— Она не стала зомби, — поправил его Сахаров, — С некроматрицами я имел дело предостаточно. Здесь же совершенно другое. Хотя бы то, что она не бросилась на вас кусаться, когда вы изловили ее на болоте. Некроматрикат сразу же перешел бы в атаку, или хотя бы попросил есть, если бы еще сохранил речевые функции. Тем более у зомби вместо головного мозга в черепе находится гниющая жижа, а нервная система вообще исчезает невесть куда. Я подозреваю в этом случае другое…
Комаров удивленно поднял голову, непонимающе уставился на академика.
— Выброс не смог уничтожить нервную систему и мозг Джины, — продолжил Сахаров, — Организм, защищаясь от выплеска аномальной энергии, просто отключил и заблокировал головной мозг, как, к примеру, процессор компьютера выключается при перегреве. Только тогда, стоит ему остыть, как он готов работать снова, а мозг Джины не может понять, что опасность миновала и ему пора бы приняться за работу. Конечно, он парализован не полностью, какие-то функции вроде той же моторики почему-то остались. Кстати, вот налицо классический пример зомби. Как на Гаити.
— Как думаете, у нас есть шансы ее спасти?
— Не думаю, — печально покачал головой академик и вздохнул. — По крайней мере, зомби после становления таковым уже обречен на гибель.
— Насколько я слышал, у некроматрикатов, кадавров, как их часто зовут бродяги, одни органы начинают заменять другие. Например, вместо сердца функционирует печень, и так далее. А у Джины все осталось на своих местах.
— Здесь Зона, а в ней, как вы сами сказали, возможно все. Так что я уже ничему не удивляюсь.
— Что вы предлагаете? — спросил Комаров напрямую.
— Мы не спасем Джину, разве что лишь ненадолго оттянем трагический конец. На вашем месте я просто дал бы ей спокойно умереть. Думаю, она сказала бы вам за это «спасибо», если б могла. Понимаю, звучит жестоко и бесчеловечно, но я в первую очередь здравомыслящий человек.
Комарова передернуло. Умом он понимал, что Сахаров, безусловно, прав, но все чувства противились этому, не позволяли вот так просто взять и убить попавшего в беду человека, хоть это бы и было в данном случае актом милосердия.
Проще всего было взять и отдать тело Джины родственникам, дескать, так и так, случилась катастрофа, женщина жива, но, скорее всего, скоро умрет. Примите соболезнования. А дальше? А дальше будет скандал, по силе сравнимый разве что с Выбросом локального масштаба. Ответственность опять же лежит на нем самом, на господине Комарове. Со дня на день приедут чиновники, за Степаненко натянут — мало не покажется. А за Джину — еще больше. И не избежать этого. Не скрыться от расправы. Кто отправил людей в экспедицию? Комаров. Кто мог спрогнозировать (незапланированный!!!) Выброс? Тоже Комаров. Никого не будет интересовать, что от страшных случайностей в Зоне не застрахован никто, предсказать и предугадать ее тоже получается через раз на пятый. Гробились солдаты, техника, бродяги и вообще черт знает кто. Но теперь речь шла о жизни иностранной гражданки.
Комарову снова захотелось плакать. Даже не то что плакать — выть волком, реветь белугой. Сознание собственного полнейшего бессилия заставляло почти что впасть в панику. Сахаров, наверное, нутром ощущая состояние коллеги, молча вышел вон. Автоматическая дверь мягко закрылась за ним. Комаров сел на стул возле кровати, положил свою руку на руку Джины.
Кисть женщины была сухая и холодная. Как труп. Понять, что американка не умерла можно было только по еле заметному движению грудной клетки при вдохах и выдохах, да еще по непрерывно ползущим на мониторах приборов диаграммам пульса и прочих медицинских показателей. Только одни линии оставались стабильно ровными, как линеечки — энцефалограммы деятельности головного мозга.
«Что теперь мне делать? Что? — в отчаянии думал Комаров, незряче глядя на полутруп своей сотрудницы, — Посадят же. Как пить дать посадят. Всю вину свалят — благо есть на кого. И упекут по полной программе, ни на каких адвокатов денег не хватит. Это конец»
Трясина выглядела очень даже привлекательно и ничуть не страшно. Стоячая темная водица, кое-где затянутая островками ряски, высокие, сочные камыши, местами — идиллические кувшинки. Громко урчали лягушки, наверняка живущие тут как у Христа за пазухой: в воздухе постоянно звенели мухи, витали тучи комаров. Местами из воды выглядывали напоминающие человеческие макушки кочки, на которых вместо волос росли торчащие в разные стороны пучки травы.
