Он нажал кнопку звонка, чтобы вызвать дежурного по заставе.
— Константинов выспался? — спросил Бочкарев.
— Так точно, товарищ старший лейтенант.
— Пусть зайдет.
Константинов, войдя в канцелярию, начал было обычное: «Товарищ старший лейтенант, по вашему приказанию...», — но Бочкарев прервал его.
— Садитесь, Константинов... Мне сказали, что после увольнения вы собираетесь поступать в институт иностранных языков.
— Так точно, товарищ старший лейтенант.
— Что ж, похвально, — Бочкарев чуть помедлил. — И вам нужна для этого посторонняя помощь?
— Могу обойтись и без посторонней помощи... если это вам неприятно, — ответил Константинов с вызовом.
Бочкарев смутился.
— Почему же? Если вам трудно самому, Антонина Кирилловна готова позаниматься с вами.
— Спасибо, товарищ старший лейтенант. Разрешите идти?
Когда Константинов вышел, Бочкарев еще раз заглянул в его анкету: Петр Константинов и Тоня Покладок оказались одногодками, обоим было по двадцать два.
Домой начальник заставы пришел поздно, но Тоня еще читала. Он взглянул, что за книга, и прочел на обложке написанную латинскими буквами фамилию автора — Доде.
— Как хорошо, что ты пришел! — Тоня вскочила с места и чмокнула мужа в щеку. — Ой, ты уже колючий. Всегда к вечеру ты колючий...
— Теперь я буду бриться два раза в день...
— Нет, не надо... Слушай, Вася, хочешь, я тебя буду учить французскому языку?
Тоня привезла с собой несколько французских книг, несколько газет «Юманите» и «Юманите диманш» и даже самоучитель французского языка, изданный невероятно давно — однако, был хорош, и по нему при желании можно было научиться читать и писать.
— Хочешь? — повторила Тоня, глядя на мужа.
— Где уж нам уж... — отшутился Бочкарев и устало опустился на стул.
— Ну и зря! Ты знаешь, как здорово прочитать в подлиннике Гюго или Мюссе?
— Да, да конечно... Что за книга у тебя? — поинтересовался Бочкарев.
— «Тартарен из Тараскона» Альфонса Доде. Ты читал?
Бочкарев смущенно посмотрел на жену.
— Нет... Да и где на заставе достанешь?
— У вас в ленинской комнате. В шкафу.
— Да? — Бочкарев вяло удивился. — Тогда обязательно прочту. Ради тебя.
— И себя тоже, Вася, — она подошла к мужу и запустила пальцы в его начавшие редеть волосы. — Нет, мне определенно стоит заняться повышением твоего общеобразовательного уровня. И займусь, честное пионерское!
Тоня уже давно заснула — Бочкарев слышал ее ровное дыхание рядом с собой, — а ему не спалось. Почему-то он думал о том, что никогда не читал Мюссе ни в русском переводе, ни тем более в оригинале, что даже толком не знает, кто этот Мюссе — поэт или писатель, а может, и Вовсе драматург; что имеет смутное представление о Доде, о том самом «Тартарене из Тараскона», которого Тоня читала по-французски; что в юности читал мало — было не до чтения в войну, в оккупацию... К ним на постой тогда определили двух немецких офицеров, которые очень любили сидеть у горящей грубки, вырывать листы из отцовских книг и бросать их в огонь. Отец так и не вернулся с войны, а он, Вася, пошел на завод и вечернюю школу заканчивал уже слесарем четвертого разряда... «Может быть, и впрямь заняться французским?» — подумал Бочкарев, хотел было даже разбудить по этому поводу Тоню, но понял, что заниматься ни французским, ни математикой, короче — ничем, кроме своих неотложных заставских дел, он не сможет, повернулся лицом к стене и тревожно заснул.
Поднялся Бочкарев, как обычно, часов в шесть. Тоня вяло, спросонья глянула в его сторону и лениво спросила, сколько времени. Он ответил, что еще очень рано, и погладил ее по мягким взбитым во сне волосам.
— Завтракать придешь? — поинтересовалась она.
— Постараюсь, Тонечка... Ты спи, спи...
Утро выдалось прохладное, ветреное и росное. Шумел океан. Над ним с пронзительными криками носились чайки, камнем падали в воду и взмывали.
В канцелярию Бочкарев отправился не сразу, а нарочно удлинил себе путь, обошел все заставские службы — конюшню, склады, помещения для служебных собак, прожекторную и, наконец, добрался до сторожевой вышки на высоком берегу.
С нее по крутой деревянной лесенке поспешно спустился солдат, вытянулся и доложил, что за время несения службы нарушения границы на охраняемом участке не обнаружено.
— Добро! — ответил Бочкарев и полез на вышку.
