Алла. Будь.
Алексей Никонорович. Вот мне особенно ценно, что именно Сашка мне Дон Кихота подарил; ребята что, они меня теперь не знают, а Сашка десять лет над нами летает, всю нашу жизнь как на рентгене видел — и Дон Кихота подарил. Значит, жив во мне Дон Кихот… Жив гидальго.
Алла. Ой!
Алексей Никонорович. Что ты?
Алла. Там… стоит кто-то…
Алексей Никонорович. Где?
Алла. В передней…
Алексей Никонорович. Да брось ты… Чего это тебе все кажется?
Алла. Ой, стоит!..
Алексей Никонорович. Это пальто… Кто там? (Встает.) Есть там кто-нибудь?
Молодой человек в черном. Есть. Я.
Алла. Ой!
Алексей Никонорович. Кто вы? Что вам здесь нужно? Как вы вошли в квартиру без звонка?
Молодой человек. Во-первых, я не могу ответить сразу на столько вопросов. Во-вторых, на некоторые из них я вовсе не намерен вам отвечать. А вошел я очень просто — у вас ключ был в замке с той стороны.
Алексей Никонорович. И вы вошли в чужую квартиру без звонка и стояли, притаившись, в передней? Я сейчас вызову милицию! (Идет к телефону.)
Молодой человек. Стойте! Я ведь у вас ничего не украл и красть не собираюсь. При чем тут милиция? Я здесь по поручению одного человека.
Алексей Никонорович. Кого? И в таком случае почему вы не вошли прямо в комнату, а притаились в темной передней?
Молодой человек. Я уже сказал вам, что не на все ваши вопросы собираюсь отвечать, а только на те, на которые захочу. Я стоял в передней, чтобы послушать, о чем вы говорите в этот вечер. Мне чертовски повезло, что вы оставили ключ в замке. Я шел сюда, и меня просто мучило любопытство, о чем вы можете говорить в этот вечер.
Алексей Никонорович. Зачем вам знать это?
Молодой человек. На этот вопрос я отвечать не буду. Но из того, что я слышал, мне показалось, что вы вполне счастливы?
Алексей Никонорович. Вполне.
Молодой человек. Тогда позвольте вас сделать еще более счастливым и вручить вам этот подарок.
Протягивает большую коробку из-под импортных дамских сапог.
Алексей Никонорович. Сапоги? Мне?
Молодой человек. Вы знаете.
Алексей Никонорович. Но от кого?
Молодой человек. Вы знаете.
Алексей Никонорович. Нет, нет, мне этого не надо, возьмите это с собой. Поблагодарите и верните. Это, по-видимому, что-то чересчур дорогое.
Молодой человек. Что бы там ни было — это вам. Вы знаете, что это.
Алексей Никонорович. Большое спасибо вам за подарок, вернее, тому, кто вспомнил в этот день обо мне и преподнес его, и вам, что потрудились доставить его так поздно. А почему так поздно?
Молодой человек. Мне поручили доставить его к вам домой, когда гости разойдутся, но случилось так, что в этот промежуток времени у меня оказалось много неприятных и неотложных хлопот, и потому я не смог прийти раньше.
Алексей Никонорович. Мне очень жаль, что в этот вечер у вас произошли неприятности. Мне бы хотелось, чтобы всем сегодня было так хорошо, как мне, честное слово, я чувствую себя снова молодым и всеми любимым.
Молодой человек. Вполне может быть. Да, у вас очень уютно. Хотя вы немного отстали от времени — ведь уже февраль, а у вас елка наряжена.
Алла. Ребенок не позволяет. Все не решимся.
Алексей Никонорович. Не откажетесь выпить с нами рюмочки две-три, мы, как видите, решили продолжить официальный банкет, так сказать, на семейном уровне?
Молодой человек. Вы прекрасно знаете, что ни за какие блага в мире я не стал бы с вами пить. Я все сделал, что меня просили. Прощайте! (Быстро уходит.)
