На тракте между Красноярском и Енисейском устраивались этапы, охраняемые воинскими командами. Так, в 1824 году учредили этап в селе Казачинском, в который перевели из гарнизонного батальона Красноярска унтер-офицера и десять рядовых.
Многие арестанты до своего места назначения не доходили, погибали в пути. Ядринцев писал, что ссыльный проходил в Сибири 1000 верст за 68 дней. Стоимость его пересылки обходилась казне в 650 рублей.
За отмену ссылки в Сибирь всегда выступала местная интеллигенция. Ответы полиции на безобразия ссыльных: «Что же теперь делать, на то и Сибирь! Надо же ворам где-нибудь жить!» — у населения всегда вызывали возмущение.
Впервые резко осудил действия правительства по поводу ссылки в Сибирь красноярский судья Алексей Мартос, племянник известного русского скульптора И. П. Мартоса, создателя памятника Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому в Москве. По этому поводу в первом литературном сборнике красноярцев, «Енисейском альманахе на 1828 год», он писал: «Встречаешь партии каторжных и ссыльных, иных в оковах за крепкою стражею: все это работники на заводы и фабрики, какое же мнение должно возрождаться о самой промышленности? Ежели и можно согласиться о доставляемой пользе, то, конечно, уже нельзя полагать, чтобы польза сия могла иметь приятную наружность. Красота и приятность не для Сибири!».
Через полвека другой сибирский публицист и литератор Николай Михайлович Ядринцев выскажется резче: «Ссыльные здесь становятся во главе промышленных предприятий. Они заменили адвокатов и открыто выступают ходатаями в судах. Они играют видную роль в обществе и являются интеллигенцией. Можно себе представить положение края, где уголовный герой становится руководителем общества. Ссылка поэтому сделала то, что Сибирь стала неудо-бообитаема для образованных сибиряков, и они бегут из нее».
Особняком в этом кратком обзоре о ссыльных стояли поляки. Эти невольные обитатели Сибири оказали на ее культурно-бытовую жизнь огромное влияние. Благодаря им в крае стало процветать парикмахерское искусство, переплетное дело, появились дрожжи. Поляки были не только поварами и хлебопеками, но и музыкантами, учеными.
Здесь нельзя не отметить метеорологическую станцию М. Маркса, самую северную в мире, созданную в 1868 году в городе Енисейске. Ее данные регулярно публиковались не только в русских, но и в американских метеорологических журналах и сборниках. Поляки работали счетоводами и бухгалтерами на многих золотых приисках. Это с их легкой руки в Енисейске стали говорить: «Нужда породила изобретение, изобретение — удобства, удобства — удовольствие, удовольствие — роскошь, роскошь — распущенность и болезнь, распущенность и болезнь породили нужду, нужда — изобретение».
В этом бесконечном жизненном водовороте проходила не только жизнь сибиряков. Из заколдованного круга трех слов: «еда», «работа», «сон» — вырываться удавалось лишь единицам.
Тесную связь Казенная палата поддерживала с четвертым отделением Губернского правления, которое курировало всю финансово-хозяйственную деятельность губернии.
В начале 1837 года из Министерства финансов пришли новые штатные расписания для всех казенных палат Сибири. Новый документ довольно жестко регламентировал все виды расходов, связанных с деловой и хозяйственной деятельностью красноярских финансистов. Возглавлял Енисейскую Казенную палату председатель, получающий 4 тысячи рублей годового жалованья и еще 2 тысячи столовых. Под его непосредственным руководством служило 156 человек. В этот список входили люди различных профессий — начиная от вахтеров, писцов, протоколистов, землемеров, чертежников, приставов и заканчивая бухгалтерами, казначеями, присяжными, асессорами, журналистами, экзекуторами, контролерами, столоначальниками и советниками.
Общее руководство над ними, кроме председателя, осуществляли еще два асессора и секретарь. Казенной палате подчинялся и губернский землемер с чертежниками.
Клятвенное обещание землемераЯ, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом перед Святым Его Евангелием в том, что о всем случившемся при мне во время произведения государственного межевания и снятия планов, также и при спорах, по каким точно местам каждого владельца опубликованный о Государственном размежевании земель в 19-й день сентября 1765 года манифест во владениях застал и как чье до наступления 1765 года владение было и о прочем, о чем только у меня спрашиваемо будет, показывать имею самую истину, так как перед Богом и судом Его Страшным всегда в том ответ дать могу. В заключение же сей моей клятвы целую слова и Крест Спасителя моего. Аминь.
Доверенность
Доброжелатель наш Василий Васильевич.
