Алексей Никонорович. Да кому платим-то! Левитину — вот кому.
Алла. А зачем Левитину?
Алексей Никонорович. А бог его знает, он говорит, что кому-то отдает… А ты представь себе такую ситуацию: кто-то в городе на свободном участке земли недалеко от парка сварил за бесценок у знакомого директора на заводе гараж и поставил. Никто внимания не обратил. Тогда другие поставили. Да забором огородили. И вот милиция спохватилась, а на пустых городских землях кооперативный гараж вырос. А там, может, дом запланирован. Стали искать зачинщика — и нашли. Его и наказать решили, а то каждый гараж будет ставить, где ему заблагорассудится…
Пауза.
Алла. А зачем тебе так уж гараж понадобился? Ну, стояла бы машина под окном.
Алексей Никонорович. А ты что, не знаешь, что машина на улице портится?
Алла. Ну, укрывали бы брезентом.
Алексей Никонорович. Да, вон Сашка укрывал, так у него в прошлом месяце все потроха вынули, а потом еще шины сняли.
Алла. Надо срочно позвонить Илье Григорьевичу… Не может быть, чтобы в таком случае он ничего не знал.
Алексей Никонорович. Ты с ума сошла. Сейчас же три ночи.
Алла. Ничего, если он получил повестку, то тоже не спит. Он ведь еще и взносы получает. Ему первому и впаяют. (Звонит.) Илья Григорьевич? Бессонница? Ну это пройдет. Это Савченко Алла. Простите, если я вас разбудила, скажите: там с гаражами все в порядке? А вы повестки из суда не получали? Угу… угу… Поняла. Ну, простите. (Кладет трубку.) Нет, они ничего не получали.
Алексей Никонорович. Еще получат…
Алла. Ты думаешь? (Звонит по телефону.) Сашук! Все вместе убили? Ну хорошо, значит, за дело. Послушай, вот тут у нас с Алехой спор зашел, что если кому-нибудь вздумалось сварить гараж и без разрешения в черте города поставить, сколько ему дадут? Да нет, не денег за гараж, нет, нет, никто не продает, просто мы чисто принципиально спорим, сколько дадут? В суде сколько дадут? Угу… угу… Поняла. (Кладет трубку.)… Преступление против порядка управления. Статья сто девяносто девятая — самовольное строительство, наказывается исправительными работами на срок от шести месяцев до одного года с конфискацией незаконно возведенного строения…
Алексей Никонорович. Так я все же разрежу эту гирлянду.
Алла. Ну, режь. Постой, постой. Не горячись так. По всей видимости, эта повестка все-таки мне.
Алексей Никонорович. Ты что же, еще кого-нибудь ограбила?
Алла. Нет. То есть… да. Помнишь две дубленки, которые ты мне в прошлом году из командировки в Румынию привез, так я одну Лидочке продала, другую — Райке.
Алексей Никонорович. Вон оно что. То-то я их на тебе не вижу. Зачем же ты продала?
Алла. А ты что хотел, чтобы я две дубленки носила?
Алексей Никонорович. Ну да. На смену. Для разнообразия.
Алла. Для разнообразия. Да они же одинаковые, как две капли воды! И размер пятьдесят — не мой.
Алексей Никонорович. А у тебя разве не пятьдесят?
Алла. Прожил с женой пятнадцать лет и не знает, какой у нее размер. Да, конечно, в плечах у меня пятьдесят, в бедрах сорок шесть, а в талии сорок четыре.
Алексей Никонорович. Ну, и носила бы на плечах, при чем тут талия, ведь они балахоном.
Алла. А на сварку гаража откуда бы ты денег взял? И на ремонт дачи?
Алексей Никонорович. За сколько же ты их продала?
Алла. По тысяче рублей.
Алексей Никонорович. За штуку?
Алла. Ну не за десяток же!
Алексей Никонорович. Этого нам еще не хватало. Они стоят по двести пятьдесят лей, то есть на наши деньги по триста рублей. Это же международная спекуляция, самая настоящая фарцовка!
Алла. А ты что, хотел разве, чтобы я их по сниженным ценам продала?
Пауза.
