Дик уронил голову. Его волосы, тщательно вымытые и расчесанные, пропитывались чужой кровью. Зал опустел. Потом дверь открылась и вбежал Шнайдер. Ему уже, по всей видимости, сказали самое главное — потому что он сразу кинулся к Лорел.
— Она мертва, — сказал Моро.
Рихард поднялся с колен. Набросил на Лорел свой плащ. Повернулся к убийце.
— Поднимите его. Покажите мне его глаза.
Дика подняли. Глаза его были как у пьяного.
— Чем? — спросил Шнайдер. Ему протянули орриу. Привычным движением пальца он высвободил лезвие на длину вакидзаси. Взял Дика за волосы.
— Можешь что-нибудь сказать перед смертью? — глухо спросил он.
Дик разлепил губы и просипел:
— Не убивайте Бет. Она же вам больше не нужна.
Шнайдер шатнулся назад, словно получил по лицу. Рот его приоткрылся, палец дрогнул — лезвие орриу пошло внутрь рукояти.
— Идиот! — Шнайдер ударил Дика рукоятью орриу по голове. Юноша снова упал.
— Развяжите — и в блок F-11, — распорядился Шнайдер. — Завтра его будут судить.
Глава 17
In hora mortis nostrae[46]
Гемы унесли Лорел обмывать и обряжать для похорон, другая команда забрала Сариссу и Джориана. Поскольку ни родных, ни друзей у него здесь не было, его ждала кремация за общественный счет. Боты-уборщики собирали с пола кровь. Охранник доложил, что Ричард Суна закрыт в 14-й камере блока F-11.
— Ну, пойдем, — бросил Рихард Моро.
Они поднялись в верхние залы, где еще ничего не знали, и вовсю шел изысканный кутеж. Рихард поднял руку, веля музыкантам затихнуть и всем присутствующим — замолчать.
— Прошу прощения прежде всего у вас, мой государь, — сказал он, отыскав глазами в толпе Керета. — И у всех гостей, но праздник придется закончить. Только что в нижних покоях была убита госпожа цукино-сёгун Лорел Шнайдер, моя возлюбленная сестра. Прошу всех покинуть зал и вернуться свои дома и комнаты.
Люди разошлись в изумленном молчании. В зале остались лишь те, кто вправе бы оставаться: Альберта Шнайдер, Аэша Ли, начальник дворцовой охраны полковник Клауд Метцигер и государь Керет.
— Как это случилось? — спросил Тейярре.
Моро сел перед ним на колени и начал рассказывать.
— Я решил произвести фокусировку объекта на себе, и с этой целью использовал праздник Великой Волны. Это один из специфических моментов конвертации, государь — сначала у объекта изымается его смысл жизни, потом — практически сразу же — дается новый. Ричард Суна узнал, что все, для кого он жил — мертвы, и целью его жизни должна была стать месть мне. Чтобы укрепить это целеполагание, он должен был убедиться в осуществимости своей цели. Поэтому я предоставил ему оружие и жертву — капитана Джориана, которому он тоже имел основания мстить. Целью номер два должен был стать я… Но ею стала госпожа цукино-сёгун.
Говорить о том, что Лорел спустилась с галереи в нарушение всех планов, он не стал. В конце концов, имело ли это значение?
— Почему? — изумился Керет.
— Потому что я допустил фатальную ошибку. Суна не знал, что Элисабет жива и ей ничто не угрожает. И я не поставил его об этом в известность.
— Ублюдок, — прошептала Альберта.
— Какова ваша вина в произошедшем, сеу Лесан? — спросил Керет. Ресницы его покрылись влагой.
— Она так велика, что только земля может принять ее.
— Тогда пойди и сдохни, — скривила губы Альберта. Моро поклонился государю, поклонился ей и встал. В соответствии с определением своей вины, ему надлежало покончить с собой на открытом пространстве, где земля может впитать его кровь.
— Государь, — сказал Шнайдер. — Мама…
— Остановитесь! — крикнул Керет. Моро, уже сделав несколько шагов к дверям, остановился и повернулся к нему.
— Я… я з-запрещаю вам, — сказал юноша, чуть заикаясь. — П-потерять в один день вас обоих… Я не хочу!
— Мама, — повторил Шнайдер. — Лорел не должна была туда спускаться. Мы оговорили это с ней и с Лесаном. Она спустилась туда по собственному своеволию. В общем, это был… несчастный случай.
— Несчастный случай? — у леди Альберты сузились глаза. — Ты сделал из мальчика убийцу и подсунул ему оружие, Моро. Лорел что, сама упала на этот меч?
— Лорел пришла туда, где ей было не место, — отрезал Шнайдер. — Она знала, как там будет опасно — и все-таки пришла. Матушка, мне больно так же, как вам, но если вслед за Лорел я лишусь еще одного друга, это ничего не исправит, совсем ничего!
— Хорошие же у тебя друзья, — Альберта повернулась к начальнику охраны. — Я пойду к моей дочери, а ты оставайся со своим… другом, если хочешь.
