В 1855 году председателем Казенной палаты назначили Всеволода Гавриловича Политковского. Однако в адрес-календарях Российской империи это назначение стали отмечать лишь с 1857 года. Политковский военную службу начал с 1827 года, но через восемь лет ушел в отставку. Служил в столице в комиссариатском департаменте, затем перешел в жандармское ведомство, а в 1842 году уехал на Украину. Был чиновником особых поручений при киевском генерал-губернаторе, а в 1850 году стал волынским вице-губернатором. С этого высокого поста его перевели в Красноярск председателем Казенной палаты. К такому повороту судьбы он и его семья не были готовы. Но здесь, на берегах Енисея, Политковский прижился и почти 8 лет находился у руля финансового управления губернии. Губернатор Падалка отмечал, что Политковский проявляет усердие к службе, беспристрастен. Одним словом, ведет работу Казенной палаты со знанием дела.
Всеволод Гаврилович Политковский, выезжая в Енисейск по казенной надобности, любил часто останавливаться в гостях у Петра Васильевича Шумахера. В 1860-е годы имя этого человека хорошо было известно не только енисейцам. Шумахер первую половину своей жизни находился под покровительством графа Канкрина, который считался крестным отцом этого молодого повесы. Сначала министр финансов пристроил его в коммерческое училище, затем перевел на службу в Военное министерство, а потом взял к себе в Министерство финансов. После отставки Канкрина Петр Васильевич где только не был и где только не служил. В отставку он ушел, находясь в качестве чиновника особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири Муравьеве-Амурском.
В северной тайге Шумахер управлял Даниловским прииском по поручению золотопромышленной компании Красильникова. Женат он был на вдове Александре Петровне Прейн, родной внучке известного нижегородского богача Шушляева.
Шумахер, как утверждали современники, изображал из себя барина большой руки, без его разрешения никто не мог заехать на прииски компании Красильникова. Жил он по-барски в резиденции напротив Енисейска на правом берегу реки Енисей, воду для чая и кухни ему доставляли из середины реки на специальной лодке, поскольку береговая вода для него была слишком илистой. В своих воспоминаниях Шумахер писал, что знакомых имел мало, что знакомством с ним гордятся и хвастаются, что его боятся, потому что он любит говорить напрямки (Кытманов, И. Указ. соч. — С. 383).
Проводить время с местной знаменитостью Политковскому было чрезвычайно интересно. Шумахер рассказывал пикантные подробности о своих похождениях, о службе в Министерстве финансов и, конечно, о своем крестном отце Егоре Францевиче Канкрине.
Шумахер обладал редким даром поэта-сатирика. Его стихи звучали в салонах Петербурга, Москвы, Иркутска, Красноярска, Енисейска. Он резко высмеивал бюрократический аппарат как столичной, так и местной региональной власти. На приемах он часто цитировал одно из любимых своих стихотворений:
Образ правленья — холопства и барства –Изображенье Российского царства…Самодержавье, народность, жандармы,Дичь, православье, шинки да казармы;Тесно свободе, в законах лазейки,Бедность в народе, в казне ни копейки,Лоск просвещенья на броне татарства –Изображенье Российского царства.
В хороших отношениях Всеволод Гаврилович находился и с енисейским жандармским полковником католиком Николаем Игнатьевичем Борком, который в своих систематических обзорах о благонадежности высших чиновников Енисейской губернии давал Политковскому весьма лестную характеристику. Он сообщал, что председатель Казенной палаты имеет «хороший ум, светское образование, меткость в наблюдениях». Борк видел в Политковском профессионала, знающего до мелочей свое дело.
Губернатор Замятнин имел о Политковском противоположное суждение. Разногласия, переросшие с течением времени в обыкновенную житейскую свару, произошли у губернатора и председателя Казенной палаты из-за оценки личности купца К. М. Сидорова.
Замятнин считал, что Туруханский край — это белая пустыня, приносящая казне одни убытки. И он был прав, в отчетах чиновники Казенной палаты не раз докладывали губернатору, что по малочисленности населения и слабой промышленности край дает казне одни убытки. К 1861 году они составили 14 945 рублей (Кытманов. Указ. соч. — С. 391), поэтому неслучайно местные купцы просили губернаторов отдать им эту территорию в аренду (см. Приложение № 1).
Сидоров же, наоборот, верил в промышленное освоение Енисейского Севера. В 1862 году на III Всемирной выставке в Лондоне он демонстрировал прекрасный туруханский графит, золотые самородки, железную руду, каменный уголь, образцы хвойных древесных пород, шкурки песцов, горностаев и другие экспонаты.
