— Ваас, нам нужно… Нам нужно поговорить, — сказала я, смотря на пирата с надеждой в глазах.
— Почему так не вовремя, amiga? — раздраженно прорычал Ваас, но все же смягчился и отстранился, садясь напротив. — Что не так? — спросил он, выжидающе смотря на меня. — Mary блять, соберись и скажи мне уже, что, сука, не так!
— В тот день Эрнхардта… Убили ракъят. И тот пожар в его доме… Его устроили они, — неуверенно начала я.
— И что с этого? Меня это как-то должно ебать?
— Они… Они искали моих друзей.
Я решилась поднять глаза на Вааса, и тот резко замолчал. Это означало только одно: пират с ужасом понял, к чему я клоню, но до последнего надеялся, что это не так. От этого в моем голосе появилось еще больше неуверенности, а надежда на его помощь рассыпалась, как песок сквозь пальцы.
— Только недавно я узнала о том, что Цитра приказала привести к ней моих друзей. Наш с ней последний разговор… Был не из самых приятных. Она просила меня остаться с ракъят. Я не дала ей тогда четкого ответа, но, видимо, она и так все поняла…
От воспоминаний о Цитре я чувствовала, как внутри разгорается гнев.
— Эта сука держит их в плену, чтобы я вернулась в храм. И я даже понятия не имею, что могу там увидеть…
— Попридержи-ка коней, amiga, — перебил Ваас, и гнев в его глазах не сулил ничего хорошего. — Нихуя ты там не увидишь, окей? Потому что блять ты никуда не пойдешь, тебе это ясно, Mary? — процедил он, грозя пальцем.
— Ваас, там мои друзья…
Я хотела вложить в эти слова больше экспрессии, но в итоге голос жалостливо дрогнул.
— МНЕ ПОХУЙ, MARY! О КАКИХ ЕБУЧИХ ДРУЗЬЯХ ИДЕТ РЕЧЬ?! — сорвался на крик Монтенегро, резко поднявшись с кровати.
Я вздрогнула, не осмеливаясь поднять глаза на разъяренного мужчину, который продолжал давить на меня.
— Это все в прошлом, Mary! Пойми ты это уже наконец, наивная идиотка! Забудь о них блять! Твои зажравшиеся дружки нихера не ценили тебя, только пользовались блять! Ты же сама это прекрасно понимаешь, ТАК КАКОГО ХУЯ ТЫ СНОВА ВСЕ ПОРТИШЬ, ТУПАЯ ТЫ СУКА?!
Я была уверена, что главарь пиратов вот-вот ударит меня, но тот вовремя отошел к окну, переводя дух и потирая переносицу.
Мое сердце билось с такой скоростью, что было готово выпрыгнуть из груди, но не от страха — от чувства вины. Ведь я действительно все портила. Я так и не освободилась от прошлого… И не собиралась. Мои друзья были тем единственным, что позволяло мне не потонуть в безумии острова с концами, тем единственным, что напоминало о том, что смысл в жизни еще есть. Пускай он не в том, чтобы жить ради своего потерянного существования, а ради того, чтобы жить для кого-то другого. И помимо Вааса этими кем-то другими все еще оставались мои друзья. И пират не мог с этим смириться. Не мог смириться с тем, что даже удерживая меня рядом с собой, он все еще оставался один…
— Нахера ты все это рассказала мне? А? — процедил Ваас после продолжительного молчания. — СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА БЛЯТЬ! — рявкнул пират.
Я подняла на того раскаивающийся взгляд. Вот только он в это раскаянье уже не верил…
— Что, убежишь? Оставляешь меня? Снова оставляешь меня?
Его слова показались мне до боли знакомыми, словно однажды мне уже довелось услышать их. И я не ошиблась. В воспоминаниях сразу всплыл тот странный сон, который приснился мне в пещере, где умирал воин ракъят, что был до меня. Я и Элис только сбежали из лагеря Вааса, Деннис Роджерс еще был жив, а я была еще такой слабой, напуганной и беззащитной — каких-то четыре чертовых месяца, а казалось, что с того дня прошла целая вечность, ведь столько всего изменилось до неузнаваемости…
В том сне я шла по пути воина, и с каждым шагом ощущала наполняющую меня силу. На моей руке медленно вырисовывалось татау, а в воздухе раздавались голоса из прошлого. А потом… Я взяла в руки парящий зеленый кулон, точно такой же, что висел на шее главаря пиратов, и над ухом раздался его голос, такой же презрительный и такой же печальный:
« — Что, убежишь? Оставляешь меня? Снова оставляешь меня?»
