Примерно в полумиле от таверны в воздухе произошло возмущение, и три неизвестно откуда взявшихся человека свалились в куст лаванды.
Они пассивно лежали среди сломанных пахучих веток, ожидая, когда к ним вернется рассудок. Наконец Креозот спросил:
— Как вы думаете, где мы?
— Это место пахнет, как ящик с нижним бельем, — отозвалась Канина.
— Не с моим, — твердо сказал Найджел и, неспешно приподнявшись, добавил: — Кто-нибудь видел лампу?
— Забудь о ней. Её, наверное, уже продали и сделали винный бар, — фыркнула Канина.
Найджел пошарил среди лаванды, и его руки наткнулись на что-то маленькое и металлическое. — Нашел! — возвестил он.
— Только не три её! — хором предупредили Креозот и Канина.
Но они в любом случае опоздали. Впрочем, это было неважно, потому что, когда Найджел осторожно поскреб лампу, в воздухе появилась всего лишь надпись, сделанная небольшими, дымящимися, красноватыми буквами.
— «Привет, — прочел вслух Найджел, — не выкидывайте лампу, потому что для нас очень важно иметь Вас своим клиентом. Пожалуйста, оставьте желание после сигнала, и оно совсем скоро станет для нас законом. А пока — приятной вечности». Знаете, мне кажется, наш джинн сейчас слегка перегружен заказами.
Канина ничего не сказала. Она смотрела на магическую бурю, бушующую по ту сторону равнины. Время от времени от клубящегося облака отделялся клок дыма и, взмыв вверх, уносился в сторону одной из виднеющихся вдали башен. Несмотря на всё усиливающуюся жару, Канина вздрогнула.
— Надо как можно скорее спуститься туда. Это очень важно.
— Почему? — не понял Креозот. Одного стакана вина оказалось явно недостаточно, чтобы к серифу вернулся его прежний добродушный нрав.
Канина открыла рот и — что совершенно нехарактерно для неё — закрыла его снова. Она никак не могла объяснить, что каждый ген в теле тянет её вперёд, твердя, что она обязана вмешаться. Видения мечей и утыканных шипами шаров на цепях беспрестанно вторгались в парикмахерские салоны её сознания.
Найджел, с другой стороны, руководствовался несколько иными побуждениями. В путь его влекло воображение, а уж этого добра у него было столько, что оно могло удержать на плаву боевую галеру средних размеров. Он смотрел на город с выражением решимости, которая, будь у него подбородок, читалась бы в выдвинутой вперёд челюсти.
Креозот понял, что остался в меньшинстве.
— А выпить там что-нибудь найдется? — осведомился он.
— Полно, — ответил Найджел.
— Тогда я согласен, — сдался сериф. — Веди нас, о персиковогрудая дочь…
— И никакой поэзии.
Они выпутались из лаванды и, спустившись по склону холма, вышли на дорогу, которая вскоре привела их к вышеупомянутой таверне или, как её упорно называл Креозот, караван-сараю.
Вот только стоит в неё заходить или нет, спутники никак не могли решить. У таверны был такой вид, словно она совсем не ждет посетителей. Канина, которая с детства привыкла заходить с тыла, обнаружила во дворе четырёх привязанных лошадей. Путники обсудили этот вопрос во всех подробностях.
— Но это означает, что мы украдём их, — медленно проговорил Найджел.
— Почему бы и нет? — пожала плечами Канина.
— Может, нам следует оставить денег… — предложил Найджел.
— На меня не смотри, — предупредил Креозот.
— Или написать записку и положить её у стойла. Тебе не кажется?
Вместо ответа Канина вскочила на самую рослую лошадь, которая, судя по всему, принадлежала какому-то солдату. С копыт до холки лошадь была вся обвешана оружием.
Креозот неуклюже вскарабкался на довольно норовистую гнедую и вздохнул.
— Её рот опять стал походить на почтовый ящик. Я предпочитаю не спорить с ней.
Найджел с подозрением оглядел двух оставшихся лошадей. Одна из них была очень высокой и чрезвычайно белой — не того кремового цвета, на который только и способно большинство лошадей, но просвечивающего цвета слоновой кости. Найджел почувствовал подсознательное желание описать его как цвет савана. А ещё у него возникло впечатление, что эта лошадь значительно умнее его самого.
Поэтому он остановил свой выбор на второй лошади. Та была несколько костлявой, но послушной, и ему удалось взобраться на неё всего с двух попыток.
Они двинулись путь.
Стук конских копыт почти не проникал в полумрак, царящий внутри таверны. Её хозяин двигался, словно во сне. Он знал, что у него в таверне сидят посетители, он даже говорил с ними и видел, что они занимают столик у камина. Но если бы его попросили сказать, с кем именно он разговаривал и что именно видел, он бы пришел в замешательство. А всё потому, что у человеческого мозга прекрасно получается отгораживаться от вещей, которые он не хочет знать. В данный момент мозг хозяина таверны мог бы загородить собой банковский сейф.
