руками конверт. В ответ на мое послание Анна написала мне гневное письмо. Я даже не ожидал, что моя Кнопка способна на такую резкую отповедь. «Как мог ты подумать, что я променяю любовь на мещанское счастье?!» - примерно таким был смысл ее ответа. А еще через день пришло письмо от начальника эвакоприемника, в котором Анна работала бухгалтером. Рассказал о том, как обидело ее мое предложение расстаться. И в конце остроумно добавил: «Капитан, подозреваю, что у тебя вырезали далеко не все, что делает женщину счастливой, и потому не дури!»
В начале января 1945 года врачебно-экспертная комиссия установила мне 2-ю группу инвалидности и 2-ю группу годности для прохождения военной службы. С этими документами я отправился в отдел кадров Приволжского военного округа.
Будучи уверенным, что решу свой вопрос оперативно, чтобы легче было передвигаться на костылях, оставил свой вещевой мешок со всеми пожитками под присмотром знакомого сослуживца, которому предстояло на вокзале несколько часов ждать отправления поезда. Оказалось, что армия тоже не лишена бюрократии, и я вернулся на вокзал лишь поздним вечером. Узнал, что поезд с товарищем и, соответственно, с моими пожитками уже отбыл. Единственное, что осталось у меня - продовольственный аттестат на трое суток…
Спустя более чем полвека я все же встретил своего сослуживца, с которым расстался на вокзале…
17 апреля 1995 года неожиданно получил приглашение от Комитета ветеранов Великой Отечественной войны и мэрии Москвы принять участие в праздновании 50-летия Победы над фашистской Германией.
8 мая был в Москве.
В гостинице «Россия», где разместили всех гостей, мне вручили три пакета с приглашениями: на торжественное собрание, которое состоялось в этот же день вечером; на парад ветеранов войны 9 мая на Красной Площади и на открытие мемориала на Поклонной горе. Часа за полтора до начала торжественного собрания я отправился в Кремль, чтобы еще раз, может быть, последний, полюбоваться историей великого государства, талантом зодчих и мастерством простого люда, воплотившего их замысел. И хотя бывал здесь не один раз, впечатления остались неизгладимые.
Торжественное собрание прошло необычно. Не было традиционного президиума. Выступили Президент Российской Федерации Борис Ельцин и депутат Государственной Думы, председатель Комитета по делам ветеранов, маршал Виктор Куликов. Затем состоялся концерт мастеров искусств.
9 мая мы отправились на Красную Площадь. До начала парада оставался час, и я решил поискать знакомых. Мои ожидания оправдались. На гостевых трибунах встретил человека, с которым расстался более полувека назад. Это был Владимир Орехов, командир саперной роты, строивший знаменитый наблюдательный пункт командующего 3-м Белорусским фронтом Ивана Даниловича Черняховского. С ним мы по-братски делили окоп на двоих в канун операции «Багратион». С ним пробыли долгие шесть месяцев в госпитале Самары. В один и тот же день, 4 января 1945 года, комиссовались. Он «по чистой», а я - с ограничением 2-й степени. За получением направления в Минский облвоенкомат должен был зайти в штаб Приволжского военного округа. Будучи уверенным, что успею к отходу поезда, я оставил Орехову свой вещмешок. Оказалось, что потребовалось пройти еще одну комиссию. Вернувшись на вокзал, своего товарища не застал, о чем уже упоминал ранее.
В вещевом мешке, кроме вещей личного обихода, находились фронтовые заметки, письма и адреса фронтовых друзей, в том числе и Орехова. Я помнил лишь то, что он уезжал к родным в подмосковный поселок Абрамцево. Не имел и он моего адреса, в то время его попросту не было. И вдруг неожиданная встреча!..
Весь день 9 мая мы провели вместе. Прощаясь, Орехов возвратил мне фронтовые заметки и письма, которые бережно хранил все это время.
Среди записок был блокнот, в котором я, находясь на койке фронтового госпиталя, записал рассказ молодого солдата Андрея. Он был тяжело ранен, говорил с трудом, постоянно открывалось кровотечение. Поэтому рассказ растянулся на три дня. А в ночь на 6 июля 1944 года Андрея не стало. Его похоронили на госпитальном кладбище, в деревушке.
Воспроизвожу рассказ Андрея в память о нем.
Рассказ Андрея
«Детство мое прошло на железнодорожной станции Новоельня, между Барановичами и Слонимом. Семья наша имела свою хату и небольшой участок земли. От станции до Новогрудка была проложена узкоколейная железная дорога. Отец работал на ней машинистом. И иногда брал меня, школьника, с собой в рейс. Я помогал ему смазывать паровозные дышла и буксы, подбрасывал в топку уголь. Это были счастливые дни.
Все оборвалось в один из февральских дней 1938 года. Отец не вернулся из поездки. Его помощник рассказал, что сразу после прибытия в Новогрудок к паровозу подошли двое польских полицейских в штатском и, показав какую-то бумагу, увели его с собой. А ночью у нас в доме был обыск. Взламывали половые доски, вспарывали матрацы и подушки. Что-то искали. Дня через три ксендз Адольф объявил в классе, что мой отец - государственный преступник. Я нагрубил ему, за что был исключен из школы.
Для семьи наступили трудные дни. Не за что было купить даже хлеба, соли, спичек. Спасала корова. Почти все молоко шло на продажу, на вырученные деньги покупали хлеб. Вестей от отца не было.
Недалеко от города Лида, на хуторе, жил мой дед по отцовской линии. Он уговорил мать отправить меня к нему. Сестра Аленка осталась с матерью, к этому времени с помощью друзей отца ей удалось устроиться сторожем железнодорожного переезда.
В 1939 году после освобождения Красной Армией Западной Белоруссии из тюрем стали возвращаться политзаключенные. Но отца мы так и не дождались. Товарищ, который находился вместе с ним в лагере недалеко от Познани, рассказал, что освободиться удалось очень немногим. Захватив лагерь, немцы часть заключенных расстреляли, остальных отправили в каменоломни. Как сложилась судьба отца, он не знал.
В 1940 году я окончил школу и поступил в Барановичское железнодорожное училище на отделение помощников машинистов. Там же вступил в комсомол.
20 июня 1941 года приехал к деду на каникулы. А в ночь на 22-е немцы бомбили Лидский аэродром. Так я оказался в оккупации. Училище в Барановичах закрыли. Чтобы избежать отправки в Германию, устроился в бригаду по ремонту железнодорожных путей на станцию Скрыбовцы.
Где-то в марте 1942 года сюда прибыл из Гродно новый начальник дистанции пути пан Жимерский. Среди рабочих прошел слух, что он фольксдойч. И потому я сторонился его. Но однажды он пригласил меня к себе, вызвал на откровенный разговор, интересовался отцом, дедом. Вскоре после этого появился на нашем хуторе.
