— С тобой всё в порядке? — спросил кто-то.
— Гм? — отозвался Кардинг. — О-о. Да. Извините. Унёсся мыслями за много миль.
Он повернулся обратно к Койну, который, положив посох на колени, сидел сбоку от круга. Казалось, он спал. Возможно, так оно и было. Но Кардинг в глубине своей измученной души знал, что посох не дремлет. Посох наблюдает за ним, проверяя его сознание.
И всё знает. Всё-всё. Даже о розовой герани.
— Я не хотел, чтобы это случилось вот так вот, — тихо прошептал Кардинг. — Мы ведь всего лишь хотели завоевать чуточку уважения.
— Ты точно уверен, что с тобой всё в порядке?
Кардинг рассеянно кивнул. Его товарищи вновь сосредоточились на октограмме, и он бросил на них косой взгляд.
Так вышло, что никого из его старых друзей не осталось в живых. Ну хорошо, не друзей. У волшебников не бывает друзей, по крайней мере, друзей-волшебников. Здесь нужно употребить другое слово. Ах да, точно. Врагов. Но это были очень добропорядочные враги. Джентльмены. Сливки ремесла. Не то что эти, хоть они вроде и выбились в волшебники после прихода чудесника.
«На поверхность всплывают не только сливки, но и кое-что другое», — мрачно подумал он.
После чего обратился к Аль Хали и начал прощупывать город своим разумом, зная, что находящиеся там волшебники почти наверняка занимаются тем же самым — постоянно ищут слабое звено.
«А может, слабое звено — это я? — подумал он. — Лузган пытался что-то сказать мне. Что-то насчет посоха. Человек должен опираться на посох, а не наоборот… Посох направляет его, ведет… Жаль, что я не прислушался к словам Лузгана… Это неправильно, я — слабое звено».
Он попробовал ещё раз погрузиться в потоки силы, позволить им перенести его разум во вражескую башню. Абрим тоже пользовался чудовством, но Кардинг изменил частоту волны и проник за воздвигнутые барьеры.
Перед ним появилось изображение внутренних помещений башни в Аль Хали. Оно сфокусировалось…
…Сундук трусил по сверкающим коридорам. Он был чрезвычайно зол. Его пробудили от спячки, его отвергли, он подвергся нападению ряда мифологических — и теперь уже окончательно вымерших — форм жизни, у него болела голова, и только что, войдя сюда, он обнаружил шляпу. Эту жуткую шляпу, которая была виновата во всех его нынешних страданиях. Он целеустремленно двинулся вперед…
Кардинг, проверяя сопротивление разума Абрима, почувствовал, что тот отвлекся. На какое-то мгновение он увидел происходящее глазами своего врага, узрел приземистый прямоугольный предмет, рысью несущийся по каменному полу. Абрим попытался на миг переключить своё сознание, и тогда Кардинг — который просто не мог удержаться, как не может удержаться кошка, которая видит, как по комнате бежит что-то маленькое и пищащее — нанёс удар.
Несильно. Ему не понадобилось бить сильно. Мозг Абрима пытался уравновесить и направить в единый канал чудовищные силы. Достаточно было ничтожного толчка, чтобы он опрокинулся.
Абрим вытянул руки, намереваясь разнести Сундук в щепки, но вдруг издал краткий вопль и взорвался.
Стоящим вокруг волшебникам показалось, что за какую-то долю секунды он уменьшился в тысячи раз, а затем и вовсе исчез, оставив после себя в воздухе чёрный след.
Самые смышленые бросились бежать…
А та магия, которую Абрим контролировал, хлынула обратно и вырвалась на свободу в одном мощном взрыве, который разорвал шляпу в клочья и полностью разрушил нижние уровни башни плюс добрую половину оставшихся в городе зданий.
Волшебники в Анке полетели в разные стороны. Кардинг упал на спину, шляпа съехала ему на глаза.
Его подняли на ноги, отряхнули от пыли и под гром одобрительных выкриков и аплодисментов отнесли к Койну. Кое-кто из старших волшебников воздержался от ликования, но Кардинг не придал этому значения.
Он уставился невидящим взглядом на мальчика, медленно поднёс ладони к ушам и спросил:
— Неужели ты не слышишь?
Волшебники умолкли. Кардинг ещё обладал властью, и тон его голоса мог утихомирить бурю.
Глаза Койна сверкнули.
— Я ничего не слышу, — ответил он. Кардинг повернулся к остальным волшебникам.
— И вы не слышите?
Они покачали головами.
— О чем ты говоришь, брат? — спросил один из них.
Кардинг улыбнулся. Это была широкая, безумная улыбка. Даже Койн отшатнулся.
— Ничего, скоро услышите, — пообещал Кардинг. — Вы указали им путь. Вы их услышите. Но это продлится недолго.
Он оттолкнул молодых волшебников, которые держали его под руки, и приблизился к Койну.
