Всё, чего ей удалось добиться, выплескивая полученные растворы на стену своей тюрьмы, так это расковырять небольшие выемки под крошечными окошками. Благодаря сделанным углублениям она вскарабкалась к источникам дневного света и попробовала посмотреть наружу.
Ничего, кроме неба, Эмма не увидела. Округлые отверстия были прорублены под углом, а толщина стены была такова, что даже вытянутая рука не доставала до её края. Вполне возможно, что за окошечки она принимала технические отверстия, в которые когда-то вставляли брусья, а место заключения было кладовкой или тайником, но не узилищем.
Однако она изо всех сил цеплялась за камни, стараясь удержаться на высоте, чтобы проводить взглядом проплывающее облако. Выемки в стене получились настолько мизерными, что стоять удавалось практически только на больших пальцах ног, и вряд ли ей хватит сил повторить подъём.
Пока она с жадностью втягивала воздух свободы, то поняла, что изводящая её тишина в каменном мешке создана не только за счёт толстых стен, но имеет магическое происхождение.
Эмма замечала, как пролетали птицы, быстро двигались облака, но ни шума ветра, ни птичьего крика не было. Не зря ей казалось, что она сидит как в наглухо закрытой банке. Похоже, только когда тюремщик открывал крышку наверху, то магическая изоляция нарушалась.
Каждый день был копией предыдущего. Эмма кропотливо рвала халат на тонкие полоски и пыталась сплести верёвку. Когда сил не хватало, она думала, как сделать из воды такой состав, чтобы намоченная в нём верёвка после высыхания стала твёрдой, как шест, но всё было без толку.
Вообще все Эммины планы о побеге были неосуществимы из-за отсутствия нормальной двери. Она заставляла себя не унывать и подбадривала тем, что в полнейшей тишине её магическая составляющая стала очень чувствительной.
Теперь она научилась видеть ауры и знала, что её тюремщик абсолютно здоров и обладает толикой магии, но, к сожалению, что-то более конкретное понять о нём не могла, так как сравнивать было не с кем.
Однажды Эмма воздействовала на тюремщика и сменила жидкость в его желудке на сонное зелье. У неё вроде бы получилось, но мужчина каким-то образом почувствовал это, и она услышала приглушенное яростное рычание, прежде чем каменная пробка была поставлена на место. Уснул он там или нет, она так и не узнала.
Но какой смысл в обезвреживании тюремщика, если она без чьей-либо помощи не сможет выбраться из этого мешка? Эмма ужасно корила себя за эту попытку. Если бы она знала, что у неё всё получится, то ни за что не потратила бы этот мизерный шанс впустую.
Теперь они оба знали, что она может быть опасна. Кто знает, вдруг ей удалось бы в отчаянии его убить или хотя бы заставить мучиться от яда в желудке?
Эмма пыталась хотя бы мысленно спрогнозировать, на что способен её дар на расстоянии и во что конкретно ядовитое она могла бы превратить воду с желудочным соком, размышляла, какой ультиматум помог бы вынудить тюремщика спустить ей лестницу, но похититель первый наказал её за проявленную оплошность.
На следующий день она не получила ни еды, ни воды. Через день она не смогла встать. К вечеру второго дня тюремщик бросил ей записку, в которой говорилось, что если она принесёт магическую клятву полного подчинения, то её выпустят на свободу.
Это было хуже рабства. Рабы могут мечтать о побеге, об убийстве хозяина, а магическое подчинение абсолютно и пожизненно. Более того, зная о своём влиянии на Ратмира, она сделала бы и его подчинённым своему мучителю.
Ночь прошла в беспамятстве, а утром Эмме на лицо вылили воду, и она жадно глотала, сколько могла, но привычной продуктовой корзинки больше не получила.
Так повторилось ещё несколько раз. К обезвоживанию добавился голод. Мысли путались, Эмма часто впадала в забытьё, но когда ей вновь на лицо лили воду, приходила в себя и видела перед глазами болтающийся на верёвке кулон.
