Э. Шур пишет, что самооценка – это всего лишь конструируемый обществом образ человека, складывающийся в процессе постоянного взаимодействия с другими людьми.[106] Интеракционизм направлен на то, чтобы исследовать максимально широкий круг взаимодействий людей, а также социальных институтов, участвующих в процессе криминализации и декриминализации личности: инстанции формального и неформального контроля, преступников, жертв преступлений. При этом считается, что преступному поведению человека в значительной мере способствует ожидание от него со стороны окружающих соответствующих отрицательных поступков, которое ведет к тому, что он поневоле усваивает отводимую ему роль преступника. Советская криминология развила интеракционистские суждения в рамках криминологической теории причинности (В. Н. Кудрявцев) в части объяснения механизма совершения конкретного преступления, выводя его из взаимодействия человека, обладающего негативными наклонностями, с неблагоприятной жизненной ситуацией, под которой понимается сочетание объективных обстоятельств жизни человека, непосредственно влияющих на его поведение в данный момент (например, тяжелая обстановка в семье, конфликт на улице и т. п.).[107] А. И. Долгова в связи с интеракционистским подходом в криминологии вычленяет: 1) взаимодействие социальной среды и личности; 2) взаимодействие экономических, политических, социальных и духовных условий жизни людей или взаимодействие между собой характеристик этих лиц (потребностей, интересов, ценностных ориентаций, установок и т. п.). Все это, по ее мнению, генетически производит преступность.[108]
§ 10. Теория клеймения
1. Теория клеймения (labeling approach) разрабатывается в США начиная с конца 30-х годов XX в. Гофманом,[109] Беккером, Меадом, Танненбаумом. В результате осуждения человека, и особенно в тех случаях, когда ему назначено наказание в виде лишения свободы, человеку как бы присваивается позорящее его клеймо лица второго сорта, к тому же опасного для общества. Это сказывается в отрицательном, недоверчивом отношении окружающих к ранее судимому и во внутреннем усвоении человеком роли преступника. Причем особое значение теория придает психологической переориентации личности, ощутившей отчуждение от массы законопослушных граждан и сближение с образом жизни других преступников.
Дальнейшее развитие теории клеймения в ФРГ привело в конце 60-х – начале 70-х годов к постановке вопроса о пересмотре традиционного понятия о преступности. Импульсом к тому послужил доклад Ф. Зака «Labeling approach», а также последующие его сочинения. Воззрения этого учения являются модификацией одноименной американской теории. Обширная непрекращающаяся до сих пор дискуссия вокруг этой теории протекает в русле так называемой критической криминологии,[110] которая противостоит традиционной криминологии прежде всего именно в определении преступности.[111]
Надо иметь в виду, что в немецкой, так же как и в российской, криминологии преступность рассматривается в качестве предмета (части предмета) данной дисциплины, но немецкие криминологи, в отличие от российских, как правило, не акцентируют внимание на различии между преступлением как конкретным единичным явлением и преступностью как массовым социальным явлением. Иными словами, если в России преобладает социологический подход, то в Германии – социально-психологический. Отсюда возникают известные препятствия для сопоставления, которые, впрочем, преодолимы, поскольку преступление и преступность хотя, безусловно, не тождественные явления, но вместе с тем не столь уж далеки одно от другого, чтобы думающему о преступности нельзя было понять рассуждающего о преступлении.
