– Мне нужно найти Юлю и Мариссу. – тем временем говорит Мара: – поэтому я тут. Поэтому все это… – она обводит рукой окружающий нас сад.
– Твои знакомые? Родственники? Коллеги? Их нужно спасти? – спрашиваю я, пытаясь нащупать что‑то, хоть что‑то для диалога.
– Нет. – качает головой Мара. Моя кровь помогает и огонек жизни на том конце нити вспыхивает снова. Я чувствую, как там, на той конце кровавой нити зарастают ткани, затягиваются раны и человек делает вздох полной грудью.
– Может быть мы поможем тебе их найти? – спрашиваю я. В конце концов человек ищет своих близких, почему бы не помочь.
– Юля и Марисса. – катает слова на языке Мара: – я уже нашел Мариссу. Я мог бы убить ее сразу, но оставил – для того, чтобы убить их вместе. О, я выслушаю их – как и тебя. – она улыбается безумной улыбкой и впервые я вижу за этой улыбкой человека. Безумного и опасного человека со способностью, которая позволяет ему забирать жизни просто проходя мимо.
– Это они ставили все эти эксперименты. – говорит она: – они держали все эти иглы и скальпели. Они – пытались подчинить меня себе. Но они просто смертные и пусть Юлия Петровна спряталась – куда бы она не подевалась, каждый раз, когда она смотрит в зеркало – она видит меня! Я приду за ней и… – она выдохнула и успокоилась.
– Впрочем я увлеклась… сказала тебе больше, чем обычно. Но этим и хороша болтовня с покойниками – они никому не смогут рассказать, правда? – мило улыбнулась она: – еще чаю?
Мы пьем чай. Сейчас он со вкусом крови, вкусом последнего патрона на мосту, когда за твоей спиной уходят вдаль друзья, а все, что стоит между Смертью и ними – это ты. Горьковато, как на мой вкус. Это я бы точно продавать не стал.
Мои нити наконец опознали, кого именно я вылечил. Я чувствую, как она, там на другом конце нити – подняла голову. Оперлась на руки.
– Ну что? – спрашивает меня Мара: – ты готов?
– Пожалуй готов. – киваю я: – у меня последний вопрос.
– Конечно. Можешь задавать.
– Как ты узнаешь, что пришел твой час? – спрашиваю я, Мара открывает рот и в этот момент реальность вокруг трескается! Обваливается вниз, словно декорации любительского театра и оставляет меня лежать на траве обычного сада. Пахнет гарью и особым, нутряным смрадом, который безошибочно узнаешь, если хоть раз испытывал в этой жизни. Поднимаю голову. Напротив меня лежит пожилой мужчина в обычной белой рубашке и коричневых брюках. На его рубашке расплываются красные пятна, во лбу – дырка. Три выстрела. Два – в грудь, один в голову.
– Сука! – говорит кто‑то рядом. Читосе. Читосе, девочка моя, ты не промахнулась, он подумал что ты уже умерла и снял свой контроль, убрал из твоей головы свои ментальные, иллюзорные щупальца, а я нашел тебя, вылечил и у тебя не дрогнула рука.
– Тварь. – Читосе подходит к телу, смотрит на него сверху вниз: – ты думал, что показал мне ад?! Да я там живу! – она поднимает руку с пистолетом и – Банг! Банг! Банг! Банг! – пока затворная рама не останавливается в крайнем положении. Кончились патроны.
– Как остальные? – хриплю я, переворачиваясь на спину. Вставать пока не хочется, голова болит просто адски.
– Я в порядке. – ворчит откуда‑то сбоку Майко: – вот ублюдок… Акира, ты там живая?
– Живая. – откликается Акира. Никто не встает, мы лежим, все, кроме Читосе, которая сидит возле трупа Мары, наемника класса SSS и плачет. Горькими слезами.
– Ну… полежали и хватит. – встаю я: – Майко, Читосе – периметр. Акира – что там по нашему …
– Не знаю… – говорит Акира и в этот момент пуля высекает искры из камня рядом с ней. Я падаю на землю и выставляю щит, пытаясь разглядеть атакующих. Еще наемники остались? Невовремя. Огненный хлыст хлещет по нам наотмашь, щит держит и лицо Акиры вдруг меняется – с ожесточенного на счастливое. Она снова под иллюзией? Оглядываюсь на тело – лежит Мара, лежит, весь в дырках от Читосиного дырокола, но кто тогда? Или мы все еще в иллюзии? Будет обидно.
– Джун! – кричит Акира: – это мы! Не атакуй!
