— И что он сказал? — несмело спросила я, прощупывая почву.
— Что это нормально. Что твой организм очень измотан. Он сказал держать тебя дома — и до конца недели никакой школы!
Глаза мамы, такие же шоколадно-коричневые, как и мои, были покрасневшими и припухшими, и мне стало жаль ее. Знала бы она, где я была сегодня ночью, и как выбралась и попала назад — она бы просто поседела. Вспоминая о том, как Самюель, мама Рейн, легко забралась по стене на второй этаж со мной на руках, я едва не дрожала.
— И еще он просил напомнить тебе о постоянном режиме питания — надеюсь ничего особенного, потому что я даже представления не имею, что тебе нужно есть. Но если хочешь, я позвоню папе, и он все привезет на обед.
— Нет, там все то, что есть и у нас дома.
Она вздохнула с явным облегчением, хорошо, что не стала распытывать о моем якобы режиме питания, о котором я точно не смогла ей рассказать — то есть о сыром мясе.
Когда она неловко покинула кухню (на радость мне зазвонил телефон), я тут же кинулась в морозилку и отыскала там несколько замороженных тушек крольчатины, которых разводил наш дед. Запихнув его в микроволновку, чтобы быстро разморозить, я молилась, чтобы она не успела вернуться до того, как я отнесу это наверх.
Я выскочила из кухни до того, как мама поставила трубку на рычаг — благо, мама всегда разговаривала по телефону больше часа, будь то соседка или служба доставки. Вслед мне донеслись только ее слова:
— Я не люблю, когда ты ешь в комнате!
И все-таки поесть в комнате было необходимо. Не хотелось, чтобы она видела, как я поедаю полусырого кролика. Насытившись, я сложила обглоданные кости в кулек, и выкинула в мусорную корзину в комнате Грейс, напомнив себе, что нужно будет позднее забрать — иначе, когда она вернется, вонь будет стоять не выносимая. И самое главное, пора было выходить из дома — я чувствовала, как стены давят на меня, словно я была заперта в клетку.
Одевшись как можно быстрее, я снова заскочила в комнату сестры за мусором, гадая зачем вообще его туда относила. Вопросов по поводу того куда я еду не последовало, поэтому я как можно скорее выскочила на улицу.
Сначала меня поразило то, как похолодало. Ночью мне казалось, что на улице почти лето, я не чувствовала холода, а теперь зарывшись в воротник, жалела что не надела шапки. Единственным утешением было то, что копна волос, успевшая уже не только высохнуть, но и снова завиться в тугие кудри, согревала уши не хуже шапки.
Ноги сами собой понесли в сторону центра города. Я не знала, куда себя деть, но в первую очередь нашла мусорную корзину у ближайшего дома. Избавившись от улик, я чувствовал себя свободнее, теперь точно зная, что меня не уличат в таком постыдном деле, как поедание сырой крольчатины.
День обещал быть не дождливым, но я понимала, что тепла больше не будет. Наверняка уже на мой день рождения выпадет снег. А он уже не за горами — еще какая-то неделя и мне стукнет семнадцать. А интересно, мы тоже, как и вампиры бессмертны? Будем ли мы с Теренсом вечно молоды и красивы?
Обдумать это помешал визг тормозов и сигнал клаксона. Я испугано обернулась, но увидев машину Теренса — старую модель БМВ, побитую и обтрепанную, тут же расслабилась.
— Не хочешь прокатиться?
Теренс спрашивал меня так, будто бы мы познакомились всего два дня назад. Когда интересно я игнорировала такие вот предложения?
— Конечно. А ты тоже проспал колледж, как я понимаю? — спросила я, садясь в теплый салон машины. Только здесь я поняла, какой сильный ветер дул на улице у меня даже судорогой свело челюсть.
— Да. И ничуть в этом не раскаиваюсь.
Улыбка Теренса снова стала именно такой, к которой я привыкла. От души отлегло — сегодня мы снова были самими собой. Первая ночь — вот что давило на нас, вот что тревожило и снедало тревогой. Ночь показала нам, кем мы теперь стали, оставалось узнать, будет ли все по-прежнему в наших отношениях теперь, когда мы стали оборотнями. Я знала точно, что люблю Теренса, как и раньше, а вот он? Любит ли меня Теренс, нравлюсь ли я ему по-прежнему, даже не смотря на то, что ночами буду превращаться в лохматого волка?
Я присмотрелась к нему — красные синяки под глазами исчезли, и улыбка его была все такой же теплой, словно это не мы вчера охотились, в сопровождении вампиров, и не мы чувствовали невыносимый зов Своры. Теренс задержал на мне свои зеленые глаза, и тут же нагнулся, чтобы поцеловать — от ветра губы мои стали сухими и шершавыми, но Теренсу это не мешало. Не было той страсти с которой он целовал меня накануне Первой ночи, и я была этим немного разочарована. Но отстраниться не пыталась.
— Куда поедем? Целый день сегодня наш — кроме ночи, снова идем на охоту.
— Я уже можно сказать сегодня охотилась, — скривившись, призналась я.
— Да, я слышу, запах замороженного кролика. Ни в какое сравнение, не идет с лисой.
Мышцы шеи при этих словах задеревенели. Теренс говорил об этом так запросто, словно уже годами был оборотнем. Неужели он так быстро смирился с тем, что мы больше не люди? Неужели ему не сниться то нападение, и как волк целенаправленно тыкал свою морду к нашим шеям? Я была поражена такому быстрому переходу. Мне все еще не совсем верилось в происходящее, хотя организм уже полностью понимал, что ему делать.
— Осуждаешь, — тут же понял Теренс, о чем я думаю.
— Ты что уже можешь понять, о чем я думаю, — огромного труда мне стоило улыбнуться. И куда интересно, делась та девушка, которая еще до недавнего времени считалась самой красивой в городе. Теперь же меня считают чокнутой из-за случая с Сеттервин, и мы сидим с Теренсом в его машине, посередине города, и обсуждаем такие вот странные вещи.
— Конечно, я всегда это мог, даже до того как мы стали оборотнями.
От его спокойного веселого голоса, все внутри меня сжималось. А не рановато ли, быть таким равнодушным к тому, что с нами случилось? Хотя, а разве можно назвать меня страдающей?
— Так уж ли всегда? — проворчала я, ощущая на своем плече приятную тяжесть его руки. Почему от Теренса веяло такой притягательной опасностью? Я раньше не чувствовала, чтобы у меня было к нему такое физическое влечение. Я была точно уверена, что люблю его, но телесная сторона оставалась для меня на втором плане. А теперь его запах, такой насыщенный и резкий, заставлял думать о кое-чем другом, чем поцелуи.
— Всегда, — посерьезнел Теренс, и оттого его лицо стало невыносимо интересным и притягательным. Я часто флиртовала с ним, наслаждалась его обществом, но еще не испытывала такого влечения, как теперь. Ну, если только, когда я один месяц была влюблена в Калеба, то ощущала что-то сродни этому чувству. Но ощущения возле Теренса были живыми, а вот к Калебу я чувствовала что-то искусственное, не правильное, не похожее на нормальные чувства. Возле Теренса, мне хотелось сгорать от желания, что впрочем, и происходило. А может это просто побочный эффект нашего превращения в оборотней. Но тогда бы я чувствовала подобное и к мальчикам с соседнего двора, когда проходила мимо них.