В соответствии с теорией клеймения качество преступности того или иного действия возникает не столько из содержания этого действия, сколько из реакции на данное действие в виде наказания. Отклоняющееся поведение есть поведение так названное.[112] Как писал Ф. Танненбаум, «процесс криминализации есть процесс категоризации, дефинирования, индифицирования, отделения, описания, подчеркивания (акцентирования), формирования сознания, самосознания… Личность становится предметом, когда она описана».[113] Ф. Зак полагает, что приговор суда впервые создает отличительную черту «быть преступником» в истинном смысле слова. Очень популярным в немецкой криминологии является следующее высказывание этого автора: «Преступность есть негативное добро, выдаваемое соответствующим позитивным благом, таким как собственность, имущество, авторитет».[114]
Ф. Зак считает, что практически каждый (80–90 % населения) как минимум один раз в своей жизни нарушает уголовный закон, и приводит доказательства этому. Но тем не менее здесь еще нет преступлений, коль скоро не состоялось публичного утверждения этих людей преступниками. Неразоблаченный убийца, по Ф. Заку, не есть преступник, а латентная преступность как таковая не существует. Преступность же осуществляется в написании «этикетки» «преступно» независимо от факта нарушения уголовно-правовой нормы.[115] Согласно «классикам» labeling approach, имеются первичное и вторичное отклонения от нормы. Если кто-то «этикетирован» как преступник, то он в дальнейшем может сам себя сделать соответствующим этому пророчеству посредством дальнейшего нормонарушающего поведения и таким образом снова идентифицироваться в качестве преступника. Это есть вторичное отклонение.[116]
Теория клеймения обратила на себя внимание юридической общественности Германии прежде всего нестандартностью понимания преступности. Сильная реакция на эту теорию, безусловно, свидетельствует, помимо прочего, о восприимчивости немецкой науки ко всему более или менее новому, необычному, пусть даже далеко не бесспорному. Эта теория дала толчок к переосмыслению латентной преступности. Следствием данной теории стал новый взгляд на социальный контроль за преступностью, и в частности понимание мизерной эффективности уголовного права, а также теоретическая разработка мер, альтернативных столь жесткому виду наказания, как лишение свободы.[117] Понятно, что в Германии об альтернативе отмененной смертной казни речь не идет.
Помимо резонанса в научных дискуссиях критическая криминология оказала влияние на реальную общественную жизнь. Она выработала различные политические стратегии, которые использовались в противостоянии процессу расширения мер уголовной репрессии, из которых, по мнению немецких специалистов, наиболее действенной оказалась стратегия обращения к здравому смыслу государства. В различных политических кругах стала обсуждаться мысль о том, что традиционные карательные меры к лицам, разоблаченным в преступлениях, иррациональны, дороги и негуманны и было бы рациональнее, дешевле и гуманнее демонтировать традиционный уголовно-правовой контроль и заменить его компенсирующими социально-политическими мероприятиями.[118] К числу практических результатов распространения идей критической криминологии относится внедрение мер, альтернативных лишению свободы, и в частности касающихся предусмотренного законом примирения потерпевшего от преступления с лицом, виновным в его совершении, а также профессиональная подготовка целого поколения социальных педагогов и судей для молодежных судов.[119]
В немецкой криминологии Ф. Зак – известнейший специалист, влияние которого на развитие этой науки трудно переоценить. Его подход к явлению преступности определил направление не менее двух десятков добротных криминологических исследований. Оказано им влияние и на представителей традиционной криминологии. Вместе с признанием важной роли labeling approach немецкие криминологи обычно отмечают, что эта теория не свободна от противоречий, многие высказывания ее сторонников критикуются.[120]
Наиболее значимыми постулатами в немецкой критической криминологии, сближающими ее с аналогичным направлением российской криминологии, являются, по нашему мнению, следующие: 1) преступность не сводится к поведению (опасному, нарушающему закон и т. п.); 2) под преступностью понимается нечто происходящее в обществе (этикетирование преступников) и создающее правонарушающее поведение; 3) демонстрируется, пусть несколько преувеличенно, значение «этикетирования» лиц, совершивших преступления, чаще называемого в российской криминологии стигматизацией (в самом деле, не лучше ли не замечать многих преступлений по аналогии с тем, как воспитывают ребенка: целесообразнее обращать внимание на положительные его поступки, нежели клеймить его – ты неряха, трус, нечестный, воришка и т. п.? Вот в чем состоит идея, способная противостоять ставшей банальной идее неотвратимости наказания). Критическая криминология раскрывает ничтожность положительного эффекта и значительную вредность карательного (уголовного) права. Не в том ли и заключается конечное назначение криминологии – не в ниспровержении ли уголовного права?