Алла. Какой нахал! Пришел, принес от кого-то подарок к при этом нахамил на полную катушку ни с того ни с сего. Надо было тебе его пригласить — ты разве не видишь, с кем имеешь дело, у него на лице написано, что он непробудный хам, у него не лицо, а натюр-морда! Мне даже стало как-то не по себе, пойди закрой дверь на цепочку. (Раскрывает картонку.) Ой! Да какая же прелесть! Какой изящный графинчик и пять бокалов. По-моему, это чистое серебро да еще инкрустированное бирюзой! Если это не подделка, то это музейная вещь. Нет, на подделку не похоже — вещи очень тяжелые, серебро или черненое, или действительно старинное. Господи! Да здесь на каждой вещи проба! Это золото! Такой прибор стоит рублей пятьсот. Сколько у нас там было? (Кладет на счеты.) Пятьсот двадцать один и как минимум кладем пятьсот… Итого — тысяча двадцать один! Вот теперь-то уж банкет окупился с головой! Ай да Савченко, ай да любимец публики, да если бы знать… Ну теперь к шестидесятилетию мы тебе такой банкет закатим! Как ты думаешь, от кого это?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Алексей Никонорович. От второго отдела.
Алла. Да? Здесь письмо — чистый заклеенный конверт.
Алексей Никонорович. Дай сюда! (Кладет в карман.)
Алла. Что же ты его не прочтешь?
Алексей Никонорович. А зачем читать? Я и без того знаю, что пишут в таких случаях. Поздравляем… желаем… Чего там читать?
Алла. Я пойду сполосну их на кухне. (Уходит.)
А л е к с е й Н и к о н о р о в и ч достает письмо, вертит его, потом прячет во внутренний карман. Возвращается А л л а.
Давай перельем вино в этот графинчик и выпьем из него. В этих позолоченных бокалах светлое вино будет выглядеть золотым. И потом послушай, как они звенят, — серебряный звон, что может быть красивее для уха?
Алексей Никонорович. Не смей.
Алла. Это еще почему? Ты почему грубишь?
Алексей Никонорович. Извини. Я хотел сказать — не надо.
Алла. Почему?
Алексей Никонорович. Знаешь, вещь, кажется, действительно старинная, по-видимому, из комиссионки — надо на всякий случай ошпарить ее кипятком.
Алла. Я пойду поставлю чайник.
Алексей Никонорович. Знаешь, я не буду больше сегодня пить, меня как-то мутит.
Алла. Вполне понятно — ты намешал всего, чего мог, устроил в желудке коктейль. Я тебя же предупреждала, чтобы ты пил одну водку. Куда ты?
Алексей Никонорович. Спустись, достань «Вечерку» и «Литературку» — мы сегодня почту не вынимали.
Алла. Я боюсь. Вдруг там стоит этот хамоватый тип весь в черном?
Алексей Никонорович. Глупости. Я схожу сам. Кстати, почему мы никак не разденем елку? Что она, так и будет торчать тут?
Алла. Возьми на всякий случай что-нибудь тяжелое — мне ужасно не понравилось его лицо.
Алексей Никонорович. Глупости. (Уходит.)
А л л а забирает графинчик и уходит на кухню. Некоторое время комната пуста, потом входит А л е к с е й Н и к о н о р о в и ч с газетами. Он кладет газеты на стол, вытаскивает письмо, вертит его в руках, услышав шаги, запихивает за ремень брюк. Входит А л л а.
Алла. Сомнений нет, это чистейшее серебро — проба самого высшего качества. Я рассмотрела в лупу. Ну что, его там нет?
Алексей Никонорович. Кого?
Алла. Ну этого черного хама?
Алексей Никонорович. Нет, на лестнице никого нет. Разве что он обернулся кошкой — черная кошка прошмыгнула мимо меня.
Алла. От такого всего можно ожидать. Ты говоришь, черная кошка? Это не к добру. Мне как-то не по себе.
Алексей Никонорович. Плюнь. (Садится в кресло и разворачивает газету.) Ну вот. Обещают морозы до тридцати градусов. Всю зиму прожили без морозов до февраля — и вот все-таки. Опять навозишься с мотором, или лучше не пользоваться мотором несколько дней? Морозы в феврале — это уже ненадолго. А вот здесь пишут — волк ходил по городу, а все думали, что собака, и не обращали внимания…
Алла. Из газеты выпало что-то.
Алексей Никонорович. Где?