— Ты заполняешь этот мир чудовством, а с ним сюда попадает кое-что ещё. Им и раньше открывали тропы, но ты проложил торную дорогу!
Он прыгнул вперед и, выхватив из рук Койна чёрный посох, занёс палку над головой, намереваясь сломать её о стену.
Посох нанес отвётный удар. Кардинг застыл на месте, его кожа покрылась пузырями…
Большинству волшебников удалось отвернуться. Кое-кто — всё время находится такой «кое-кто» — наблюдал за происходящим с неприлично зачарованным видом.
Койн тоже смотрел на Кардинга. Его глаза изумленно расширились. Одна рука взлетела к губам. Он попытался попятиться. И не смог.
— А вот это уже кучевые облака.
— Замечательно, — слабо откликнулся Найджел.
— ВЕС ТУТ НИ ПРИ ЧЁМ. МОЯ ЛОШАДЬ ПЕРЕНОСИЛА НА СЕБЕ АРМИИ. ПЕРЕВОЗИЛА ГОРОДА. ДА, ОНА ПЕРЕВОЗИЛА ВСЁ И ВСЯ, КОГДА ПРИХОДИЛО ДОЛЖНОЕ ВРЕМЯ, — сказал Смерть. — НО ВАС ТРОИХ ОНА НЕ ПОВЕЗЕТ.
— Почему?
— ДЕЛО ВСЁ В ТОМ, КАК ЭТО БУДЕТ ВЫГЛЯДЕТЬ.
— Ты предпочитаешь другой вариант? — брюзгливо проворчал Война. — Один Всадник и три Пешехода Абокралипсиса.
«Может, ты уговоришь их вернуться?» — предложил Чума, чей голос сочился словно из-под гробовой крышки.
— У МЕНЯ ДЕЛА, — щёлкнул зубами Смерть. — НО Я В ВАШИХ СИЛАХ НЕ СОМНЕВАЮСЬ. ВЫ СПРАВИТЕСЬ. ОБЫЧНО ВАМ ЭТО УДАЁТСЯ.
Война проводил взглядом удаляющуюся лошадь.
— Иногда он действует мне на нервы. Почему последнее слово он всегда оставляет за собой?
«Полагаю, сила привычки».
Они повернулись обратно к таверне. Немного помолчав. Война поинтересовался:
— А Голод куда подевался?
«Кухню пошел искать».
— А-а.
Война почертил закованной в латы ногой в пыли и подумал о расстоянии, отделяющем их от Анка. День выдался очень жарким. Абокралипсис подождет.
— Ну что, на посошок? — предложил он.
«А стоит ли? — с сомнением отозвался Чума. — Я думал, нас ждут. Не хотелось бы людей подводить».
— Ничего, по стопочке успеем, — настаивал Война. — Часы в трактирах всегда врут. В нашем распоряжении уйма времени. Всё время на свете.
Кардинг тяжело качнулся вперед и с глухим стуком упал на сверкающий белый пол. Посох выкатился из его руки и сам собой принял вертикальное положение.
Койн ткнул обмякшее тело носком ноги.
— А я ведь предупреждал, — сказал он. — Говорил ему, что будет, если он ещё раз прикоснется к посоху. Но кого он имел в виду?
Волшебники разразились кашлем и внезапно крайне заинтересовались состоянием своих ногтей.
— Кого он имел в виду? — требовательно переспросил Койн.
Овин Харкадли, преподаватель Закона, снова обнаружил, что окружающие его волшебники расступаются, как утренний туман. Не двинувшись с места, он словно шагнул вперёд. Его глаза бегали по сторонам, точно загнанные в ловушку зверьки.
— Э-э… — начал он и неопределенно взмахнул тонкими ручками. — Видишь ли, мир, то есть реальность, в которой мы живём, её можно рассматривать, если можно так выразиться, как резиновую простыню.
Он замялся, сознавая, что этой фразе не грозит попасть в сборник популярных цитат. — Таким образом, она искажается, — торопливо продолжил он, — э-э, растягивается под воздействием какого бы то ни было количества магии, а, если мне будет позволено упомянуть об этом, слишком большой магический потенциал, собранный в одном месте, заставляет нашу реальность опускаться, гм, вниз, хотя, разумеется, не следует понимать этот термин буквально, поскольку я не имею в виду физические измерения; в общем, существует обоснованная теория, что применение определённого количества магии может, скажем так, прорвать действительность в самой нижней точке и, возможно, проложить дорогу обитателям или, если использовать более корректный термин, аборигенам, которые обитают на нижней плоскости (называемой разными болтунами Подземельными Измерениями) и которых — видимо, благодаря разнице в энергетических уровнях — естественным образом притягивает яркость этого мира. Нашего мира.
Наступило характерное долгое молчание, которое обычно следовало за речами Хакардли и во время которого слушатели мысленно расставляли запятые и воссоединяли разрозненные куски предложений.