Тюремщик оставался наверху и, плотно прикрывая рот тряпкой (иначе его голос не был бы таким глухим), приказывал ей произнести клятву, держа в руках этот кулон — тогда всё прекратится. Но Эмма так устала, что ничего не соображала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она была сосредоточена на воде, старалась не подавиться, а потом тупо пялилась на раскачивающийся артефакт и засыпала. Даже если бы она захотела поклясться, у неё физически не хватило бы сил это сделать. Наверное, похититель просто не понимал, насколько хрупкое создание он пленил.
Хлад торопился в замок и невольно нетерпеливо ёрзал на спине матёрого волка. Дядька Бык ворчал, но он и не таких непосед возил на себе. Островитянин был рад возвращению домой и тоже спешил. Жаль, что он не привезёт соседям хороших новостей. Дар Небес украли, а Ратмира поглощает внутренний зверь, и если так будет продолжаться, то предыдущие судьи вынесут ему приговор.
Бык быстро переставлял лапы и гнал от себя трусливые мыслишки о том, что будет с ним после того, как убьют Ратмира. Он не мог отвечать за других, но лично для Быка вернуться к прежней жизни казалось заживо себя похоронить. Оборотень любил свой остров, скучал по родным и знакомым, но он также полюбил познавать новое, знакомиться с интересными разумными, слушать разные истории в трактирах, и главное, осознавать себя необходимым.
Он с другими сторожами-островитянами вылавливал любопытных. Кто-то из горе-шпионов кружил неподалёку от правителя, кто-то норовил вызнать новости в близлежащих тавернах. Распознавать засланцев было интересно и азартно.
А ещё надо было следить за закупаемой едой. Бывало, подсовывали отраву, но так работали дилетанты, гораздо сложнее было определить в поставках скрытую угрозу. Такое умение приходит только с опытом, и ребята учились на ходу.
Чего стоило понять, опасна ли мука с мучными жучками или нет? Строгая экономка её забраковала и выкинула, отругав излишне бережливую охрану, посоветовавшую просеять муку и использовать дальше. Выкинула, но не уничтожила, и коварный жучок в тот же день каким-то образом добрался до чайного листа.
Никто и предположить не мог, что нажравшись обычного сухого чая, эти жучки переродятся в иных существ. Насекомыми назвать быстрых мелких крошек, что ищут тепло разумных и забираются им под кожу, выедая внутренности, нельзя. Это магические порождения, и уничтожать их надо было, пока они маскировались под жучков.
Без магов все в особняке погибли бы, но спасение пришло от недотёпы-архитектора. Этот эльф с детской непосредственностью, увидев магических порождений в момент их обжорства чайным листом, создал над ними изолирующий защитный купол, решив, что это простые вредители. Создал купол — и забыл про них. Без подпитки перерождённые тварьки сдохли. Никто бы не узнал, какой опасности все избежали, если бы не правитель. Казалось, нет ничего, чего бы Ратмир не знал.
Бык слышал от ребят, что вожак без труда вычислил адрес дарителя такой пакости, и отправил тому ответный дар, но о дальнейшем ему неизвестно. Правитель, не задерживаясь, полетел с Луной и детьми к гномам, а потом похищение… Сам Бык в это время возвращался с другими оборотнями от эльфов. Летающих тварей на всех не хватило, да и сани надо было забрать на обратном пути.
Удивительное дело: почти весь молодняк острова сейчас служит на большой земле охраной правящей семьи, но Бык с уверенностью может сказать, что их не хватает. О тихой размеренной жизни рядом с Ратмиром, Даром Небес и детьми можно забыть. Будь воля Быка, он бы удвоил, а то и утроил количество стражей, но… волк вздохнул. Если не найдут госпожу Эмму, то обо всём этом можно забыть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Дядька Бык, давай не будем останавливаться на обед? — наклонившись и дёргая его за ухо, попросил Хлад.
Немного поворчав, волк кивнул и прибавил хода, а за ним потрусила остальная охрана. Мальчик не просто так возвращается в замок— он едет за деньгами для выкупа Луны. Кто знает, в какой момент понадобятся сокровища? Вдруг именно этих обеденных часов не хватит для своевременного выкупа её жизни?