На этом сон оборвался…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Так значит, вот он — конец пути, вот он какой. Я почти дошла до него. Так он должен закончиться? Болью и душевными муками? И ведь Ваас когда-то предупреждал меня, что так и будет, если я ступлю на путь воина…
— Я прошу тебя помочь, — с мольбой в голосе просила я. — Пожалуйста… Помоги мне освободить их… Без тебя у меня ничего не получится… Ваас, я обещаю, что не оставлю тебя!
Быстрым шагом я очутилась возле пирата, с надеждой и нежностью протягивая ладонь к его лицу.
— Я отпущу их сразу же, когда буду знать, что они в порядке! Обещаю тебе!
— Не верю блять ни единому твоему слову, Mary, — процедил пират, оттолкнув мою руку от своего лица и вцепившись в ее запястье так сильно, что мне казалось, он вот-вот сломает ее. — Ты никогда не поумнеешь, hermana. И всю свою никчемную жизнь проживешь, думая не о себе, а о других. И о ком угодно блять, но только не обо мне.
Я хотела возразить, но главарь пиратов даже не собирался меня слушать — он притянул меня за запястье к своему лицу.
— Хочешь валить? Сваливай, amiga! Вперед! — буквально прошипел мне в лицо Ваас. — Можешь хоть прямо сейчас пиздовать к моей ебнутой сестричке, Mary, прямо к ней в лапы блять, и не возвращаться. Мне похуй, что она сделает с тобой. Ты меня услышала? Мне похуй, Mary! Так что вали блять, вали, пока я даю тебе эту возможность, о которой ты так мечтала, неблагодарная ты сука…
Пират оттолкнул меня и направился ко входной двери.
— Можешь не верить мне, но я никогда не отрекусь от своих слов! — бросила я вдогонку пирату, и тот остановился на пороге. — Ты мне нужен, Ваас. И всегда будешь.
Главарь пиратов ненадолго задержал на мне нечитаемый взгляд, но взгляд этот был все таким же холодным.
— Чтобы, когда я вернулся, Mary, и духу твоего здесь не было.
Теперь в голосе пирата не было угрозы. Он звучал подавлено и устало. И от этого было еще больнее.
— Иначе ты очень пожалеешь, что решила остаться…
Стоило захлопнуться входной двери, и слезы сами покатились по моим щекам. Я зарылась пальцами в волосы, будучи готовой завыть от безысходности. Обернулась к окну, жадно вдыхая чистый ночной воздух — через пару минут снаружи здания показалась мужская фигура, уверенно направляющаяся в сторону бара Фостер.
Сомнений не было, Ваас в эту ночь и не собирается возвращаться. Может, из-за того, что напьется и проведет ее в компании какой-нибудь девицы. А может, из-за страха, в котором пират никогда себе не признается — страха не обнаружить меня, когда он вернется сюда.
А я действительно собиралась уйти…
Но это не означало, что я бы не вернулась к нему. Пускай и на верную смерть…
***
Покинуть остров не составило труда, мне даже не пришлось сбегать, как крыса с тонущего корабля: пираты уже привыкли к тому, что теперь я неприкосновенна и могу свободно перемещаться, куда мне вздумается, а потому даже глазом не повели, когда я покинула лагерь. Возможно, их насторожил бы тот факт, что спустя считанные минуты я уже стояла на пирсе, заводя моторную лодку, но этого они уже не видели…
Храм Цитры. Даже в темноте он продолжал сиять факелами среди глубоких диких джунглей, куда еле-еле проникал лунный свет. Чтобы добраться сюда как можно быстрее, мне потребовался целый час времени, и с каждой томительной минутой, пока я приближалась к этому месту, я чувствовала, как от страха и волнения бьется мое сердце, как перехватывает дыхание и как подрагивают пальцы на руле найденной мной тачки, брошенной посреди дороги.
Стоя напротив открытых врат храма, я пыталась совладать с собой, сжимая кулаки. В голове крутилась тысяча и одна мысль: что я увижу, когда окажусь здесь, будут ли живы мои друзья, что скажет Цитра и что прикажет делать со мной и с ними? Эта женщина была слишком непредсказуема — вся в своего младшего братца. Вот только тот был безумен и прекрасно осознавал это, а она была одержима, а одержимые не отдают себе отчет в том, что они творят. Одержимые идут по головам, в прямом смысле этих слов…