Избрали мы тебя быть доверенным при отводе земель как под казенное ведомство, так и при наделе землями крестьян и что учинить законно по оному во всем тебе о том верим. В случае обид, притеснений доверяем тебе куда следует жалобы подавать и где следует вместо нас подписывать, а также журналы, планы и межевые книги подписывать, решения выслушивать и обо всем законно тобою учиненном спорить и прекословить не будем. В чем и подписываемся к подлинной доверенной. Вместо государственных крестьян, избранных от обществ села Балахтинского Дмитрия Спирина, Василья Па-шеннова, деревни Мосиной — Максима Похабова и др.
Всего же в штате Енисейской губернской Казенной палаты к 1837 году числилось 63 человека. (Отметим, что численность аппарата Казенной палаты была практически неизменной до момента ликвидации в январе 1920 года.) Самую многочисленную группу среди всех ее сотрудников составляли писцы 2-го и 3-го разрядов, которых насчитывалось 29 человек. К тому же они имели самое низкое жалованье. Писец второго разряда получал 400 рублей в год, а третьего — 300. Чтобы облегчить и без того их незавидное положение, Министерство финансов дополнительно к жалованью выделяло каждому из них еще 100 рублей «на паек и обмундировку».
Во многом это была вынужденная мера. И власть пошла навстречу многочисленным ходатайствам с мест, в которых звучала горькая правда о жизни низшего слоя чиновничества России. Так, один из высокопоставленных сановников в своей служебной записке отмечал: «Нельзя без соболезнования смотреть на сих людей, сидящих в присутственных местах перед зерцалом законов в рубищах, с печатью нищеты и уныния на лицах. Надобно представить ту бедность, в которой пресмыкаются они, будучи мужьями и отцами семейств, без прочной одежды и обуви и, вероятно, без пищи. Какого же можно ожидать усердия от человека, решившего служить за пять и даже за один рубль (ассигнациями) в месяц. Ни власть, ни строгость законов, ни взыскания не действуют, когда в человеке нет любви к деятельности».
Но отыскать на эту должность грамотных служак с красивым каллиграфическим или хотя бы даже с разборчивым почерком было сложно. Чтобы заполнить существующие вакансии, чиновники вынуждены были командировать в Красноярск писцов из Барнаульской горной конторы.
Отряд красноярских писцов в Енисейской Казенной палате был весьма разнороден. Здесь, кроме сибиряков, можно было встретить выходцев с Украины, средней полосы России, Урала. В основном это были недоучившиеся гимназисты и семинаристы, бросившие учебу по разным семейным обстоятельствам. В Сибирь они ехали с одной целью — улучшить свое материальное положение, подняться вверх по служебной лестнице. Чаще всего это были молодые, амбициозные, тщеславные люди, имевшие разный социальный статус.
Например, Петр Яковлевич Сонин, начинавший свою карьеру писцом Енисейской Казенной палаты, имел в Полтавской губернии 36 крепостных.
Окончив Киевское духовное училище, за счастьем в Красноярск приехал и Иван Иванович Арлянский, где ему положили очень скромное жалованье — 113 рублей 25 копеек в год — и на паек и обмундирование добавили еще 28 рублей 59 копеек. Но благодаря дешевизне сибирских продуктов на эти деньги в конце 1830–1840 годов можно было сносно жить, как тогда говорили, сводить концы с концами.
Забегая вперед, скажем, что в июле 1851 года на службу в Енисейскую Казенную палату поступил отец будущего гениального русского живописца, нашего земляка — Василия Ивановича Сурикова. В краевом архиве сохранился формулярный список отца художника. Вот небольшая выписка из этого ценного документа: «Иван Васильевич Суриков (1809–1859) — из казачьих детей, имеет деревянный дом в Красноярске. Возраст — 41 год, канцелярский чиновник винно-соляного отделения. Жалованье — 113 рублей 25 копеек в год, паек и обмундирование — 26 рублей 59 копеек. Итого — 141 рубль 84 копейки. И далее. После окончания наук в Красноярском уездном училище в 1829 году произведен в канцеляристы, в 1832 году — в губернские секретари, а в 1845 году определен на должность смотрителя красноярских богоугодных заведений, в 1846 году перемещен в штат Красноярского земского суда. Женат вторым браком на Прасковье Федоровне. У них дети: сыновья — Василий, родившийся в 1848 году 11 января, и Николай, родившийся 3 мая… Две дочери, одна от первого брака — Елизавета, родившаяся в 1827 году 22 октября, и другая от второго брака — Екатерина, родившаяся в 1846 году 26 ноября».
