— Доктор?
— Да…
— Гм… Чудесно, чу-у-десно, скажу я вам, уважаемый Шмульке! Можете итти.
Шмульке не знал, как лучше повернуться, чтобы не показать спину высокому начальству, и бочком, бочком, беззвучно пятился к двери.
Вейс с злорадной улыбкой потирал руки: еще раз засыпался этот молокосос и выскочка Кох! За какое дело этот осел ни возьмется, всегда натворит столько глупостей, что потом месяцами приходится все вновь налаживать и поправлять.
Еще один козырь в руках Вейса против этого самоуверенного выскочки.
Комендант поехал в городской госпиталь, где временно помещался генерал, чуть ли не в единственном числе уцелевший от всего эшелона, попавшего под бомбежку. Там Вейс и узнал во всех подробностях ночные приключения медицинского генерала и все, что его особенно интересовало: о роли инженера Заслонова в спасении генерала.
13
В штабе Мирона Ивановича радовались и горевали. Радовались полученной из Москвы радиограмме, в которой передавалась благодарность командующего фронтом партизанам батьки Мирона и железнодорожникам депо дяди Кости за удачно проведенную операцию. Подтверждалось получение сведений о диверсиях за текущий месяц. В радиограмме из ЦК партии большевиков Белоруссии на имя дяди Кости рекомендовалось расширить опыт его группы на другие железные дороги. Предупреждали о повышении бдительности, запрашивали о разных нуждах, о настроениях населения, о фашистских зверствах.
Эта радиограмма обрадовала партизан. Каждый с удовольствием сознавал, что за боевой работой партизан ежедневно следят за далекой линией фронта с неослабевающим вниманием и готовы во всем оказать помощь.
В землянке Мирона Ивановича подпольный райком партии обсуждал вопросы, связанные с фашистской «добровольной» мобилизацией молодежи на работу в Германию. Наметили широкий план самых разнообразных мероприятий по разоблачению очередной провокации гитлеровцев. Тут были и выходы агитаторов в окрестные села, и выпуск специальных номеров газеты, и чисто диверсионные акты на биржах труда, недавно организованных оккупантами. Намечались и боевые операции, которые должны были связать фашистов по рукам и ногам, отбить у них всякую охоту ловить советских людей и отправлять их в рабство.
Уже Мирон Иванович поднялся, чтобы закрыть заседание райкома, как ему передали записку, только что принесенную связным из города. Мирон Иванович прочитал ее раз и другой и, нахмурившись, стоял с минуту молчаливый, сосредоточенный.
— Не совсем приятные новости у нас… — начал он так тихо, что слова его будто доходили издалека, их едва уловили присутствующие. Двое молодых рабочих повешены в депо, в том числе и наш связной Вася Чичин. Арестован машинист Хорошев и еще один рабочий. Схвачен гестаповцами Константин Сергеевич.
В землянке воцарилась тишина. Тяжелым грузом легла на сердце весть о гибели рабочих, об аресте Заслонова, руководителя всех диверсий на железной дороге. О его настоящей роли был осведомлен только райком. Даже связные, передавая в депо те или иные указания и советы, не знали, что они адресованы Заслонову.
Прерванное заседание райкома возобновилось. Поставили перед собой новую, важнейшую задачу — во что бы то ни стало освободить Константина Сергеевича. Задача эта была не из легких. Дело обстояло бы совсем иначе, если бы Заслонов попал в обыкновенную полицию, — там были свои люди, через которых можно получить всякие сведения, а также организовать при их содействии побег заключенного. С гестапо было труднее. Оно помещалось в районе военного городка, где стояли разные немецкие части. Устроить налет на гестапо не было никакой возможности. Не было там и своих людей, через которых можно разузнать о причинах ареста и ходе всего дела. Решили, однако, попытаться что-нибудь узнать при посредстве Слимака, который, насколько известно было Мирону Ивановичу, служил теперь в гестапо. Слимака давно хотели уничтожить как самого подлого предателя. Но каждый раз находились более важные дела, и Слимак пока оставался ненаказанным. Надо было использовать и его, подослав к нему своих людей, служивших у Клепикова, и выведать во всех подробностях ход дела Заслонова.
— Вы понимаете, товарищи, что для спасения Заслонова мы используем все наши средства, все возможности, какие только у нас найдутся. Помогут нам и деповцы. Да и самого Заслонова фашистам не так-то легко прибрать к рукам. Мне кажется, что он арестован только по подозрению. Среди людей, знающих его, предателей нет, так что прямых доказательств, разоблачающих инженера, по-моему, фашисты не имеют.
