сегодня. – Она потушила окурок и откинулась на спинку, на свой меховой жакет.
– Святилище Девы Марии из Монталлегро. – Гарри помолчал.
– Когда я приехала сюда впервые, мне хотелось жить в Сант-Амброджио. Вы знаете, где это?
– Конечно. Совсем рядом отсюда. Там, где жил поэт Эзра Паунд.
– Да, я о нем слышала, – кивнула Маура.
– Во время войны, в сорок четвертом, немцы выгнали Паунда из его квартиры, это дом двенадцатый по Виа-Марсала. Там повесили мемориальную доску, вон с той стороны, – указал Гарри. – Рядом с концертной эстрадой. Он жил там с женой.
– Да?
– Американская армия двигалась от Рима вдоль побережья, и немцы укреплялись. Они заставили Эзру и его жену переехать к любовнице Эзры, Ольге Рудге, в Сант-Амброджио.
– Вы это серьезно?
– У нее был там дом. У Ольги.
– Жена и любовница под одной крышей?
Гарри молча кивнул. Да, так оно и было.
– Это невозможно, – сказала Маура.
– Да, я думаю, что это было им не так просто.
– И жена, – поразилась Маура, – не убила любовницу своего мужа? Или обоих?
– Они как-то ужились.
– Я этому просто не верю.
– На доме в Сант-Амброджио тоже висит доска, что здесь жил Эзра Паунд. В прошлом году, когда я подыскивал себе жилье, этот дом реставрировали, красили. В тот день как раз шел дождь.
– Вы хотели жить в его доме?
– Я подумывал о такой возможности. Первый раз я увидел этот дом в шестьдесят седьмом, но тогда мысль о покупке еще не приходила в голову. Просто Эзра Паунд снова там поселился, и я хотел его увидеть.
– Вы им восхищались?
– Хороший вопрос. Я встретил его, когда был здесь в самый первый раз, – сказал Гарри. – Во время войны, в сорок пятом. Я все время ездил между Рапалло и Пизой, туда-сюда, вот и наткнулся на него.