Ее вершину венчала застекленная с трех сторон кабина, откуда открывался широкий вид на океан и береговые скалы, над которыми неслись похожие на молочный кисель облака. Остававшийся на вышке пограничник снова отрапортовал начальнику заставы, Бочкарев полистал журнал наблюдений, подошел к бинокулярной трубе и стал осматривать местность. Были отчетливо видны узоры на гребешках длинных ленивых волн, трещины в скалах, деревца. Бочкарев медленно поворачивал трубу, и перед глазами медленно проплывал знакомый пейзаж. Затем показались домики заставы — казарма, баня, склады, учебный пограничный столб, спортплощадка, офицерский дом. Бочкарев задержал на нем взгляд и увидел в окне своей квартиры Тоню, которая делала зарядку. Была она в купальном костюме, ладно скроенная, свежая, и Бочкарев с удовольствием подумал, что ему здорово повезло с женой. «Все! Сегодня обязательно схожу с ней к горячим источникам, — решил он. — Надо развлечь жену. Да и с этим Константиновым пусть занимается, все будет при деле, а там, глядишь, и втянется в нашу заставскую жизнь, свыкнется... Свыклась же Надежда Петровна, да что там свыклась — полюбила!»
Эти мысли настроили его на мажорный лад, и он почти не заметил, как пробежали несколько часов службы и настала пора идти завтракать.
— Тонечка! — объявил он с порога. — Сегодня мы с тобой едем к Горячим ключам. Все, все! Как я сказал, так и будет, прошу не сомневаться и верить!
Тоня обрадовалась.
— Только чтоб не так, как в прошлые разы.
— Нет, нет! Слово офицера! — Бочкарев приложил ладонь к груди.
— И будем купаться?
— При любой погоде! Температура воды зимойи летом — плюс семьдесят два градуса по Цельсию.
О знаменитых горячих источниках на Камчатке Тоня знала со школы, а сегодня пошла в ленинскую комнату и перерыла все книги в шкафу, пока не обнаружила тощую брошюрку о природе области. Там рассказывалось главным образом про Долину гейзеров; об источниках же вблизи заставы никаких сведений не было, но всезнающий Гоберидзе рассказал, что там, прямо в скале, не известно кем и когда, выдолблены ямки, которые и наполняются горячей водой.
— Туда бурый медведь приходит поправлять пошатнувшееся здоровье, — сказал он, состроив страшные глаза. — Так что осторожней купайтесь — сглазит!
— Водички да грязи оттуда привези, — попросила Надежда Петровна и показала на свои узловатые распухшие пальцы. — Суставы попарю.
— Может быть, вы с нами поедете? — спросила Тоня.
— Как-нибудь в другой раз... Покупаешься там со своим Васей, — ласково добавила Стародубцева.
До Горячих ключей было километров пятнадцать глухой дороги. Находились источники в стороне от берега, а значит и от границы, и мимо не проходила ни одна пограничная трона.
Бочкарев велел оседлать две лошади.
— Ну как, удержишься? — спросил он, весело поглядывая на Тоню.
— Забава — кобыла смирная, доставит в сохранности, — подбодрил Тоню старшина.
— Конечно доеду, — ответила Тоня и неумело с помощью Стародубцева взобралась на лошадь.
Бочкарев лихо вскочил на своего Орленка и взглянул на жену.
— Поехали?.. Вернемся к восемнадцати часам, — сказал он, обращаясь к старшине.
Километрах в четырех от заставы они свернули влево и углубились в лес, в чащу каких-то гигантских лопухов, которые, к счастью, скоро окончились. Теперь тропа петляла между лиственницами, кривоногими березами, черемухой, тополями. Лес уже почти облетел, и ветки с остатками желтых листьев светились на только что пробившемся из-за туч неярком солнце. Попадались кусты обобранной медведями и птицами красной смородины, шикши, которую тут называли медвежьей ягодой, жимолости.
Тоня тут же продекламировала: «Скоро жимолость В нашем саду расцветет», спросила у мужа, Чьи это стихи, но Бочкарев не смог ответить.
— Чудак! Это же Алексей Константинович Толстой! — озорно выкрикнула Тоня и прочитала все стихотворение.
— У нас этот Толстой есть в библиотеке? — спросил Бочкарев.
— Почему ты у меня спрашиваешь? — удивилась Тоня. — Ты сам должен знать, какие книги есть на заставе.
— Ну, положим, это входит в обязанность моего заместителя...
— И в твою тоже... Ты все должен знать. Все, понимаешь... А то разлюблю!
Бочкарев вздохнул.
— Должен, Тонечка. Много чего я должен.
Лошади шли осторожно, звериная тропа оказалась довольно широкой, торной без завалов, лес — редким, с большими прогалинами, поросшими болотными тундровыми травами, и Тоня чувствовала себя хорошо, даже иногда подгоняла прутиком свою Забаву. Потом начался подъем к видневшимся впереди горам, все чаще стали попадаться большие скользкие камни то голые мрачные, то поросшие веселыми пестрыми лишайниками. Порыв ветра с гор донес острый, щекочущий запах серы, и Бочкарев сказал, что теперь уже скоро.
