губам, вкус моих сладких соков все еще остается на нем.
— Я… я… — у меня не хватает слов.
Он буквально лишил меня дара речи своими пальцами. Я обхватываю его массивный член через штаны и спрашиваю:
— А как насчет тебя?
— Ты думаешь, это все было только для твоего удовольствия?
Его низкий смех эхом разносится по пустой комнате, и от этого у меня в животе порхают бабочки.
— Мы сделаем это снова, Солнышко. Ты можешь делать со мной все, что, черт возьми, захочешь, — он проводит рукой по лицу, прерывисто дыша.
Что, черт возьми, происходит?
Я обвиваю руками его шею и притягиваю к себе. Прижимаюсь губами к его губам для нежного поцелуя, но он быстро отворачивает голову в сторону, так что мои губы касаются его щетины.
— Какого хрена, Грейсон? Ты только что выбил из меня слова, а теперь отворачиваешься от гребаного поцелуя. Ты сейчас серьезно?
На его лице вспыхивает боль, когда моя рука касается его груди, чтобы оттолкнуть его от себя. Однако он не двигается с места.
— Двигайся, Грейсон. Все в порядке, мы не будем делать это снова. Я понимаю, у тебя, наверное, есть правило "одного раза", и я только что использовала свой билет. Я не буду плакать из-за этого. Возвращайся на свое свидание. Ты можешь засунуть в нее свой член, чтобы кончить сам.
Я наклоняюсь, поднимаю с пола свою одежду и ботинки и проношусь мимо него к кабинкам.
— Ради всего святого, — бормочет Грейсон позади меня, но я просто закатываю глаза и продолжаю идти.
Распахнув дверь кабинки, я влетаю внутрь и поворачиваюсь, чтобы закрыть ее. Сильная рука Грейсона поднимается и удерживает дверь открытой. Он нависает надо мной, как сумасшедший.
— Убирайся.
— Нет, — говорит он.
— Мы закончили.
Он теснит меня.
— Мэдди, я хочу тебя. Не сомневайся в этом, — говорит он, останавливаясь в шаге от меня.
— Так почему бы тебе не поцеловать меня?
— Это сложно, Солнышко.
— Ну, я не люблю сложности
— О, я думаю, ты любишь. Но позволь мне упростить ситуацию только для тебя, — шепчет он мне в губы, обхватывая ладонями мои раскрасневшиеся щеки и посылая мурашки вниз по моей шее.
Я закрываю глаза и погружаюсь в нежнейший из поцелуев. Наши губы исследуют друг друга самым чувственным образом.
Я могла бы оставаться так вечно.
ГЛАВА 9
ГРЕЙСОН
То, как ее мягкие пухлые губы танцуют с моими, то, как она стонет в ответ. Это прекрасно, но опасно.
Я не знаю, что заставило меня последовать за ней сюда. То, как она пробежала мимо стола, сдерживая слезы, вызвало у меня странное чувство. Я должен отдать ей должное: подставить мне подножку перед моей спутницей было поистине шедеврально. Я ничего другого и не ожидал от моей сногсшибательной блондинки. Мы оба знаем, что она меня не ненавидит. Черт возьми, она просто позволила мне облизать ее киску, прислонившись к двери, ради всего святого.
Боже, если это была закуска, то я не могу дождаться основного блюда.
Она взорвется, когда я покажу ей, каково это, когда тебя трахают как следует.
Я знаю, что мне не стоило этого делать, но после почти года сексуального напряжения все свелось к этому. Другого конца игры не существовало.
Она нарушила мое правило не целоваться, и теперь смотрите на меня-нежно ласкаю ее губы и исследую ее рот языком, слизывая остатки сладкого просекко.
Когда дело доходит до моего Солнышка, я думаю, что она готова нарушить все правила.
Я прерываю поцелуй, оставляя ее смотреть на меня, нахмурив брови. Я касаюсь губами ее лба и притягиваю ее стройное тело к себе, отвлекая ее, чтобы я мог прислушаться.
Что-то внутри подсказывает мне, что что-то не так.
После многих лет обучения в спецназе я знаю, что всегда нужно доверять своей интуиции. Я чувствую опасность еще до того, как она появляется. Я на свидании с Евой, кузиной Марко. Мы знали, что это их выманит, но я не планировал, что Мэдди будет здесь. Она последний человек, которого я хотел бы впутать в это.
Беспорядочные крики на итальянском заставляют меня потянуться за полуавтоматическим пистолетом, спрятанным в брюках. У меня руки чешутся вытащить его. По комнате разносится эхо выстрелов. Мэдди вздрагивает в моих объятиях от этого звука. Я крепче прижимаю ее к себе, обхватывая пальцами рукоятку пистолета.
— Грейсон, что это было? Там мои родители, — говорит она напуганным голосом.
Мэдди дрожит, прижавшись к моему телу, как осиновый лист.
Это обычный день моей жизни.
— Я проверю, как они. Я собираюсь уйти. Ни при каких обстоятельствах не покидай эту ванную комнату. Запри дверь и не открывай ее никому, кроме меня. Хорошо?
Она кивает, по ее лицу текут слезы.
— Солнышко, это то, чему меня учили. Я собираюсь пойти туда, устранить проблему, а потом отвезу тебя домой.
Мне нужно, чтобы она оставалась сильной. Я не могу допустить, чтобы она подверглась опасности.
— Что, если тебя ранят? — шепчет она.
— Этого не будет. У них не получится, детка, — я подмигиваю и быстро чмокаю ее в губы, вытаскивая пистолет из-за пояса.
Ее глаза расширяются, когда она замечает полуавтоматический пистолет в моей руке.
Я выбегаю из ванной и смотрю в сторону главной двери, ведущей в ресторан, ожидая и прислушиваясь. Мне нужно знать, сколько здесь этих хуесосов, прежде чем я что-либо сделаю в комнате, полной ни в чем не повинных мирных людей.
— Сэр, пожалуйста, нам придется вызвать полицию, если вы не опустите оружие, — умоляет официантка мужчину.
Я предполагаю, что здесь есть только один.
— Ева, убирайся нахуй отсюда. Что, по-твоему, ты делаешь. Ты чертовски глупая женщина, — кричит мужчина с сильным итальянским акцентом.
Вздохи наполняют комнату, когда он подходит ближе. О, а вот и план.
Она вспыльчивая женщина, которая отказывается слушаться своего кузена. Я неоднократно осматривал это заведение. Выбрал идеальный столик, возле туалетов. Моим планом было выйти в туалет, но не с Мэдди. Она стала приятным отвлечением.
Я стою тихо, прислушиваясь к шагам. Как только они приблизились ко мне, я распахнул дверь и схватил невысокого итальянца за горло. Страх вспыхивает в его глазах, когда он беспомощно пытается поднять свой пистолет так, что я смотрю прямо в дуло. Его руки дрожат, когда я крепче сжимаю шею.
Он не выстрелит в меня по тем же причинам, по которым я не убил его на месте. Слишком много свидетелей.
— Я, блядь, так не думаю, — выплевываю я, в моем тоне сквозит жестокость.
Как бы
