– Да. Узнав, что произошло, он просто рвал и метал. Обезумел от ярости. По твоей терминологии, Эдди, взорвался.
– Сколько еще раз шар светился при тебе? – спросила Сюзанна.
– Что с ним случилось? – добавил Джейк.
– После того как мы покинули Меджис, он трижды открывал мне свои тайны, – ответил Роланд. – Первый раз – в ночь, когда мы остановились на привал у самого Гилеада. Тогда я дольше всего путешествовал в нем, и он показал мне то, о чем я вам и рассказывал. Кое-что я домыслил, но большую часть видел. Он показывал мне все это не для того, чтобы чему-то научить, чем-то помочь. Нет, цель у него была одна – причинить боль. И все остальные части Колдовской радуги – порождения зла. Чужое горе напитывает их энергией. Вот и этот магический кристалл выждал, пока мой разум достаточно окрепнет, чтобы воспринимать и реагировать на увиденное… а потом показал мне все то, что я упустил из-за собственных глупости и юношеской самоуверенности. Мое ослепление любовью. Мою гордость, высокоме…
– Не надо, Роланд, – прервала его Сюзанна. – Не позволяй ему и дальше мучить тебя.
– Но он мучает. И всегда будет мучить. Не важно. Как бы то ни было, все сказано.
Второй раз я заглянул в кристалл… ушел в кристалл… через три дня после возвращения домой. Моя мать еще не приехала, но ее ждали в тот вечер. Она находилась в Дебарии, в некоем подобии женского монастыря, молилась за мое благополучное возвращение. Не было и Мартена. Он перебрался в Крессию, к Фарсону.
– А шар ты уже отдал отцу? – полюбопытствовал Эдди.
– Н-нет. – Роланд внимательно разглядывал свои руки, и Эдди заметил затеплившийся на щеках стрелка румянец. – Поначалу я его не отдал. Мне не хотелось… расставаться с ним.
– Еще бы, – хмыкнула Сюзанна. – Ты повел себя точно так же, как и все остальные, кто хоть раз заглянул в эту чертову штуковину.
– На третий день, перед тем как отправиться на банкет, который давали в честь нашего благополучного возвращения…
– Готов спорить, участвовать в этой пьянке ты не рвался, – ввернул Эдди.
Роланд невесело улыбнулся, по-прежнему не отрывая взгляда от рук.
– Около четырех часов пополудни Катберт и Ален пришли в мои апартаменты попозировать художнику, которому поручили запечатлеть нас на полотне. Видок у нас был еще тот: кожа да кости, худые обветренные лица, исцарапанные руки. Даже склонный к полноте Ален превратился в спичку. Они поставили меня перед выбором. До того они никому не рассказывали о магическом кристалле, из уважения ко мне и понесенной мною утрате, сказали они, и я им верил, но дольше хранить эту тайну они не могли. Или я отдаю хрустальный шар добровольно, или решение, где ему быть, будут принимать наши отцы. Разговор этот дался им нелегко, особенно Катберту, но отступать от своего они не собирались.
Я пообещал им, что отдам его моему отцу до банкета… до того, как моя мать прибудет из Дебарии. Они же могли прийти пораньше и убедиться, что я выполнил обещание. Катберт смутился, заговорил о том, что это вроде бы и не обязательно, но, разумеется, по-другому не выходило…
– Да, – кивнул Эдди. Он, похоже, прекрасно понимал ситуацию, в которой оказался Роланд. – В дерьмо ты залезаешь сам, но вылезать из него куда легче, когда с тобой кто-то есть.
– Ален, во всяком случае, знал, что так мне будет легче. Он одернул Катберта и сказал, что они придут. И они пришли. А я отдал магический кристалл, хотя мне и не хотелось с ним расставаться. Мой отец побледнел как мел, когда заглянул в мешок и увидел, что в нем находится. Потом извинился перед нами и ушел, захватив мешок с собой. Когда же вернулся, поднял бокал вина и продолжил разговор о наших приключениях в Меджисе, словно ничего и не произошло.
– Но после того как ты переговорил с друзьями и перед тем как отдал хрустальный шар, ты заглянул в него. – В голосе Джейка не слышалось вопросительных интонаций. – Вошел в него. Путешествовал в нем. Что он показал тебе в тот раз?
– Прежде всего я опять увидел Башню и начало пути к ней, – ответил Роланд. – Потом мне открылось падение Гилеада и триумф Благодетеля. Уничтожив цистерны и нефтяное поле, мы потянули неизбежное на двадцать месяцев. Тут я ничего изменить не мог, зато шар показал мне кое-что еще, где я мог что-то сделать. Некий нож, лезвие которого обработали очень сильным ядом в Гарлане, далеком от Гилеада феоде Срединного мира. Ядом такой силы, что малейшая царапина вызывала мгновенную смерть. Странствующий певец, а на самом деле старший племянник Фарсона, доставил нож в Гилеад. Человек, которому он отдал нож, занимал при дворе немалую должность: руководил всеми слугами. Перед ним стояла задача передать нож убийце. Если бы план удался, мой отец не пережил бы ночи после банкета. – Роланд мрачно усмехнулся. – Поскольку я увидел все это в колдовском кристалле, нож так и не попал в руку, для которой предназначался, а у дворцовых слуг на следующий день появился новый начальник. Любопытные я вам рассказываю истории, не так ли? Да, очень любопытные.