– Акира?! – огненный хлыст исчезает и к нам выходит Джун‑обрубок. Бывший обрубком – исцелился видеть. Сила крови под адреналином – мощная штуковина, обалдеть, из обрубка в человека… за сколько? Сколько мы тут лежали?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
За Джуном высыпают люди – все с оружием в руках и с недобрыми намерениями – по крайней мере пытаются нас на прицел брать, но Джун рыкнул на них и они опустили стволы. Акира прямо‑таки полетела к нему и они обнялись. Словно парочка из индийских фильмов.
– Смотри, действует твой импринтинг, Син. – говорит мне Майко, глядя на этих двух, уже целующихся взасос: – еще как действует. Обычно они не такие … страстные.
– А это кто? – удивился я. Ну, то что это Джун, человек‑обрубок я знал, но вот остальное…
– Удивительный ты человек, Син. Вот наставишь кому рога с его девушкой и даже имя не спросишь. – задумчиво произнесла Майко: – парень это Акиры, вот кто.
– Огненный Хлыст – ее парень?!
– А то! С ее темпераментом и прочим – самое то. Хотя в последнее время у них было не очень. Но, судя по всему, ты это исправил. Мда. – Майко еще раз взглянула на парочку: – вот не собирается у тебя гарем, кто в лес, кто по дрова.
– Не очень‑то и хотелось. – сказал я: – кому он нужен, этот ваш гарем.
– Как кому. – удивилась Майко: – мне нужен.
Глава 22
При всей романтичности сцены все же следует собираться и уматывать отсюда – где‑то вдалеке уже слышны сирены. Наделали мы тут шума – и мы, и наемники Такеши со своими Тип‑56, и Огненный Хлыст, который обрубок Джун – это он у нас под влиянием Мары половину особняка снес и кучу народу положил. Сам же Мара не шумел, прошел тихо, тихо бы и ушел. Да.
Кстати, старый крокодил Джиро – жив. Он нас всех еще переживёт. Как он сумел выжить и где прятался – не знаю, мне Майко сказала, она с ребятами из гокудо парой слов перекинулась. Ребятки под началом Джуна посмотрели на особняк, на сад, на трупы с «Калашниковыми», кто‑то успел даже рассказать, что в саду лежит «тот самый Мара!». И стали поглядывать на нас с уважением. Кланяться и уверять, что лично они всегда команду Сумераги‑тайчо очень даже уважали и любили, благодарить, что мы мимо проходили в такой вот нелегкий час и помогли. Выражать надежду что в дальнейшем будем расходится бортами, а что до третьей и четвертой улиц – так и шут с ними, забирайте, Сумераги‑тайчо, вы ж сегодня нам оябуна спасли!
В свете этого я уж было забеспокоился за свою узнаваемость и прочую тайну личной жизни, но Майко только фыркнула и сказала, что уж школьника в тебе сейчас нипочем не признать, страшный и в кровище весь, комбез рваный. Ты лучше, на груди запахни его, а то вон ребятки на грудь твою уже засматриваются. И вообще – ходит тут слушок, что Сумераги‑тайчо теперь у нас в мужское все одевается, потому как любит по бабам ходить, жалко только Акиру‑сан, она ж Джуна любит, а вот куда она от Сумераги‑тайчо? Приходится терпеть бедняжке. Так что мнение ребят из гокудо разделилось, кто‑то считал что тьфу на ваши эти развраты и бедную Акиру сексуально эксплуатируют, что конечно жаль, но для Джиро‑сама, Акира – своей личной жизни не пожалела и привела Сумераги‑тайчо с командой на помощь старику. Так сказать, заманила медовой ловушкой суровую главу своей команды.
Другие же считали, что чувства у Акиры к Джуну только дружеские остались, просто рада она что он живой остался, что Сумераги‑тайчо спасла его непутевую голову, хотя разошелся он на славу, вон всю стену исполосовал своим хлыстом. А любит Акира сейчас Сумераги‑тайчо, даже переоделась ради нее – во все темное. Все ж знают, что Акира‑сан красное любит. И любовь у них там страшная, все бы и сложилось может, но вы же знаете Майко? Эту шебутную наемницу из квартала? Ту, которая … да, да, она самая. Так вот, и тут она встряла, прямо между нашей Акирой и Сумераги‑тайчо. Поломала гармонию…
Но все, абсолютно все ребятки гокудо сходились на том, что «теперь‑то мы понимаем, что не плевала Акира‑сан в чашу оябуна, не поворачивалась к нему спиной, а под глубоким прикрытием втиралась (бувально!) в доверие к Сумераги‑тайчо, чтобы союзников в нужную минуту привести».