Алексей Никонорович. А кто-нибудь из них мог заявить?
Алла. Райкина свекровь могла заявить. Райка-то не могла. Она как в нее влезла — так к зеркалу и приросла. Раскраснелась, глаза блестят. Попроси я две тысячи — она бы украла у кого-нибудь да мне бы дала. А вот свекровь ее могла донести — она каждую копейку на Райкином туловище считает. Она, смех сказать, белье ей в детском мире покупает, с зайчиками на одном месте! (Звонит до телефону.) Сашук! Ну что, есть убийца? Подозреваешь одного? Ну, раз подозреваешь, значит, не тот, у Агаты не догадаешься. Слушай, вот тут у нас слово за слово разговор все дальше пошел — что, если кто-то из-за границы что-то привез и продал в три раза дороже, чем там, сколько ему могут дать? Ну, скажем, дубленку?! Да не долларов, никто не продает, я чисто принципиально… Да нет, не в комиссионном, в суде сколько дадут? Угу… угу… Поняла. Спасибо. Ну как найдут убийцу — звони, мне тоже стало интересно. Да нет, мы все равно не спим. Такой день, знаешь. (Кладет трубку.)… Статья восемьдесят восьмая — спекуляция валютными ценностями, наказание лишением свободы на срок от трех до восьми лет…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Алексей Никонорович. Клади себе по минимуму. На первый раз будут снисходительными. И ребенок к тому же у тебя. Охрана материнства.
Алла. Три года. Ладушка моя в четвертый класс перейдет. И в школе… а если восемь?
Алексей Никонорович. На первый раз порядочной женщине восемь не дадут.
Алла. А разве это первый? А сапоги из Болгарии? А платья из Финляндии?
Алексей Никонорович. Так ты их что, продавала?
Алла. А ты думаешь, дарила? Или ты все это привозил, чтобы Райка да Лидка лучше одевались?
Алексей Никонорович. Так ты же сама все по большой цене всегда покупаешь. Вон туфли за сто рублей у Лидки французские купили, шаль мохеровую за сто пятьдесят у кого-то…
Алла. Так что, мне будет легче, если и их посадят? Этой коробки нам уже маловато. Я посмотрю в кладовой, не найдется ли там побольше. (Уходит.)
Алексей Никонорович. Я думаю, что тебе не следует волноваться — это повестка из-за дачи.
Алла (входя). Сколько раз тебе говорила — не выбрасывай никогда больших коробок. Я нашла только две маленьких, но они будут малы. А куда ты дел коробку от телевизора?
Алексей Никонорович. Бог ее знает, десять лет уже прошло.
Алла. А если и десять, коробка места не пролежит. Придется раскладывать в эти. Подожди, сначала проложу их ватой. А что из-за дачи? Закон же был на твоей стороне — сестра твоя умерла, а мама живет далеко, она все равно не могла пользоваться этим дачным садовым кооперативом, она дала нам письмо к председателю кооператива, и мы оказались единственными наследниками.
Алексей Никонорович. В том-то и дело, что незаконными. Законные наследники для дачного кооператива только мать, отец, муж, жена, а брат, сестра, племянница — уже не наследники. То есть в каком-то смысле они наследники, если других нет и нет завещания, но наследники только тех денег, которые можно получить за это хозяйство, но только по государственной цене. А государственная цена этому домику с четырьмя яблонями на клочке земли — полторы тысячи, я узнавал. А истинная цена этому домику возле самого леса и речки в сорока минутах от города — тысяч двадцать пять.
Алла. Да, таких участков уже давно не дают. Эти участки давали сразу после войны, а теперь на участки до станции едут три часа и оттуда на перекладных еще два. Так кооператив же сразу признал нас владельцами участка, как только получил письмо твоей мамы с отказом от участка в твою пользу.
Алексей Никонорович. В том-то и дело, что кооператив признал нас владельцами участка не как только председатель кооператива получил письмо мамы, а как только директор завода, которому принадлежит этот кооператив, получил от меня пятьсот рублей.
Алла. Ты дал ему пятьсот рублей? Но ты ничего не говорил мне об этом. Ты что-то сочиняешь на скорую руку. Откуда ты достал эти деньги?
