Смыв зубную пасту, и снова полюбовавшись своим отражением, я вернулась в комнату. На бумбоксе Грейс играл старый заезженный диск A Perfect Circle, его время от времени заедало, и я подозревала, что как только сестра вернется на каникулы, мне влетит — после этого диска уже заедали и другие. В комнате все было скучно. Теперь вообще все казалось скучным по сравнению с тем, что я сегодня услышала от родителей Рейн. Я и Теренс оборотни, а вся ее семья, включая Гроверов — вампиры. Рассмеявшись вслух, я поежилась от непонятных хриплых ноток в моем голосе, словно он начинал ломаться, как у мальчиков. А может так прорывался волчий вой. Что за ерунда, — оборвала себя я, — какой волчий вой, на дворе двадцать первый век, и нет никаких вампиров и оборотней!
Ну а если они правы? Если все действительно так? Вернувшись к зеркалу, я все так же отчетливо видела пожелтевшие оболочки глаз — уже не темно-шоколадные, а скорее помесь шоколада с янтарем.
Все! Не надо себя нагружать такими мыслями на ночь — завтра полнолуние и мы поймем, правду ли говорили родители Рейн. А пока что лучше ложиться спать. Но подумать было легче, чем сделать, я чувствовала непонятную тревогу и тягу к действию. Словно с наступлением темноты во мне забурлили силы. Нет, это неправильно, уговаривала я себя, ложась в постель и закрывая глаза. Может, стоит посчитать овечек? Слонов? Кроликов? О, черт, после таких картинок в моем животе заурчало, захотелось есть.
Я раздраженно откинула одеяло, помотала в воздухе ногами и пружинистым прыжком слетела с кровати, подкралась к двери и тихо отворила ее. В доме не было тихо. Мама мылась, отец смотрел какое-то шоу, путь к кухне лежал через гостиную, где он сидел. Идти или не идти? Вот в чем вопрос!
Никогда прежде я не позволяла себе такого — есть среди ночи, и наверняка для родителей мое новое поведение покажется странным, все-таки не стоит их удивлять. Я тихо прикрыла дверь, но из-за благоразумия мой желудок не перестал отчаянно требовать еды. Еще чуть-чуть и буду грызть ногти, свои красивые ухоженные ногти, а ведь я буквально с утра сделала маникюр!
Схватив телефон с прикроватного столика, я решила позвонить Теренсу — может, он тоже не спит. Конечно, если все-таки спит, это будет эгоистично будить его, но голод заставлял поступать не совсем разумно. С тем же успехом я могла бы пойти и поесть вниз.
Гудки в трубке ничего толком не прояснили, что делает Теренс, он мог спать и не брать трубки, а мог себе принагло насыщаться, потому что его-то родители никогда бы не стали замечать такие вот детали. Но они ведь не моя мама — я была благодарна девочкам, что никогда о ней такого не говорили, но что скрывать, мама любила быть в курсе всего, что происходило в городе. А тем более у меня, включая дотошные детали. Ее любимый теперешний вопрос: а почему ты больше не дружишь с Сетти, она такая милая!
Да потому что очень уж хочу выбить ей зубы, вот что хотелось мне ответить, но я, конечно же, понимала, что это вызовет новую волну вопросов, и некоторые совсем уж не будут добрыми и хорошими, и вполне приведут к моему наказанию. Я ей отвечала: Сетти дружит теперь с другими девочками, не добавляя, что они самые законченные сплетницы в нашей школе.
После третьего гудка, мои мозги просто отказывались слушать занудные звуки. Я отбросила телефон назад на тумбочку. Уставилась в потолок. Потом в любимое место — шкаф, но голод заставлял думать лишь о еде. Может это нормально? А может не очень? Неужели волки столь прожорливы, да я с таким голодом не смогу влезть ни в одну вещь до лета. И как при такой потребности в еде думать о диете?
Мысли нагоняли на меня все больший страх перед неизвестным. Не задумываясь, что делаю, я схватила свои вещи, которые носила дома — лосины и длинный джемпер с карманом кенгуру и капюшоном. Под кроватью едва смогла нащупать кроссовки, которые мне стали необходимы, когда на Рейн нашло бегать почти каждый день — их мягкая подошва, помогала мне от мозолей, поэтому в них было удобно. Схватив из шкафа тонкое полупальто, я задумалась, а что я, собственно говоря, делаю? Что, что, поддаюсь чувству голода и раздражительности и собираюсь вылезти из дома через окно. Я сошла с ума, констатировал мне мой мозг.
Только интересно, это я временно сошла с ума, или просто с голодухи?! Я тряхнула головой, не понимая, как вообще пришла к таким мыслям? Подступившись к окну, я увидела под ним только метров десять свободного пространства и никакого дерева! Ну, кто так додумался расположить деревья?! Зато один из раскидистых старых дубов, посаженных еще маминым дедом, удачно примыкал к окну комнаты Грейс. Добраться до ее комнаты было то еще приключение — но мне-то теперь и горы по плечу, я же долбаный оборотень! Неожиданная агрессия, вот что я добавлю к новым признакам того, что я вероятнее всего действительно уже не совсем человек.
В ванной комнате мама завывала под одну из слезливых песен Селин Дион — не удивительно, что отец сделал такой звук на телевизоре, я же еле удержалась, чтобы не завыть вместе с ней. Душимая смехом, я едва смогла добраться до комнаты Грейс стоя на ногах, хотя мою позу вряд ли можно было назвать стоячей — этакая помесь белки на колесах с волком. Немного испуганная от такого очевидного желания действительно завыть, я прошла в темноте к окну. Прошла? Это громко сказано. Я пробралась под пулеметным обстрелом японской музыки ветра, силиконовых висюлек и кристалликов, набитых сестрой под потолок, и, конечно же, как можно было забыть про пол. Все, каждый сантиметр пола в комнате моей сестры был завален одеждой, книгами, тетрадями, старыми подарками, игрушками — при желании я спокойно могла бы спать здесь, настоящее логово, и никогда не замерзну это точно! Бомжи бы от радости залились слезами. Нет, я, конечно же, любила сестру, но превращать комнату в магазин комиссионных товаров — это уже слишком. Понятное дело, что она тут не живет в данный момент, но боюсь что к тому времени, как она вернется на каникулы, тут будут еще одни жители — тараканы и мыши.
Я была готова поклясться, что наступила в темноте на что-то теплое и, не знаю, как мне удалось сдержаться от крика — тоже мне шпион недоделанный, могла бы включить себе свет, но нет, как же, а вдруг кто-то заметит. Вот бы Рейн меня сейчас увидела, обрыдалась бы со смеху. Честно говоря, смех понемногу разбирал и меня, истерический ли, или еще какой, я не знала. Но нормальным, назвать такое поведение, язык не поворачивался.
С негромким ругательством я открыла ставни, хорошо, что отец поставил в этом году новые окна с широкими подоконниками, потому забираться на них было легко. Но глянув на дерево, я тут же растеряла сой азарт, но, к сожалению, не голод. Все-то же расстояние до земли в 10 метров пугающе открылось передо мной зияющей пустотой, а дерево показалось мне слишком далеко. Чертова голодная дура, приговаривала я, трусливо выглядывая из окна, но чтобы дотянуться до дерева, нужно было прыгнуть. Прыгнуть почти на полметра вперед — я все-таки сошла с ума, потому что решила попробовать.
