Во-вторых, целесообразно соотнести российское законодательство с мировыми системами права.
В первой части настоящего раздела были уже выявлены критерии определения российского законодательства XVIII–XIX вв. как законодательства Нового времени, главные из которых – изменение соотношения обычая и закона как источников права и обусловленные этим принципы «Незнание закона не освобождает от ответственности» и «Закон обратной силы не имеет».
Соотнесение российского законодательства с двумя мировыми системами права – англосаксонской и континентальной, проведенное при рассмотрении истории кодификации российского законодательства после Соборного уложения 1649 г., показало, что, несмотря на безуспешность попыток кодификации, можно утверждать, что уже в период правления Петра I наблюдалось стремление уйти от прецедентного права, базировать право на систематизированном законодательстве.
В начале XIX в. значительные успехи в сфере кодификации были достигнуты во Франции, где издаются пять кодексов (les cinq codes): Гражданский кодекс 1804 г. (или Кодекс Наполеона – Code Civil, или Code Napoleon), Гражданский процессуальный кодекс 1806 г. (Code de Procedure Civil), Торговый кодекс 1807 г. (Code de Commerce), Уголовно-процессуальный кодекс 1808 г. (Code destruction Criminelle), Уголовный кодекс 1810 г. (Code Penal), построенные на принципиально новой юридической основе.
В России в XIX в. попытки провести кодификацию сначала воплотились в создание Свода законов Российской империи, который, как было показано выше, нельзя расценивать как кодекс, поскольку он не снимал действие предшествующего законодательства. Последовательную кодификацию законодательства провести так и не удалось.
* * *
Таким образом, можно утверждать следующее:
• некорректно сравнивать напрямую российский и западноевропейский источники, необходимо сравнение видовых моделей; сопоставление двух источников должно начинаться с определения места сравниваемых источников в этих моделях, поэтому сравнение видов исторических источников как метод сравнительно-исторического исследования предъявляет особо строгие требования к видовой модели;
• проблема периодизации эволюции корпуса исторических источников представляет собой по сути проблему сравнительного исследования, только в этом случае сравнение ведется в собственно историческом, а не в коэкзистенциальном пространстве;
• критерием перехода от одного этапа к другому служит появление новых видов исторических источников и изменение видовой структуры их корпуса;
• для перехода от Средних веков к Новому времени наиболее характерно возникновение мемуаристики (как источника личного происхождения) и периодической печати (как источника общественного происхождения);
• сравнительный анализ российской и западноевропейской мемуаристики позволяет уточнить сформированную в российской историографии (прежде всего в трудах А. Г. Тартаковского) видовую модель, выделить две равноправные разновидности: мемуары-автобиографии и мемуары – «современные истории»;
• различия европейской и российской мемуаристики, кроме общеисторических причин, отчасти объясняются различиями ее истоков: биографика для Западной Европы (в том числе и античные образцы), агиография – для русской мемуаристики;
• сравнительный анализ периодической печати позволяет обнаружить различия, самое существенное из которых состоит в том, что в Европе газетная периодическая печать вырастает во многом из информационных потребностей торговли и из публицистики (памфлетов), в России же периодическая печать на протяжении более века имеет государственное, а не общественное происхождение;
• сравнительный анализ законодательства вызывает особые трудности в силу существенной специфики российского законодательства (и государства), но ряд признаков, системообразующим среди которых выступает приоритет закона как источника права, позволяет охарактеризовать российское законодательство конца XVII–XVIII в. как законодательство Нового времени;
• соотнесение российского законодательства с двумя мировыми системами права приводит к выводу о тяготении российского законодательства к системе, основанной на кодексах;
• проведенная апробация метода позволила уточнить представления о соотношении российского и западноевропейского исторических процессов в Новое время.
Часть III
Источниковедение историографии
Глава 1
Предметное поле источниковедения историографии
Источниковедение историографии[576] – предметное поле актуального исторического знания, востребующее метод источниковедения для изучения истории исторического знания в междисциплинарном пространстве интеллектуальной истории. Объект источниковедения историографии – система видов историографических источников (произведений историков). Предмет – порождение и функционирование историографического источника в научном познании и иных социальных практиках.
Выделим два фактора, обусловливающих формирование предметного поля источниковедения историографии:
1) социокультурный: размежевание – вплоть до полного отрыва – научного исторического знания и социально ориентированного историописания в актуальной социокультурной ситуации постпостмодерна[577];
2) теоретико-познавательный: поиск оснований строгой научности исторического знания в связи с актуализацией неоклассического типа рациональности в условиях преодоления постмодернистской эпистемологической анархии.
Несмотря на то что в отечественной исторической науке уже несколько десятилетий ведутся споры об историографических источниках, в учебную литературу по источниковедению такой раздел до сего времени не включался.
Задачи данной части учебного пособия – обосновать использование феноменологической концепции источниковедения в теоретическом основании формирующегося предметного поля источниковедения историографии, продемонстрировать возможности источниковедения как метода изучения историографических источников.
1.1. Понятийный аппарат источниковедения историографии
Историю исторического знания во всех его составляющих принято называть историографией. Сюда относится и так называемая проблемная историография, которая играла роль вспомогательной исторической дисциплины в классической европейской модели исторической науки, позволяя исследователю выяснить так называемую степень изученности темы и выявить пробелы (лакуны). Историки, обращавшиеся к прошлому своей дисциплины, старались представить результаты предшествующей историографии и извлечь из нее уроки. В неклассической модели исторической науки, когда, по замечанию П. Нора, история «вступила в свой историографический возраст»[578], исследователи историографии стали рефлексировать о том, что разные истории представляют собой конструкции историков. Такие конструкции не произвольны, а зависимы от той или иной социокультурной ситуации. Изменение в понимании исторического знания вызвало потребность дифференцировать историографию, выделив из нее историю исторической науки и истории иных форм историописания, такие как история исторической мысли, история исторического знания, история историописания. Однако к изучению истории исторического знания по-прежнему применяются понятия «историография» (теперь уже нагруженное новыми смыслами), а также «история исторической науки» и «история историописания». В учебном пособии мы используем эти распространенные понятия как синонимы, но отдаем предпочтение наименее коннотативно нагруженному – «история истории».
Историографический источник – базовое понятие источниковедения историографии.
Актуализация в последней четверти XX в. вопроса об историографических источниках заставила историков предложить определение этого понятия. Так, Л. Н. Пушкарёв посчитал, что «под историографическим источником следует подразумевать любой исторический источник, содержащий данные по истории исторической науки»[579]. А. И. Зевелёв дал несколько иное определение, заметив, что «историографическими источниками являются те исторические источники, которые определяются предметом историографии и несут информацию о процессах, проистекающих в исторической науке и в условиях ее функционирования»[580].
В российской историографии стало распространенным определение историографического источника, которое сформулировал С. О. Шмидт (1922–2013): «…историографическим источником можно назвать всякий источник познания историографических явлений (фактов)»[581].