– Ты видел человека, которому предназначался нож? – спросила Сюзанна. – Настоящего убийцу?
– Да.
– Что еще? Ты увидел что-нибудь еще? – спросил Джейк. План убийства отца Роланда, похоже, не слишком заинтересовал его.
– Да. – На лице Роланда отразилось недоумение. – Обувку. Всего на мгновение. Башмаки летели по воздуху. Поначалу я подумал, что это осенние листья. А когда понял, что это, они пропали, и я лежал на кровати, зажав в руках шар… примерно так же, как вез его из Меджиса. Мой отец… как я и сказал, он изумился, заглянув в мешок и увидев, что в нем.
Ты сказал ему, у кого находится нож: с отравленным лезвием, подумала Сюзанна, сказал про Дживса – дворецкого или как его там, но не упомянул про человека, которому предстояло использовать этот нож: по назначению, не так ли, сладенький? Почему? Потому что хотел разобраться с ним сам?
Но прежде чем она озвучила свои вопросы, заговорил Эдди:
– Башмаки? Летающие башмаки? Как по-твоему, что это может означать?
Роланд покачал головой.
– Расскажи нам, что еще ты увидел, – попросила Сюзанна.
В брошенном на нее взгляде она увидела такую невероятную боль, что горько пожалела о словах, только что сорвавшихся с языка. Она отвела глаза, сжала руку Эдди.
– Извини меня, Сюзанна, но я не могу. Все, что мог, я уже рассказал.
– И ладно, – вставил Эдди. – Конечно, Роланд, ты рассказал нам предостаточно.
– Очно, – согласился Ыш.
– Ты еще видел эту ведьму? – спросил Джейк.
Пауза длилась долго, они решили, что Роланд не ответит, но ответ последовал:
– Да. Она еще не свела со мной счеты. Как и мои сны о Сюзан, она последовала за мной. От Меджиса до самого Гилеада.
– Что ты хочешь этим сказать, Роланд? – В голосе Джейка слышался благоговейный ужас. – О Боже, Роланд, что это значит?
– Не сейчас. – Роланд поднялся. – Пора в путь. – Он посмотрел на высящийся перед ними дворец. Солнце как раз поднялось над его башенками и крышей. – До него далеко, но думаю, мы подойдем к нему еще сегодня, если прибавим шагу. Оно и к лучшему. Не хотел бы я приближаться к нему после захода солнца.
– Ты уже знаешь, что это? – спросила Сюзанна.
– Беда, – повторил Роланд. – И у нас на пути.
4
В то утро червоточина иной раз дребезжала так громко, что даже вставленные в уши патроны не могли полностью заглушить этот мерзкий звук. В такие моменты Сюзанне казалось, что у нее разжижается переносица, а посмотрев на Джейка, она увидела, что у того из глаз текут слезы. Не потому, что он грустил или его что-то расстроило. Нет, просто слезные железы вышли из-под контроля. Она не могла выбросить из головы этого игреца на пиле, которого помянул мальчик. Звучит, как гавайская гитара, крутилась и крутилась мысль, пока Эдди толкал ее кресло-каталку, лавируя между автомобилями. Звучит, как гребаная гавайская гитара, не правда ли, мисс Такая Черная Красавица?
С обеих сторон автострады червоточина уже забиралась на насыпь, своим мерцанием изгибая силуэты деревьев и элеваторных башен. Она наблюдала за путниками, как голодные звери в зоопарке могли наблюдать за пухленькими детьми, пришедшими посмотреть на них. Сюзанна вспомнила червоточину в каньоне Молнии, жадно тянущуюся сквозь дым к людям Латиго, затаскивающую их в себя (не говоря о тех, которые сами шли к ней, как зомби в фильмах ужасов), а потом вновь подумала о том психе из Центрального парка с пилой. Звучит, как гавайская гитара, не так ли? Сосчитана одна червоточина, и звучит она, как гавайская гитара, не так ли?
И когда она решила, что больше этого не выдержит, червоточина опять начала отступать от автострады И-70, и ее дребезжание сразу ослабло. Сюзан даже смогла вытащить патроны из ушей. Чуть трясущейся рукой засунула их в карман на боковинке кресла.
– Эта червоточина едва нас не достала, – просипел Эдди. Сюзанна оглянулась, увидела, что глаза у него красные, а щеки мокры от слез. – Не волнуйся, крошка Сюзи. Слезные железы, ничего больше. От этого звука они открылись, как ворота.