За свои коллекции Константин Михайлович получил первым из красноярцев признание — три бронзовых выставочных медали. На одном из дипломов англичане начертали: «За предприимчивость при открытии обширного пласта графита на берегу притока Енисея» (Сидоров, К. М. Труды для ознакомления с севером Сибири / К. М. Сидоров. — СПб., 1882. — С. 44).
После этого события имя Сидорова в купеческой среде Сибири стало необыкновенно популярным. К тому же купец в эти годы владел несколькими десятками золотых приисков, был подставным лицом многих высокопоставленных столичных чиновников. Растущая популярность Сидорова раздражала губернатора. Между Сидоровым и Замятниным всегда происходили разные ссоры, стычки, деловые конфликты, связанные с нарезкой участков для добычи золота.
Политковский во многих вопросах полагался на своих подчиненных, которые, зная непростые отношения Сидорова и Замятнина, чаще всего во многих спорных вопросах, симпатизируя купцу, решали дела в его пользу. Это не очень нравилось губернатору, поэтому Замятнин обвинял Политковского в том, что в его палате беспорядок, царит беззаконие и взяточничество.
В 1864 году Политковского сменил Петр Матвеевич Куртуков, коренной сибиряк, один из лучших финансистов середины XIX века. И хотя Куртуков не имел высшего образования, но в Министерстве финансов не могли не учитывать его огромный опыт и многолетнюю четвертьвековую финансовую службу в Енисейской Казенной палате.
Говоря современным языком, он проявлял подлинную заботу о людях. Когда в 1868 году закрылся Ирбинский чугунолитейный завод, Куртуков решил работавших на нем государственных крестьян переселить в села Тесинской волости, оказав при этом каждой семье материальную поддержку. В село Курагино перевели 29 мужчин и 25 женщин, в село Березовку — 120 человек мужского пола и 109 женского. При этом каждая семья получила землю (ГАКК, ф. 160, оп. 1, д. 341, л. 90–101). В краевом архиве даже сохранился именной список крестьян села Курагино, переехавших из упраздненного села Ирбинского (ГАКК, ф. 160, оп. 1, д. 341, л. 1–10).
При Куртукове Казенная палата в усиленном режиме проводила обмен денежных знаков, как в ту пору говорили, «заменяли государственные кредитные билеты прежней формы на билеты нового образца» (ГАКК, ф. 160, оп. 1, д. 405, л. 35). Причин для проведения такой «денежной реформы» оказалось множество. Одной из них стали фальшивомонетчики, которые постоянно занимались этим рисковым «бизнесом».
Уже в 1870 году Куртукову под грифом «секретно» пришло описание фальшивого кредитного билета 5-рублевого достоинства. Бумага без всяких внутренних знаков, фотографическая саксонская, соляная. Подделка всего билета произведена фотографическим способом (ГАКК, ф. 160, оп. 1, д. 405, л. 1 об.).
Петр Матвеевич прекрасно разбирался в сложных лабиринтах российского налогообложения, понимал своих сослуживцев, имел огромный опыт в разбирательстве коммерческих склок, тяжб среди сильных мира сего. Но, главное, знал, куда рулить и как рулить.
На Казенную палату возлагался контроль за производством, продажей и хранением вина. Она обязана была доставлять губернатору сведения о заключенных контрактах, винокуренных и водочных заводах и о тех местах, где производилась продажа питей. Чиновники Казенной палаты вели наблюдения за качеством изготовляемых напитков. Самостоятельность Казенной палаты в вопросах управления питейными сборами не могла не отразиться на отношениях между председателем Казенной палаты и губернатором, поскольку создавала дополнительную конфликтную почву во взаимоотношениях между ними.
В Енисейской губернии вплоть до введения в 1863 году акцизной системы, существовали винные откупа. Что же они из себя представляли? Чтобы подробнее ответить на этот вопрос, перелистаем страницы истории.
В России вплоть до второй половины XVI века право питейной торговли было прерогативой государства, но взимание питейного дохода производилось различно. Первоначальная форма собирания налога состояла в том, что казна выкуривала хлебное вино на собственных заводах и продавала его через выборных: верных голов и целовальников, состоящих под наблюдением московского царя. Затем царские кабаки стали отдавать на откуп: частному лицу предоставлялось монопольное право курить вино и продавать в данной местности за условную плату, которую оно обязывалось вносить в определенные сроки.