А напитки! Про большинство из них он в жизни не слышал, но на полках над бочками с пивом неустанно появлялись незнакомые ему бутылки. Вся беда заключалась в том, что когда он пытался над этим задуматься, его мысли просто ускользали…
Собравшиеся вокруг стола фигуры оторвались от карточной игры.
Одна из них подняла руку. Эта штука торчала у неё из плеча, и на ней было пять пальцев. Значит, рука.
Вот только от голосов посетителей мозг трактирщика отгородиться не мог. Этот голос звучал так, словно кто-то бил по камню рулоном листового свинца.
— БАРМЕН.
Трактирщик слабо застонал. Термические копья ужаса медленно, но верно прожигали себе путь сквозь стальную дверь, закрывающую его разум.
— НУ-КА, ПОСМОТРИМ. ЭТО… КАК ЭТО ТАМ НАЗЫВАЕТСЯ?
— Кровавая Мэри.
Этот голос даже напитки заказывал, словно войну объявлял.
— ТОЧНО. И…
«Я брал полстакана пунша», — подсказал Чума.
— И ПУНШ.
«С вишенкой».
— ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ НАПИТОК, — солгал гулкий голос. — ПЛЮС ПОЛСТАКАНА ПОРТВЕЙНА ДЛЯ МЕНЯ И, — говоривший взглянул через стол на четвёртого члена квартета и вздохнул, — ЕЩЁ ОДНУ МИСКУ АРАХИСА.
А в трех сотнях ярдов от таверны трое конокрадов пытались освоиться с новыми ощущениями.
— Ничего не скажешь, совсем не трясет, — выговорил наконец Найджел.
— И чудесный… чудесный вид, — поддержал его Креозот, чей голос тут же унесло встречным потоком воздуха.
— Но правильно ли мы поступили? — продолжал Найджел.
— Зато мы продвигаемся куда быстрее, чем раньше, — возразила Канина. — Не мелочись.
— Просто дело в том, что когда смотришь на кучевые облака сверху, то…
— Заткнись.
— Прости.
— Тем более, что это слоистые облака. Максимум — слоисто-кучевые.
— Точно, — с несчастным видом отозвался Найджел.
— А что, есть какая-нибудь разница? — поинтересовался Креозот, который, закрыв глаза, приник к шее своей лошади.
— Примерно тысяча футов.
— О-о.
— Ну, может, семьсот пятьдесят, — уступила Канина.
— А-а.
* * *
Чудовская башня содрогалась. В её сводчатых залах и сверкающих коридорах колыхался разноцветный дым. Многие из волшебников, собравшихся в большом зале на самом верху башни, где воздух был густым, маслянистым и отдавал горелой жестью, потеряли сознание от мысленных усилий, сопряжённых с ведением битвы. Но многие остались в строю. Они образовали большой круг, сосредоточившийся на одной-единственной цели. Воздух едва уловимо замерцал — это из посоха, зажатого в руке Койна, вырвалась клубящаяся струя сырого чудовства и ударила в центр октограммы.
Мелькнули диковинные тени. Саму ткань реальности пропускали через выжималку.
Кардинг вздрогнул и отвернулся, чтобы не увидеть ничего такого, на что он просто не сможет не обратить внимания.
Перед оставшимися в живых старшими волшебниками висело в воздухе подобие Диска. Когда Кардинг снова взглянул на него, слабое алое сияние над Щеботаном мигнуло и погасло.
Воздух затрепетал.
— С Щеботаном покончено, — пробормотал Кардинг.
— Остался только Аль Хали, — подхватил один из его коллег.
— Там действует какой-то умный и могущественный маг.
Кардинг мрачно кивнул. Ему всегда нравился Щеботан, приятный… некогда приятный городок у Краевого океана.
Он смутно припомнил, как однажды, когда он был ещё малышом, его возили туда. Там росла дикая герань, припомнил он, наполняющая покатые мощеные улочки мускусным запахом…
— Она росла прямо из стен, — сказал он вслух. — Розовая. Вся розовая.
Остальные волшебники одарили его странными взглядами. Те, что даже для волшебников были чересчур склонны к паранойе, подозрительно взглянули на стены.
— С тобой всё в порядке? — спросил кто-то.
— Гм? — отозвался Кардинг. — О-о. Да. Извините. Унёсся мыслями за много миль.
Он повернулся обратно к Койну, который, положив посох на колени, сидел сбоку от круга. Казалось, он спал. Возможно, так оно и было. Но Кардинг в глубине своей измученной души знал, что посох не дремлет. Посох наблюдает за ним, проверяя его сознание.
