— Мне тоже эта штука не нравится, — сказал Антимах, обходя коня кругом.
Конь стоял на плоской подставке с подложенными под нее для удобства перемещения бревнами. Он был наспех сколочен из досок, ноги сделаны из толстых стволов деревьев. Туловище коня было раздуто, как у беременной кобылы. Вместо глаз — морские раковины.
Любопытство одолело осторожность, и несколько смельчаков подошли поближе, чтобы разглядеть коня. Вскоре уже толпа троянцев собралась вокруг него. После тяжелых безрадостных будней они восприняли это чудище, словно дети — диковинную игрушку, и восхищались им, как много лет назад сфинксом. Они гладили ноги коня, мальчишки пытались вскарабкаться ему на спину. Женщины собирали цветы, плели гирлянды и украшали ими коня. Около его ног выложили целый ковер из роз. Музыканты заиграли на флейтах, народ пустился в пляс. Все праздновали победу. Война закончилась!
Приам облачился в самые торжественные одежды, а Гекуба, по-прежнему в черном, закуталась в плащ. Приам внимательно изучил статую со всех сторон, потом повернулся и, примериваясь, окинул взглядом Скейские ворота.
— Она должна пройти в них, — сказал он. — Мы внесем статую в город, пусть защищает его. Да исполнится пророчество! — Его голос обрел почти прежнюю силу.
— Дорогой отец! — вмешалась я. — Откуда мы знаем, что это подлинное пророчество? Об этом нам сказал Синон. Но Синон — грек. Не кажется ли тебе, что цель его рассказа — побудить нас ввести коня в город? Других свидетельств о том, что означает этот конь, у нас нет.
Приам не ответил, он молча смотрел на статую.
— И это ты, которая навлекла на нас все несчастья, теперь предостерегаешь нас! — вместо Приама ответила Гекуба.
— Я потеряла самое дорогое в жизни, но я по-прежнему верна Трое. Так было и будет.
— Ты потеряла одного, — откинула капюшон Гекуба, — а я многих. Теперь под угрозой весь город. Ты знаешь, какая судьба ждет побежденные города — их стирают с лица земли, оставив груду пепла. Именно такую участь греки готовили нам — из-за тебя с Парисом. Тысячи жизней за ваш поцелуй. Если бы греки победили, ты со всей своей верностью переметнулась бы на их сторону.
— Неужели ты до сих пор не поняла меня? — воскликнула я, как от боли: ее слова хлестнули меня кнутом.
— В Пергам его скорее, в Пергам! — кричал народ, и в этих криках потонул ответ Гекубы. — Потащили!
Вдруг Кассандра бросилась на руки матери — я не заметила, откуда она взялась.
— Елена права! Этот конь сулит гибель! В нем прячутся вооруженные люди. Оставьте его на берегу!
— Бедная полоумная дочь Приама! — крикнул кто-то из толпы. — Уведите ее, опять она бредит.
Тут вновь подошел Лаокоон, два сына-близнеца поспешали за ним.
— Остановитесь, глупцы! — кричал он. — Проверьте хотя бы сначала, что у коня внутри!
С этими словами он бросил в коня свое копье, и оно вонзилось ему в бок. Внутри что-то зазвенело.
— Деифоб, дай твое копье! Оно длиннее. Сейчас я проткну этого коня насквозь, и вы услышите, как взвоют греки!
— Держи, — сказал Деифоб, — хотя мое копье не длиннее твоего.
— Тогда нужно развести костер, чтобы от этого деревянного коня остался лишь пепел! — кричал Лаокоон. — Нужно сложить дрова на платформу, она словно предназначена для этого, и поджечь! Подожгите коня, и вы услышите из него вопли греков, которые будут молить о спасении!
Несмотря на призывы Лаокоона, толпа стояла неподвижно.
— Глупцы, глупцы! — едва не рыдал Лаокоон. — Хотя бы прорубите отверстие, посмотрите, что у коня в брюхе, прежде чем везти его в город!
И тут со стороны моря показались два огромных змея. С быстротой молнии они бросились на Лаокоона и его сыновей и сдавили их плотными кольцами своих гладких и липких тел. Никакая помощь не была возможна. Все трое испустили дух.
Этот ужасный знак убедил троянцев, что Синон говорит правду.
— Видите, видите? Синон прав! Афина покарала того, кто дерзновенно метнул копье в дар, предназначенный богине! Она хочет, чтобы статую отвезли в город! Скорее в Пергам! Отвезем коня в Пергам.
— Да, богиня хочет, чтобы вы отвезли коня в Пергам, это так! — вскричала Кассандра. — Но подумайте, для чего она этого хочет? О глупые троянцы! Ее цель — погубить вас! Кому помогала Афина в этой войне? Ахиллу! Одиссею! Афина — покровительница Афин, города греков, а не ваша!