Она вышла. Метцигер вышел за ней. Шнайдер сел на край фонтана и закрыл руками лицо.
— Твоя матушка права, Рихард. Мне и вправду лучше не жить, — сказал Моро.
— Я запрещаю, — снова сказал Керет.
— Государь, после того, что я допустил, я не могу быть синоби.
— Но это не значит, что вы не можете жить! — крикнул Керет, ударив ребром одной ладони о другую. — Вы же не бот, чтобы выбрасывать вас, когда вы поломались! Кем бы я был, если бы я позволил покончить с собой тому, кто меня спас?
— А кем я буду, если буду жить после того, как мальчик, которого я так подставил, умрет?
Воцарилась тишина. Наконец Керет полушепотом сказал:
— Вы не заставляли его убивать. Он сам сделал выбор. Он виновен.
— Я заставил его убить, государь, — еще тише сказал Моро. — И в своем выборе он был волен не больше, чем вот эта вода, — Моро показал на окно, за которым как раз обрушивалась новая волна, — вольна выбирать, падать ей вниз или вверх. Я довел его до того края, за которым жизнь и смерть безразличны, и имеет значение только месть. И я же его подтолкнул, подсунув ему Джориана. Да, Лорел попала под его удар, когда он падал — но толкнул его я, в своих целях. И поэтому я должен умереть.
Керет зажмурил глаза, и слезы вновь выступили на ресницах.
— Я не могу помиловать его… — сказал он. — Пожалуйста, не просите об этом!
Шнайдер отнял от лица руки и пробормотал:
— Что проку в смерти хорошего пилота, если сестру она мне не вернет? Но я не могу потерять лицо. Завтра я буду судить его, и за убийство он будет казнен.
— Ты можешь взять его жизнь, а не смерть, — как бы в сторону сказала молчавшая до сих пор Ли. — Это планировалось. Ведь после убийства Джориана рейдеры потребовали бы его головы… Взять жизнь за смерть, получить императорское помилование…
— Моя сестра — это не какой-то паршивый рейдер! — Рихард вскочил.
— Я знаю, — кротко согласилась Ли. — Государь, позволено ли мне будет сказать слово?
— Да, конечно, — рассеянно кивнул Керет.
— Мне все-таки не хотелось бы казни этого юноши — имперский паршивец нам действительно дорого обошелся, и неплохо бы, чтоб он все это отработал.
— Вы очень практичная женщина, сеу Ли, — проговорил Керет. — Иначе вы не могли бы быть главой синоби, правда?
В его словах сквозил некий упрек, но Аэша Ли, даже разгадав его, явно отнеслась к реплике государя как к комплименту.
— Верно, не могла бы, — улыбнулась она. — И я именно такая, государь. Видите ли, я живу достаточно долго, чтобы свидетельствовать — месть далеко не так сладка, как это кажется поначалу. Я сильно сомневаюсь, что этот мальчик в камере радуется содеянному — даже не потому, что его завтра казнят, а потому что сама убивала ради мести. Удовольствие мгновенно, боль — непреходяща. Вы не зальете ее кровью, как не смог он. Господин тайсёгун прекрасно это понимает, иначе он снял бы мальчику голову на месте. Смысл кровавой мести или смертной казни в том, чтобы устранить опасного врага раз и навсегда. Но когда это сопряжено с созданием новых врагов, да еще и в своей семье… Нет, если и можно убивать людей — то для того, чтобы устранять врагов, а не плодить их.
— Я не понимаю… — приподнял брови Керет.
— Где сеу Элисабет О'Либерти и что она делает? — вместо ответа спросила Аэша Ли.
* * *
То, что Бет увидела с галереи, снова и снова вставало перед ней, как в замедленной съемке: юноша в костюме сохэя, срывающий с пояса Джориана флорд и бьющий сначала вперед, а потом — с разворота — назад. Лезвие, которое обрушивается на обеих — Лорел и Сариссу, закрывающую собой госпожу. И взрыв крови, фонтан, Великая Волна…
Когда Огата с галерейки показал ей Дика, она сомневалась какое-то время — он или не он? Вроде бы ему принадлежало лицо, но какими-то чужим был взгляд, и, кроме того, не могла она вообразить, чтобы Дик так спокойно сидел у ног Моро и Джориана. Глаза его видели, а сердце упорно твердило, что глаза обманывают. Мало ли какую пакость мог выдумать Моро — а вдруг это актер, наряженный сохэем и загримированный под Дика, чтобы ее успокоить?
Ей почему-то запретили окликать его, пока Моро не закончит свою речь, а тот все говорил и говорил, красовался и красовался…
И только когда Дик хлобыстнул мечом и крикнул «Си-нэ!», узнавание стало окончательным, Бет закричала ему — и колени ее подломились от ужаса и непоправимости того, что он сделал. Рин Огата не позволил ей упасть в обморок, а к тому шло…