Одним словом, болото вовсе не внушало страх. Даже наоборот. Только вот Шрам прекрасно знал, что ждет неосторожно шагнувшего в сторону от тропы человека. Темная водица расступится, открывая чавкающую бездну жидкой илоподобной липкой грязи, тело моментально проваливается в нее, ноги не встречают привычной твердой опоры, руки в бессилии хватают воду, не в силах, разумеется, за нее удержаться. И все. Если никого нет рядом, кто кинул бы с сухого места веревку или ремень оружия — то считай, что ты покойник. Можно биться и рваться, тогда трясина засосет тебя быстрее и меньше придется мучаться ледяным предсмертным страхом. А если просто ждать — то все равно топь поглотит тебя, просто оттянешь конец. И нет никакой разницы, минутой раньше или позже. Вода сомкнется над головой, грязь успокоится, ряска сдвинет свои «поля», и ничто, ни единого следа не напомнит о разыгравшейся тут короткой трагедии. Кто знает, сколько же там, в глубине, под вполне симпатичной гладью воды покоится безвестных трупов?
Шрам все это прекрасно понимал. И потому не соблазнялся срезать путь и быстро перебежать озерцо напрямик. Нет уж, как сказал один известный политик, «мы пойдем другим путем»!
Наемник перевесил «гадюку» на грудь и, пригнувшись, быстро, но предельно осторожно пошел по едва заметной тропке между зарослями камыша и кочек. На полумертвом, уродливо перекрученном дереве сидела ворона. Увидев крадущегося человека, она истошно закаркала, но прочь не сорвалась. «В суп тебя, — с ненавистью подумал про черную птицу Шрам, — Сидишь — и сиди себе мирно, зачем же орать?» Но бандиты не обратили на всполошившуюся птицу ровным счетом никакого внимания. Вот, блин, боевики! Бдительность — на высоте. Равно как и воинский дух.
Церковь поднималась вверх уродливым каркасом из полусгнивших балок и бревен, купол уже вовсю зиял дырами величиной с баскетбольный мяч, а от забора уцелели только те сектора, которые в свое время были возведены из кирпича. Постоянные отравленные дожди и сырость не щадили ничего. Шрам никогда не был верующим человеком, но ему мало приятного доставляла мысль, что сейчас придется убивать в Храме, хоть и бывшем. Но ничего не поделаешь, война есть война.
Как назло, немного закружилась голова, к горлу подкатила легкая тошнота. Наемник обратил внимание, что это начало появляться после того, как он попал под Выброс второй раз. Это случилось вчера, после разговора с Лебедевым, когда Шрам отправился к радиобашне, чтобы помочь по просьбе командира «Чистого неба» отбить атаку мутантов. Кабанов — переростков удалось перестрелять относительно быстро, только вот из четверых людей в живых остался только один, да и тот засел на вышке с продырявленной ногой, и теперь спешно перематывался стремительно набухавшим кровью бинтом. Шрам проворно влез по металлической лестнице, взялся помогать, и…
Зона будто взбесилась. Небо снова окрасилось красным, дунул горячий ветер. «Чистонебовец» недоуменно обернулся, моментально все понял и еще успел закричать. Шрам же, озверев от отчаяния, тут же подумал о возможности застрелиться, пока еще не поздно… Но несущаяся волна аномальной энергии погасила сознание раньше, чем рука успела найти пистолет в кобуре. Это был очень странный, как позже сказал Лебедев, локальный выброс. То есть смертоносности в нем оказалось не меньше, чем в полноразмерном, но ловушки он не затронул и мутантов не прибавил. Просто убил всех, кого застал вне укрытия.
Кроме наемника Шрама.
Шрам снова пришел в себя на базе «Чистого неба». Лебедев на сей раз говорил с ним один, с глазу на глаз, и обрисовал «веселую» перспективу. Веселее не придумаешь. Конечно, разразись сейчас настоящий катаклизм, то бродяге придет конец, а вот локальные Выбросы он мог выдерживать. Но Зона никогда не делает ничего просто так. За все есть своя цена, и Шраму предстояло ее заплатить сполна.
Зона утратила стабильность, и начала генерировать локальные, миниатюрные пси-Выбросы, под который и угодил наемник еще раз, но такое началось не просто так. Лебедев смог дать объяснение всему происходящему, кроме одного — почему именно Шрам умудрился уже дважды не погибнуть там, где все прочие люди расставались с жизнью.
Представляя из себя относительно стабильную, чужеродную, непонятную до конца никому, но все же систему, образовала свои экологические ниши. И люди заняли в ней свое стойкое место, как, к примеру, микрофлора кишечника. Однако Зона имела и свое сердце, а именно — ЧАЭС, четвертый энергоблок, где, по слухам, был легендарный Монолит, исполнитель желаний. Откуда пошла эта легенда — не знал никто, но кое-что косвенно ее подтверждало. Выбросы шли именно оттуда, и вообще там творилось черт знает что такое.