И Кассандра выступила вперед, готовая вслед за Лаокооном принять кару богини. Я была восхищена ее мужеством.
— У нас тоже есть храм Афины и ее статуя! — зашумели троянцы.
— В каждом городе есть храм Афины и ее статуя, — ответила Кассандра. — Это ничего не значит. Афина, как и все боги, сама выбирает, кого ей любить и защищать. Она вас возненавидит, если вы не построите храм в ее честь, но это не значит, что она вас полюбит, если построите.
— Приам, запри свою полоумную дочь! — закричал народ. — Пусть она замолчит!
— Вы должны услышать правду!
— Кассандра, дочь! — Приам подошел и обнял ее за плечи. — Успокойся!
— Тогда Троя заслуживает своей участи, — сказала Кассандра. — Не в моих силах спасти вас. Я тоже погибну вместе с вами. Но я погибаю с открытыми глазами, а вы — как слепые котята.
Она вырвалась из рук Приама и стремительно пошла в город.
LXIX
Был полдень, когда упрямые троянцы обвязали коня веревками и потащили к воротам. Он двигался с трудом: был очень тяжел. Слишком тяжел для полой деревянной статуи. Несколько раз конь чуть не свалился с платформы, но его чудом удавалось удержать. По прибытии к южным воротам выяснилось, что конь не может пройти через них. Даже когда разобрали часть стены, он четыре раза застревал. С невероятным трудом троянцы втащили коня в город. Стену для безопасности снова заложили. Приам настоял на небольшой торжественной церемонии, которая должна была освятить въезд коня. Приам благодарил богов за этот дар и приветствовал начало новой эры процветания Трои.
Втащить коня в гору к храму оказалось не менее трудно. Ни лошади, ни быки не справились бы с этой задачей. Только людей решимость вдохновляла на новые попытки. Солнце стало клониться к вечеру. Троянцы надрывались, рвали на себе жилы, готовя себе гибель.
Ближе к ночи конь занял почетное место на мощеной площадке перед храмом Афины. Он был виден из моего дворца и дворца Гектора.
Из окна своей комнаты я смотрела, как троянцы осыпают коня цветами. Веселье возобновилось: заиграли музыканты, запели певцы. Из подвалов вынесли последние амфоры с вином, и начался пир. Пьяные мужчины и женщины кружились в хороводе вокруг статуи, падали у ее ног, со смехом вставали, продолжали танец. Полная луна появилась на небе — это было седьмое полнолуние в том году — и залила город и равнину холодным ярким светом, заставив померкнуть факелы. Эта иллюминация вызвала новый приступ веселья среди троянцев — как будто небеса тоже праздновали вместе с ними. На улицу высыпали даже те, кто спал по домам. Неизвестно откуда появились торговцы, которых я не видела столько времени, и выставили лотки с какими-то сластями и мелочами. Устроили соревнования — кто дальше метнет пустую амфору; во все стороны полетели осколки.
С высоты моего верхнего этажа конь казался детской игрушкой — веревка усиливала это сходство. На платформе под ним пристроились влюбленные, шепчась и обнимаясь. Мальчики соревновались, кто выше вскарабкается по ногам-бревнам.
— Троя свободна! Троя свободна! — распевали люди, взявшись за руки и покачиваясь, растекаясь по улицам и снова возвращаясь к площадке перед храмом, где возвышалась статуя.
Итак, конь в городе. В самом сердце Пергама. Когда-то Аполлон взял под свое покровительство стены города и пообещал, что они будут стоять несокрушимо, — и действительно, стены стоят. Только сам город он забыл взять под свое покровительство.
Мой взгляд почти видел коня насквозь: внутри, в темноте, шевелились какие-то тени.
Я надела плащ и заставила себя спуститься вниз, на площадь. Я оказалась в гуще толпы, ее жаркое, опьяненное дыхание было мне неприятно. Мой охранник расчистил дорогу, и я трижды обошла вокруг коня, а потом ступила на платформу. В свете факелов я разглядывала стыки между досками, пригнанными друг к другу на животе коня. Ни дверцы, ни люка заметно не было, возможно из-за недостатка света.
Сколько теней мелькает у меня перед глазами? Сколько человек могут поместиться внутри? Конечно, места не очень много, и люди вынуждены сидеть скорчившись, но человек шесть я насчитала. Что ж, шестерых вполне достаточно, чтобы открыть городские ворота и впустить сотни. Значит, они намерены выбраться, когда толпа разойдется по домам и троянцы уснут в своих постелях.
Как же мне выяснить, кто там, внутри? Какое средство может помочь, если зрения, даже двойного, недостаточно? Голос. Вот именно, голос. Давным-давно греки не слышали голосов своих жен, матерей, детей. Что, если они услышат их сейчас?