Было уже за полночь, когда люди разошлись из землянки Мирона Ивановича. И сам он вышел с Блещиком, чтобы немного размяться, пройтись по лагерю и подышать свежим воздухом. В лагере было тихо, люди давно улеглись. Только в одной из землянок хозяйственной команды еще слышны были голоса. Неугомонный дед Сымон, не находя себе места без привычной работы, наладил производство саней. В его землянке стояла печь, в которой он парил и гнул кленовые полозья, березовые дуги. Отряду нужен был хороший транспорт, и Сымон нашел увлекательную работу и для себя и для Силивона — Лагуцьки.
Обычно к Сымону заходил Остап Канапелька, под присмотром которого находились партизанские кони. В свободную минуту забегал сюда и Артем Исакович Лященя, исполнявший теперь обязанности отрядного врача. По этой причине землянку Сымона прозвали клубом стариков. Тут происходили самые жаркие споры на любые темы: из какого дерева лучше сделать копыл, какой полоз долговечнее: гнутый или копаник, и что бы они сделали, если бы к ним попал в плен Гитлер, и как скорее прогнать с нашей земли это проклятое фашистское отребье.
Самые радикальные меры обычно предлагал дед Сымон:
— Попадись он мне, этот самый Гитлер, я бы с ним долго не цацкался: головой в эту печь и кричи тогда хайль.
Но его предложение обычно отклонялось:
— Нет, брат, не подходит. Какое это наказание, если только ты один видишь погибель такого душегуба? Я, если бы мне посчастливилось поймать его, присобачил бы ему, гаду, железную цепь, чтобы он ходил да позвякивал ею. И каждому бы показывал этот спектакль без всякой платы. Поглядите, люди добрые, на людоеда.
Старый Лагуцька предлагал свой способ: в прорубь и под лед.
Артем Исакович морщился, не соглашался:
— Зачем такие длинные процедуры? Когда встречаешь гадюку, ее попросту убиваешь. Мне, хоть и стыдно признаться, никогда не приходилось стрелять из настоящего ружья, а уж коли встретил бы гада Гитлера, застрелил бы его, верьте слову. И все, что тут особенно толковать!
В землянку часто собирались послушать лекции Артема Исаковича о происхождении вселенной, о начале жизни на земле. Нередко проводил он и беседы о разных болезнях, о том, как уберечься от сыпного тифа, — кое-где в деревнях вспыхнули эпидемии, — как избежать обмораживания — в эту зиму стояли лютые морозы.
Частенько наведывался сюда и Мирон Иванович, чтобы просто посидеть со стариками в выпавший свободный часок и послушать разнообразные истории, которые мастерски рассказывал Остап.
Порой Мирон Иванович приходил в эту землянку и по серьезным делам, посоветоваться с людьми, немало повидавшими на своем веку, как лучше разрешить тот или иной вопрос.
Проходя вместе с Блещиком мимо этой землянки, Мирон Иванович не услышал обычного перестука долот. Не слышно было и громких голосов, которые доносились оттуда в часы жарких дискуссий.
— Что-то тихо сегодня у наших стариков, — сказал он. И только собрался повернуть к землянке, как оттуда выбежал Пилипчик и, попав сразу из светлого помещения в темень, чуть не наскочил на идущих.
— А ты чего тут? — спросил Мирон Иванович, схватив Пилипчика за руку.
— Я просто так… — смущенно ответил хлопец и осторожно высвободил свою руку. — Да вам дядька обо всем расскажет, он знает.
— Что ты мелешь? Что он знает?
— Ну, все. Он вам скажет. А я побегу к хлопцам…
Ничего не понял Мирон Иванович из путаных слов мальчугана, но в сердце закралась неясная тревога. С этим ощущением и вошел в землянку, скупо освещенную коптилкой. За ним последовал Блещик. Старики вели тихую беседу, но, заметив вошедших, сразу умолкли.
— Что-то тихо у вас сегодня?
— А зачем шуметь? С делами управились, пора и на покой. Это молодежь никак не угомонится, им как раз впору итти на задание. А нам што? Закусил и на боковую.
Чувствовалось, что Остап это говорит просто к слову, лишь бы не молчать. Сымон и Силивон молчали, избегая глядеть в глаза Мирону Ивановичу.
Тут Остап завел еще разговор о погоде, о морозах:
— Все болота подмерзли, можно днем за сеном поехать на далекие лужки…
Потом он заговорил о хлебопекарне и, наконец, перешел к городским новостям.
