со своим заклятым врагом, потрясающе великолепным заклятым врагом.
Его челюсть сжимается, когда он смотрит прямо на меня, приподняв бровь.
— Ну, здравствуй, Солнышко, — протягивает он.
— Грейсон, — говорю я, сохраняя нейтральный тон.
Я ожидаю, что он разозлится, но вместо этого встречаюсь с голодным взглядом, блуждающим по моему телу. Он наклоняется вперед, его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего. Я не могу дышать, и мое сердце готово выскочить из груди. Он прижимается губами к моей щеке и нежно чмокает. Мне, черт возьми, требуется вся сила, чтобы не застонать. Он выпрямляется. Я вздыхаю с облегчением теперь, когда он наконец-то покинул мое личное пространство.
— Извините за беспокойство. Не знаю, что произошло. Я оставлю вас, наслаждайтесь вечером — улыбается он, обращаясь к моим родителям.
Я ставлю локоть на стол и подпираю рукой подбородок, одаривая его милой и невинной улыбкой. В то же время борюсь с желанием наброситься на него и, возможно, стереть с его лица эту глупую ухмылку.
Он уходит, его спутница следует за ним. Взволнованная официантка принимает наш заказ. Я выбираю стейк и жареную картошку с приглашающимися закусками.
Время от времени украдкой поглядывая на Грейсона.
— Ну, если ты будешь проводить время с такими мужчинами, ты никогда не найдешь себе парня, который останется с тобой. Я имею в виду, на скольких свиданиях ты уже была, и все еще ничего. Мне стыдно за тебя, — мама усмехается, нарушая мое оцепенение.
У меня сейчас нет сил спорить. Я слишком сосредоточена на том, чтобы не заплакать. Она это ненавидит.
— С твоего позволения, мне нужно в ванную.
А это значит, что мне придется пройти мимо фестиваля флирта Грейсона. Боже, как бы я хотела, чтобы этот мужчина не действовал мне так сильно на нервы. Хотелось бы, чтобы он не был лучшим поцелуем в моей жизни.
Папа сжимает мою руку, когда я прохожу мимо, этого небольшого жеста достаточно, чтобы в уголках моих глаз начали собираться слезы. Спустя столько лет, мама все еще знала, как причинить мне боль, и я позволяю ей. Я так отчаянно хочу показать ей, что я особенная.
Я опускаю голову и проношусь мимо столика Грейсона. Не знаю, сколько еще смогу отталкивать его. Не могу отрицать, что ревную. Очевидно, ревную, что он трахнет кого угодно, кроме меня.
Оказавшись в безопасности в ванной, я запираюсь в кабинке, вздыхая с облегчением. Мне нужна минута покоя перед очередным допросом с пристрастием от мамы. Ужин не должен быть таким уж тяжелым. Не помогает и то, что соблазнительные губы Грейсона все это время дразнят меня. Его кривая ухмылка во время флирта с женщиной, которая является почти полной противоположностью мне. Это то, что ему нравится? Это не должно быть больно, но это так.
Звук захлопывающейся двери отрывает меня от мыслей. Я все еще прижата спиной к двери кабинки.
— Солнышко, ты здесь?
От его мужского голоса по телу пробегают мурашки. Я не могу позволить ему увидеть меня такой. Лучше бы он не приходил сюда, чтобы дразнить меня.
Я медленно открываю дверь, надевая свою обычную маску стервы, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Это единственный способ уберечь мое сердце.
— Чего ты хочешь, Грейсон? — выходя, я упираюсь в его массивную грудь.
Я не низенькая для женщины, но он огромный. Может быть, 193 сантиметров. Он возвышается надо мной. Каждый сантиметр его тела источает силу.
Я делаю шаг назад и поднимаю подбородок, чтобы посмотреть ему в лицо. Я шокирована, когда на нем читается беспокойство.
— Когда ты выходила из-за стола, у тебя был такой вид, будто ты вот-вот расплачешься. Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке, — он вскидывает руки в знак капитуляции. — Пожалуйста, не кричи на меня, я и так достаточно смущен после того, как ты подставила мне подножку перед моей спутницей, — он ухмыляется.
Боже, он придурок. Чертовски великолепный.
От этой ухмылки у меня каждый раз намокают трусики.
Я сжимаю ноги вместе и неловко перекрещиваю одну ногу перед другой. Вот какой эффект он оказывает, особенно когда вторгается в мое пространство. Его пряный аромат атакует мои чувства. Это слишком. Желание разливается по венам, и это опасно, вдобавок к гневу и ревности.
— Это была случайность, — я пожимаю плечами, отводя от него взгляд.
Его указательный палец упирается мне в подбородок, когда он наклоняется, так что наши лица оказываются на одном уровне. В его глазах вспыхивает голод. Мое дыхание становится тяжелее, когда он начинает наклонять свою голову к моей.
Нет, Мэдди, он на свидании с другой женщиной.
Я закрываю глаза и отворачиваю от него голову. Он делает глубокий вдох и приближает губы к моему уху, нежно касаясь чувствительной кожи.
— Я не думаю, что это была случайность. Мне кажется, ты немного ревнуешь.
Он не ошибается.
Мозг кричит мне уйти, послать его к черту и забыть о нем. Но слова мамы повторяются в голове. «Милый — это достаточно хорошо для тебя.»
Я снова поворачиваю к нему лицо, и теперь его губы нависают над моими.
— А что если это так? — спрашиваю я, прикусывая нижнюю губу.
— Я думал, ты не трахнула бы меня, будь я последним мужчиной на планете? Я точно помню эти слова за обеденным столом на прошлое Рождество, как раз перед тем, как ты пригрозила пырнуть меня разделочным ножом, если я еще раз к тебе прикоснусь, — он хихикает.
— Это правда.
Я знаю, что это звучит неубедительно, поскольку мой голос срывается на середине предложения.
— Ты поэтому краснеешь? Я тебя настолько злю? Или это потому, что ты хочешь меня трахнуть?
— И то, и другое, — честно отвечаю я, заставляя его приподнять бровь.
Я никогда не была честна в своих чувствах к нему до этого момента. За последний год я давила и давила, надеясь, что он оставит меня в покое, и мои чувства исчезнут. Но этого не произошло.
Его руки обвиваются вокруг моей талии, и он притягивает меня к себе.
— Это плохая идея, Солнышко, — хрипит он.
— Знаю, — я обвиваю руками его шею, мило улыбаясь.
Он облизывает губы, глядя на мои. Боже, этот рот.
— Ты же знаешь, я не хожу на свидания.
— Ну, учитывая, что ты сейчас на свидании, позволю себе не согласиться, — парирую я.
— Мэдди, ты знаешь, что я имею в виду, — предупреждает он.
Пораженно вздыхая, я медленно убираю руки с его шеи, но он ловит их еще до того, как они достигают его грудных мышц.
— Послушай, все в
