— Ты, блять, уже два часа здесь сидишь!
— Виноват, исправлюсь! — вовремя опомнился придурок, чуть было не начав оправдываться. Крутая практика — отвечать, как солдат в армии. Сразу становится видно, что все, что тебя заботит, это как бы выгородить свою задницу и оказаться хорошим у мамы.
— Быстро бери веник и подметай в зале! — скомандовала Ксива и исчезла.
Мудон поперся искать веник. Мимо него проползала Синильга с мрачным ебальником.
— А ты че, Синильга, ползаешь? — поинтересовался Мудерь.
— Иди нахуй! — огрызнулась обозленная Синильга, не оборачиваясь.
— Страус! — заорала из соседней комнаты Аза.
Муд уткнулся башкой в пол. Стали выяснять, кто был последний. Оказалось, шо Вонь. Все собрались на гычу. Вонь повернулась спиной, и все по очереди с разбегу хуярили ей промеж лопаток со всей дури. После первого удара Подретузная чуть было не окосела, но, сжав зубы, вытерпела. Увидев, что некоторые бьют не со всей силы, Элен грозно сказала:
— Если увижу, что кто-то будет жалеть, то он получит три гычи от того, кого пожалел.
С каждой такой ситуацией Муде становилось все тухлее и тухлее. Он с ужасом думал о том, что вот в таких условиях ему предстоит прожить еще много дней. По сравнению с той свинской жизнью, которую он вел, разъезжая по заданиям, это казалось ему адом. Вот так маленькие трудности способны испугать настолько, что чучик готов уже подло сбежать с духовного пути, спасая свою ложную личность и свои пороки от разрушения Святым Духом.
Пока все работали, кто-то один сдавал экзамен. Экзамены принимал Нандзя — один из ближайших учеников Рулона, который был с ним еще с незапамятных времен. Он доебывался к каждой мелочи, и сдать экзамен ему было почти невозможно. Кады Мудон перся на первый экзамен, он был уверен, что уж здесь-то он, бля, покажет себя. Он мнил себя ни в рот ебать каким мудрецом, который знает, бля, все науки, весь шаманизм и весь прочий эзотеризм, как все свои 21 палец. Но как только он начал пиздеть, Нандзя тут же сбил с него спесь, сделав несколько замечаний. Муд внутренне бесился: «Как это так! Я же круто все знаю и умею! Хуй ли он ко мне доебывается?» Мозги долбоеба настолько заплыли от тамасичной беспечной жизни, что он уже не мог увидеть себя реально — что нихуя он не знает, нихуя не может нормально рассказать. Может быть, года два назад он еще че-то знал и мог, но теперь Нандзя ему показывал, кто он есть. Короче, Мудон не смог сдать шаманизм и остался без ужина. Обиженный, он поперся на свое рабочее место, отождествленно пытаясь доказать сам себе во внутреннем пиздеже, шо он все знает, а его несправедливо оставляют без хавала.
Когда наступило время ужина, то ужинать было некому. Все обосрались на экзамене или еще где-нибудь. Пришли Нандзя с Гну — еще одним учеником старшего звена, который тоже принимал экзамены, в частности, строевую подготовку. Они сели посреди комнаты и сказали, что хотят есть. Ксива обратилась к свиньям среднего звена:
— Когда Нандзя и Гну хотят есть, вы должны быстро кормить их!
Бабы засуетились на кухне, а Мудя, Нарада и Гурун тупо стояли и не знали, куда им приткнуть свои освиневшие планетарные тела — привыкли, что за ними все ухаживают.
— А вы че, три хуя, стоите! — заорала Аза бешеным голосом. — Вы че, блять, особенные что ли?!
— А что нам делать? — преданно пропел Гурун, которому всегда было больше всех надо. Мудак тоже нервно заерзал на месте, пытаясь изобразить включенность в дело, которая выразилась у него в ебанутом дерганьи мордой. И только Нарада никак не мог выйти из образа отрешенного воина, в котором он застыл еще лет семь назад.
— Тоже идти на кухню и все таскать сюда! — рыкнула Аза и тут же уткнулась в свой блокнот, с которым она везде таскалась, чтобы не забыть десятки мелких поручений, которые давались ей свыше.
Три долбоеба на карачках на перегонки поломились на кухню, распихивая друг друга у выхода из зала.
— Мудя! Веник! — скомандовала Ксива, и Мудя затормозил у туалета, чтобы взять свой любимый инструмент. Подметать на карачках было, жопа, как непривычно. Ксива постоянно орала, чтобы Муд поторопился, и он, опираясь на одну руку, скреб другой веником по ковру, тяжело дыша и думая только о том, как бы не облажаться еще как-нибудь. Все лишние мысли быстро улетучились.
— Б-бля-ять! Ты к-куда метешь! — забесился Гну на Мудона, который впопыхах стал мести прямо Гну в тарелку.
— Ой, извините…, то есть, виноват, исправлюсь! — залепетал испуганный Мудила.
— Иди сюда, будешь мне рассказывать, чему ты людей учишь, — сказал уже спокойно Гну.
Муд подполз к Гну и замешкался, о чем же ему рассказывать, как вдруг в комнату вошла Аза.
— У Гуруна, Нарады и Муди теперь новая практика. Вы должны кормить Гну и Нандзю, — сказала она.
— Есть, будет сделано! — хором выпалили уже неплохо надрессированные чучики и стали всяко лебезить.
— Давайте, кормите меня! — сказал Гну. — Ты, Гурун, подавай мне курочку, а ты, Мудя, пои меня, чтоб я не подавился, хе-хе, — прикалывался он.
— А меня кто будет кормить?! — захныкал Нандзя, входя в состояние ребенка.
— Я буду! — Нарада немного ожил, обрадовавшись, что может быть первым.
— Давай, намазывай мне варенье на сушку.
Нарада стал старательно макать сушку в варенье. Со стороны был прикольно наблюдать, как всегда надменная харя Нарады натянуто пытается быть услужливой и радостной, в то время как сама ситуация склоняла чувствовать себя униженным. Мудя подумал, что он сейчас выглядит точно так же. Он даже попытался понаблюдать за собой и увидел, как толстенный слой личности, вскормленной постоянной лестью окружающих людей и хорошими условиями жизни, не дает ему вести себя естественно, как нормальному человеку без всякой хуйни в башке. Он увидел, как сильно отождествлен с образом себя, который сплошь пронизан иллюзорными представлениями о собственном величии, всезнании и т. д. Но теперь, ползая на коленях и кормя с ложечки, он был вынужден бороться со всем этим говном.
— Да-а, — сказал Нандзя, пристально глядя на трех придурков, суетившихся на полу возле скатерти с едой, — теперь вы не можете быть эгоистами.
«В натуре, — подумал Мудон. — Вот зачем нужно эта практика! Да, Мастер как всегда мудр! Теперь я не могу жить для себя, а должен служить другим, чтобы расстаться со своим эгоизмом, спесью и ленью». Муд ощутил горестное состояние от осознания того, какой он свинья.
— Ой-ой-ой! Смотри, смотри, как он ест! — вдруг заверещал Гну, тыкая пальцем в Нандзю. — Я тоже хочу сушечки с вареньем!
Пронырливый и хитрожопый Гурун тут же кинулся макать сушки и подавать их Гну. Мудя ощутил, как ебанутая гордость не дает ему сделать то же самое, потому что он не привык бороться за первенство (ебанутые мыши воспитывали его пассивным и слюнявым ублюдком), да еще в такой ситуации, в которой его хуев ум не мог увидеть никакого смысла. Хотя раньше, когда он еще был учеником младшего звена у Рулона, он легко включался в такие практики, потому что начитался у Кастанеды про неделание. «Как же так случилось, что я вырос по иерархии, а духовно только опустился? Видимо, тогда я просто играл в духовность и не заложил правильный фундамент. А сейчас все это говно лезет из меня ведрами! Нихуя, я обуздаю тебя, сука!» — забесился Муд про себя и тоже бросился крошить бублики и как одержимый намазывать их сначала маслом, а затем вареньем.
— Ну-ка, кто лучше мне намажет суфечку, у того я и съем, — подзадоривал Гну с набитым ртом двух дураков.
Гурун и Мудя стали соревноваться, наперебой долдоня:
— Гну, съешьте мой! Ну, съешьте!
— Нет, лучше мой возьмите! Вот посмотрите, какой замечательный кусочек!
— А-а! — закричал Гну. — Че вы на меня капаете! Ну-ка быстро вытирайте!
Муд бросился за тряпкой и стал старательно оттирать брюки Гну от варенья. Тут он осознал себя и увидел, что за счет азарта ему удалось ненадолго угомонить свой ебаный внутренний пиздеж, и от этого ему стало как-то легко, уже не надо было тяготиться всякой хуйней о своей важности и болезненно думать, как же смотрится мой гордый ебальник со стороны.
День уже заканчивался, и Муд со страхом думал, какие еще практики предстоят сегодня. Часов в одиннадцать всех снова согнали в зал и объявили разминку. Надо было делать по 50 раз приседания, потом отжимания, потом пресс и так по кругу без остановки в течение получаса в быстром темпе, а другие полчаса — упражнения с гантелями. Ленивому Муде, чья разминка состояла обычно из одного подхода отжиманий и пары взмахов руками и ногами, подумалось, что вот он — Анутара Самьяк Пиздец уже наступил.
Кады все приступили, Муд стал болезненно прислушиваться к своему иньскому телу, которое кое-как сгибалось и разгибалось, больше напоминая куль с навозом, чем тренирующегося человека. Вместо того, чтобы культивировать самоотверженность, самоотдачу, он начал индульгировать во всю мочь своего уродского ментала и жалеть себя. Сначала они были одни в зале и могли незаметно мухлевать, но вот в зал зашел Сантоша и стал подгонять их, зорко следя за каждым. Больше всех доставалось Судороге в трусах, потому как она особенно «виртуозно» владела своей тушей, демонстрируя «чудеса» культуризма.
